Ледяное сердце герцога (СИ) - Ваганова Ирина Львовна. Страница 7
— Обошлось! Мечтает поблагодарить вашу светлость за спасение.
— Мальчишка? Он здесь? Пусть заходит.
Шугэ выскользнул, его сменил щуплый подросток. Мальчик говорил о доброте герцога, о том, как сердце спасенного переполнено благодарностью, еще что-то. Какой прекрасный образ! Громм любовался необычно красивым лицом, шевелением маковых губ, блеском ясных темно-серых глаз. Какой нежный голос! Он чарует, он манит! Герцог испытывал негу, слабость во всем теле, его неодолимо тянуло к этому пареньку. Что за напасть!
— Ты возвращаешься к родным в деревню? — скрипуче произнес Громм, силясь подавить разрастающееся в сердце благостное ощущение.
— Я сирота. Меня растила мачеха, но жизнь с ней стала нестерпима, я буду менестрелем. Теперь моя судьба — дорога, а приют под кронами деревьев.
Бедняжка! Один среди жестоких, злобных людей. Нежность охватила все существо и мешала дышать.
— Хорошо поешь? Спой мне.
Мальчик снял с плеча ремень лютни, обхватил тонкими пальцами гриф и заиграл. Каждое его движение волновало, Громм до боли в суставах вцепился в стул, на котором сидел. Звучала песня. Незамысловатая нежная мелодия будоражила воображение, простые слова о любви и верности влекли слушателя к певцу с нарастающей силой.
— Уходи, — простонал герцог и вдруг вскричал, как раненый зверь, — вон! Вон отсюда!
Мальчик прервал песню, с достоинством поклонился и вышел. Дивный, чарующий голос еще звучал в комнате:
— Прощайте, ваша светлость, я буду молиться о вас, пока дышу.
Дверь за обворожительным менестрелем закрылась, время шло, но Громм всем телом ощущал незримое присутствие мальчишки. Как такое могло произойти с неприступным для любовных чар герцогом Эдуаном! Где его самообладание и здравый смысл? Постепенно чувство необъятного счастья и влечения сменилось щемящей тоской. Зачем он выгнал менестреля! Пусть бы жил в замке, развлекал дивным пением хозяина и гостей… Да! Надо вернуть мальчишку.
— Шугэ!
Герцог в нетерпении шагнул к выходу, чтобы поторопить слугу, тот мешкал. Наверное, пошел провожать своего подопечного. Раскрыв дверь, Эдуан убедился, что слуги нет поблизости, и, справляясь с желанием бежать следом, заставил себя вернуться за стол. Бессмысленно перебирая бумаги подрагивающими влажными пальцами, он наткнулся на письмо Грэга Горроу, вскрыл конверт и принялся за чтение. Блуждающие в туманной дали мысли собрал не сразу. Однако дядино послание вернуло племянника к действительности. Граф подробно объяснил, как надо обращаться с присланной колдовской шкатулкой. Оказывается, это вовсе не подарок матушки! Всего лишь бережно хранимое долгие годы лекарство от ледяного сердца. Дядя настойчиво просил Громма, прислушиваясь к доводам разума или советам близких людей, выбрать себе невесту, затем в ее присутствии раскрыть шкатулку. В ней лекарство, оно действует мгновенно: предметом обожания станет та, кого молодой человек увидит первой.
Взгляд Громма упал на раскрытую перед ним шкатулку. Так вот в чем дело! Эти ненормальные родственники решили, что Громм нездоров! Диагноз поставили — существующую лишь в народной фантазии болезнь. Снюхались за его спиной. Мать подбросила эту гадость, чтобы он потерял рассудок и женился. Зачаровали! Разума лишили!
— Вы звали меня, ваша светлость? — скользнул в кабинет слуга. Он еще не оправился от перемены в герцоге. Тот никогда раньше не интересовался самочувствием супруги Шугэ. Более того, Золле разрешили поселиться в замке лишь при условии, что та будет исполнять обязанности швеи и прачки.
Не успел парень понять причину неожиданной мягкосердечности его светлости, как хозяин предстал в новом образе:
— Нет. Уходи, — Эдуан захлопнул шкатулку. — Постой! Ничего не чувствуешь?
Шугэ растерянно хлопал глазами.
— Не молчи! Ты слышишь необычный… Говори!
— Райский аромат, ваша светлость. Это духи?
— Кроме аромата, еще что-нибудь?
— Не понимаю, простите. Музыка слышится будто… — осмелился предположить слуга. — О чем вы спросили?
— Любовь… счастье?
Шугэ смутился:
— Право не знаю, что сказать, господин. Жену люблю, уж года три. Дитя она ждет, так и счастлив, чего говорить…
— Ладно. Иди!
Шугэ удалился, недоуменно поглядывая на господина. Эдуан повертел шкатулку в руках. Долго это будет действовать? Эмоции улеглись, но как после грозы остается чистота, свежесть, запах озона, так и теперь Громм ощущал обновление и ясность. Предположив, что причина охвативших его ярких чувств находится в шкатулке, его светлость развеселился. Милая матушка хотела, чтобы он потерял голову от хорошенькой барышни, а подвернулся крестьянский мальчишка, едва не ставший добычей орлана! Славный мог получиться анекдот, да только не станешь рассказывать такое о себе. Да и кому? Герцог с сожалением покачал головой. Нет близких друзей. Нет никого, кому можно доверить сокровенные мысли и чувства. Раньше и необходимости такой не было, а теперь… Громм глубоко вздохнул и протяжно выдохнул. Надо собраться. Надо выбросить из головы и сердца эту глупость!
Глава 5. СИРОТА
В лесах герцогства Эдуан водились лоси, медведи, кабаны, множество мелкой дичи. Охотиться здесь любил сам король. На должность главного лесничего желающих было много, ведь платил герцог щедро. Работы тоже хватало. Грэг Уэсли — потомок обедневшего дворянского рода — стремился сюда не только из отвращения к праздной жизни и бессмысленному существованию молодых искателей богатых невест. Юноша горячо любил дочь священника и вопреки воле родителей женился на ней. Молодым отказали даже в том скудном содержании, которое эсквайр Грэг Уэсли имел до свадьбы. Должность в лесах герцога Эдуана оказалась везением. Новоиспеченная семья быстро обзавелась хозяйством в добротном доме среди живописной природы. Молодожены чувствовали себя необычайно счастливыми, не зависящими ни от родни, ни от условностей света, ни от кого бы то ни было. На пятый год Бог подарил им дочь.
В доме на опушке леса вдали от деревень проходило раннее детство Милтины. Мать она не помнила, та скончалась после ее рождения. Отец вскоре женился второй раз — работы в лесу много, смотреть за дочкой и хозяйством некогда. Мачеха оказалась женщиной властной, расторопной. Она с удовольствием руководила тремя работниками лесничего и сама дел не чуралась. Крепкое хозяйство процветало, в доме всегда был достаток.
К падчерице женщина относилась хорошо, но мамой не позволяла себя называть, хотела иметь родных — румяных кареглазых крепышей. Бледненькая сероглазая девчушка совсем на нее не походила. Годы шли, Бог детей не давал. Тоненькая падчерица росла, все больше напоминая родную мать. Вместе с ней росло неудовольствие лесничихи, будто Милтина виновна в бесплодии мачехи. Это неудовольствие превратилось в ненависть, когда погиб отец девочки. Дочке в ту пору исполнилось двенадцать лет. На ребенка по милости герцога было выделено содержание, которое мачеха прибрала к рукам. Дом в лесу пришлось освободить для семьи нового лесничего. Хорошо еще, вдова умудрилась вовремя перегнать корову и лошадь в родную деревню. Прихватила также курочек, припасов кое-каких, что уместились на телеге.
Родня встретила вдову холодно, что уж говорить о чужой девчонке! Падчерица трудилась целыми днями. Все наперебой давали Милтине поручения, не сообразуясь ни с ее юностью, ни со здоровьем. Называли девочку лишним ртом, нахлебницей, приживалкой, не признавая, что она отрабатывает свой кусок хлеба с лихвой. Досыта не кормили, обновы она даже в мечтах не смела просить. Купленная еще отцом одежда вскоре износилась, тогда в ход пошли добытые из сундуков штаны и рубахи братьев мачехи — работать в мужской одежде было удобнее. По воскресеньям Милтине позволяли надевать старые юбки и кофточки хозяйки из тех же сундуков — в праздничные дни девушка пела в церковном хоре соседнего села. В храме она забывала о горестях, отдыхала душой и телом, измученным непосильной работой.