Наследница достойных (СИ) - Ваганова Ирина Львовна. Страница 29
Он склонил голову, похлопывая себя по коленям, помолчал, потом вскинулся и сказал сухо:
—Ты действительно не готова, Аделия. Ошибся я в тебе. Переночуешь, а завтра иди к Бараньей башке.
— Вы отпускаете меня? — от удивления у меня во рту пересохло, будто я год воды в рот не брала.
— Без любви ничего не получится. Иди, красавица!
Я встала и быстрым шагом направилась к выходу. В дверях оглянулась:
— До свидания.
— Прощай. И вот… — он прикрыл глаза, точно вспоминая что-то. Пришлось подождать, когда он очнется. — Прежде чем прыгнуть в провал, скажи: «Достойные, примите дочь в объятья».
— Достойные, примите дочь в объятья, — прошептала я. — А для чего это?
Старец хмыкнул, осуждая мое недоверие:
— Чтобы путешествие было приятным.
Я поклонилась на прощанье и выбежала.
Каждый шаг по коридору был короче предыдущего — я не верила в освобождение, ждала, что вот-вот за спиной раздастся проказливое «Обманули дурака на четыре кулака» или другая детская дразнилка. Отворив входную дверь, прислушалась, нет ли торопливого топота маленьких ножек? Было тихо, будто Филий задремал на своем стуле. Потрясла головой, прогоняя наваждение, и побежала вдоль пышных кустов, усыпанных пурпурными бутонами. Дорожка привела меня к акации, в тени ее сидел Лавдий, уткнувшийся в мою книгу.
— Ну что? — спросил он, поднимаясь.
— Завтра ухожу из монастыря. — Увидев удивленно вскинутые брови монаха, торопливо добавила: — Старец позволил.
Инок отвернулся и повел рукой, предлагая идти. Заговорили мы лишь у дверей кельи. Я радовалась, что не пришлось отбиваться от настойчивых предложений посетить вечернюю службу. Требовалось время на отдых и размышления.
— Твоя книга, — протянул мне Лавдий потрепанный томик с каменной спиралью на обложке.
— Она больше не нужна мне, — покачала я головой.
— Позволишь оставить на память? — печально улыбнулся он.
Я наклонила голову в знак согласия и прерывисто вздохнула. Как сложится судьба монахов после того, как избранная оставит проклятый мир? Долго ли будет длиться память, о которой говорил Лавдий? Мне хотелось извиниться за то, что не оправдала надежд, но не представляла какие подобрать слова, поэтому просто спросила:
— Вы не удивились тому, что Филий отпустил меня?
— Старчик всегда удивляет. Это как раз неудивительно.
— Старчик? — хмыкнула я.
— Мы так называем его между собой, — глаза инока смеялись. — Смотри, не проболтайся.
Я пожала плечами: кому я могу проболтаться?
— Смешное прозвище. Очень подходит Светлейшему. — Я толкнула дверь, чтобы скрыться в келье, но на пороге задержалась: — Как думаете, почему он отпустил меня?
Лавдий не выглядел озадаченным, насельники монастыря привыкли доверять своему старчику:
— У наследницы достойных свой путь. Наше представление о нем оказалось ошибочным. — Он отступил, прижимая к груди мой подарок. — Да не отвернется от тебя Хранитель, леди Аделия!
Оставшись одна, я принялась ходить по комнатам. Места было маловато, но ни молиться, ни сидеть, ни лежать я не могла. Три шага вдоль кровати, поворот, два шага в молельню, разворот…
Избавление от роли спасительницы должно бы принести радость, ведь я с самого начала не принимала ее, но почему-то настроение было поганым. Я обрела надежду на встречу с семьей, это ли ни счастье? Счастье, подпорченное мыслями о тех, кто обречен на беды и смерть. Утешала себя: не я виновата в том, что Светлейший ошибся, выбирая наследницу. И что я могу? В книге пророчеств, даже в самом полном варианте, ничего не говорилось о конкретных делах. Словно само по себе оставление несчастной сироты в агрессивной среде может повлиять на судьбу мира. Теперь и старец согласился: не может.
Не то чтобы я убедила себя, но тяга домой пересилила сомнения. Завтра я отравлюсь в путь. Созревшее решение подтвердил перезвон колоколов — закончилась служба. Мне захотелось попрощаться с теми, кого я успела узнать в дороге. Лукрия, Пифания и другие женщины были добры ко мне, сбежать, не сказав и ни слова, было непростительной неблагодарностью.
Корпуса трудниц исчезли, в гостинице места было мало. Паломникам ничего не оставалось, как разбить палатки за стеной монастыря. Я без труда нашла костер, разожженный моими спутниками.
— Лота! — кинулась ко мне Лукрия, едва разглядев в сумерках мой силуэт.
— Это леди Аделия, — хмуро заметил кум. — Наследница, что б мне с места не сойти.
— Не говори так, — я уселась на плоский камень в обнимку с Лукрией и тронула локоть мужчины. — Монахи ошиблись. Никакая я не наследница.
Лица сидящих вокруг костра посветлели, с разных сторон послышались возгласы:
— Ух! Я так и знала!
— Ну и правильно, а то навалились на девчонку всем монастырем!
— Придумали тоже! Лота — и вдруг избранная! Разве бывают избранные такими?
— А какими бывают?
— Ну вон как кум хотя бы!
Мне стало весело: людям было неприятно сознавать, что их долгое время дурачили, поэтому они с удовольствием сочли одураченными других.
— Утром уйду из монастыря, — шепнула я на ухо Лукрии.
— Почему? — огорчилась та.
— Старец велел домой отправляться.
— А-а-а.… ну так ты к Пифании в кибитку попросись. Она завтра тоже едет, хоть до тракта тебя подбросит.
Совет был хорош.
Мы еще немного посидели, поели печеных овощей, поговорили о предстоящих работах по восстановлению приюта и других исчезнувших зданий. Потом перешли к обсуждению тревожных новостей. В графстве Боннт собрали ополчение, чтобы противостоять вохрам. Жить в предгорьях стало опасно, все дороги забили беженцы. Предполагая, что враги хлынут через перевал лавиной, король выслал сюда войска. Я отметила для себя, что мое бегство вразумило дядюшку — он занялся делом.
Когда ночь вступила в права, высыпав на черный бархат неба свои сверкающие алмазы, люди потянулись к палаткам. Я простилась с бывшими соседями по фургону, выслушала их добрые пожелания и отправилась искать матушку Пифанию. Столкнулись мы в двух шагах от угасающего костра, одна из Аделий сообщила ей мою просьбу.
— Да-да, милая Лота, — добродушно кивала Пифания, — возьму тебя хоть до самой столицы.
— Мне в другую сторону, матушка.
— Что ж, — вздохнула она, — время страшное. Все мы оставлены Хранителями. Одно могу пожелать, Лота: пусть ты будешь исключением.
— Благодарю, — я всеми силами старалась не расплакаться. Бедная женщина не догадывалась, насколько она права.
Мы договорились отправиться в путь, как только солнце выглянет из-за вершин отрога, и пожелали друг другу доброй ночи.
После стольких переживаний уснуть было сложно, но я потеряла нить размышлений, едва голова коснулась подушки. Видно, мой Хранитель прислушался к пожеланиям людей.
Разбудил меня звон, зовущий монахов на предрассветную молитву. Чувствовала я себя лучше, чем накануне. Сомнения и тревоги отступили. Попросив перед статуей Хранителя благословения на предстоящую дорогу, собралась и к назначенному времени пришла к воротам. Там уже стояла кибитка Пифании, я с удивлением заметила рядом с матушкой Лавдия. Он приветствовал меня легким поклоном:
— Светлейший просил передать благословение на выбранный путь. — Он протянул мне золотую цепочку с медальоном в виде стилизованной ладошки Хранителя.
Смутившись, я хотела отказаться от дара, но Пифания захлопотала, рассыпая восторженные возгласы:
— Вот удача! Сам старец тебя отметил, Лота! — она благоговейно забрала у монаха цепочку и обвила вокруг моей шеи. Застегнув, прослезилась: — Теперь я за тебя спокойна, девочка.
Вытирая уголком платка мокрые ресницы, она забралась в повозку. Молчаливый возница занял место на козлах. Я бросила прощальный взгляд на монастырь, потом взглянула на Лавдия. Тот снова поклонился, желая доброго пути:
— Прощай, леди Аделия. Не забудь слова, которые нужно сказать перед вратами.