Господин Изобретатель. Часть I (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич. Страница 10
— Цвет знатный, такого я не видел… А откуда краска?
— Я с Генрихом придумали, привилегию уже подали (это чтобы братец губы не растягивал).
— Ну, Сашка, не ожидал. А сколько времени уйдет, чтобы 15 штук шелка покрасить?
— Это с красильщиками сам договаривайся, с нас краска, на нее пять сотен и беру. Только не торопи их. Давай сначала договаривайся на 5 штук.
— По рукам! А сколько тебе шелку надо для пробы?
— Чтобы хватило на три хороших рубахи, или четыре — пять, если сам хочешь надеть и на твоего приказчика: как народ на рубаху — то глянет — с руками все оторвут. Для начала цену поставь в три раза больше, чем на простой шелк. Вот и получится тебе 2000 руб, нам с Генрихом по 1000 руб + аванс на материалы что мы тебе отдадим и 1000 — на наем персонала, реактивы и расходы по продажам — половина от этого сразу мне в виде аванса. Если что сверху, думаю, что брата не обманешь (конечно, обманет и глазом не моргнет)
Получив шелк на четыре рубахи и пять сотенных аванса на доп расходы, я вернулся к Генриху.
— Генрих, в общем, с нас краска — вот пять сотен аванса, можешь закупать реактивы и нанимать помощников. То, что продукт ядовит и работать надо в латексных перчатках под вытяжкой, ты и сам знаешь. А вот не будет ли ядовит шелк после обработки?
— Саша, после промывки и сушки я до утра спал на покрашенной ткани и, как видишь, жив.
Через неделю мы принесли Ивану краски на первые пять рулонов, затраты на краску оказались менее 100 рублей, включая труд помощника — химика. Предварительные испытания с пробным куском показали, что краска ложится равномерно, не выцветает, не выгорает на солнце и не линяет при десятикратной стирке. Еще через неделю первая партия пошла в продажу. Через два дня я зашел в лавку. Снаружи висела огромная вывеска — «Привозной товар, ограниченное количество «Царьградский пурпурный шелк», как у византийского императора» (это я подсказал про Императора и рассказал историю про пурпур в древности). Перед лавкой толпился народ, с крыльца вещал Иван: господа, расходитесь, через две недели будет еще привоз товара.
Увидев меня, Иван кинулся ко мне:
— Братец, давай еще краски, видишь, что творится!
— Да уж готово, по городу второй день слухи про волшебный шелк.
— Это точно, ко мне такие господа приезжали, что я ни разу и не видел, предварительно заказов на все, что есть.
— Ну вот, я же говорил тебе, а ты не верил, а Генрих, тот сразу поверил…
— Так он ученый немец, ему виднее.
— Вот у нас всегда так, чуть что — «ученый немец», а своих пинаем… А ведь пурпур у нас лучше британского получился — темнее и насыщенней цветом. Сдается мне, что они нам или второсортный товар поставляют или разводят краску вдвое. Вот, посмотри — и я показал ему два лоскутка шелка: один более блеклый, другой насыщенно — пурпурный. Ну и какой бы выбрал византийский император? То — то же. Давай тарантас, поедем за краской.
Когда Иван забрал бадейки с краской, Генрих спросил меня, как идут дела у брата. У него заказов на весь шелк, что остался, у лавки народ чуть не дерется.
— Саша, я вот текст привилегии составил, так чтобы ни реакция Перкина, ни Зинина прямо не просматривались (мы же их комбинируем). У Зинина, кстати, самый экономичный путь синтеза[2], так что британцев в случае снижения ими цены мы можем давить ценой сами, а качество ты видел.
Из причитающегося мне куска шелка я заказал рубаху, ее уже сшили, надо будет забрать (деньги взял из 500 рублей аванса — это реклама, а она — двигатель торговли). После всех манипуляций с синтезом на руках Генриха осталось больше сотни: он мне отчитался в тратах письменно до копейки. Я передал остаток ему на другие работы, которые могут в будущем понадобиться, чтобы он не брал денег из семейного бюджета. С Ивана я рассчитывал получить еще минимум 2000 рублей и он подтвердил, что как только продаст последний отрез шелка, тут же со мной рассчитается, причем сказал в присутствии свидетелей — Генриха и Лизы. Забрав рубаху, я вернулся домой, где меня ждал конверт с надписью «Его благородию Александру Павловичу Степанову».
Я распечатал конверт и услышал в голове Сашин голос: «Это почерк деда».
Ну вот, на ловца и зверь, то есть дед, бежит…
Из письма следовало, что дед ждет меня послезавтра на обед и пришлет к 12 коляску, но чтобы я не сообщал матушке и Ивану, куда поехал. Интересно, выходит, Лизе и Генриху можно?
На следующий день я обговорил с Генрихом детали визита. Явно дед заинтересовался шелком, только ленивый в городе еще о нем не слышал. Предложить ему выкупить привилегию? За какую цену?
— Генрих, мы партнеры, поэтому я предлагаю разделить гонорар в равных долях 50 на 50 процентов. Начнем торговаться с 10 тысяч, закончим на 6, меньше я не уступлю. Так что тебе будет тысяча с Ивана и 3 тысячи от привилегии.
— Тебе решать Саша, за предложение спасибо, но ведь застрельщик дела — ты, тебе и доля должна быть больше. И что ты собираешься, если не секрет, делать дальше.
— Не секрет. Да ты уже знаешь, я хочу сделать лекарства от инфекционных болезней, в основе которых — то же бензольное кольцо, что и в феноле и в анилине. А второе — хочу сделать вычислительную машину для сложных математических расчетов. Ты, кстати не знаешь, сколько стоит простое телеграфное реле? Сименс вроде уже свой завод имеет в России. Или не зависеть от Сименса и наладить свое производство — вот на это и хочу положить свой гонорар. Финансировать же работы, а денег понадобиться вдвое больше, буду через производство красителей и лекарств.
— Саша, ты, конечно, замахнулся на труднодостижимое. Но мне кажется, что у тебя получится. Вот и Лизхен говорит, что ты сильно изменился за месяц, не только окреп физически, у тебя блеск какой — то в глазах появился, прямо искры какие — то. И энергия через край бьет.
— Насчет искр — это точно, как приделался головой, так искры из глаз брызнули, вот до сих пор и бьют через край.
— Вот и смешинки всякие у тебя появились, а раньше был — бука букой. И вообще, какие — то необычные знания у тебя появились, вроде видишь обычные вещи, а по — другому, вот как с букетом получилось. И в химии разбираешься, а вроде в гимназии не блистал.
— Ну, это наверно, тоже от удара по голове, иногда, говорят, и полезно бывает, удружил брат Ванечка. Хорошо, вот съезжу к деду, тогда обсудим дальнейшие наши действия.
Наутро я нарядился в тужурку и брюки, отглаженные накануне Глашей, одел начищенные штиблеты. Посмотрел на себя в зеркало в новой рубахе — прямо горит «царьградский» шелк. На голову — фуражку. Глаша оглядела меня:
— Неужто к барышне, барин?
— Точно, угадала, если дело выгорит, с меня — коробочка монпансье[3].
Взял сверток с остатком шелка и вышел на улицу. У дома ждала пролетка.
— Барин, ваше благородие, вы — Степанов Александр Палыч?
— Да, угадал, братец.
— Тогда садитесь, поедем.
И мы поехали к деду. Я ожидал увидеть какую — то избу со слюдяными окошками (шучу, конечно). Но увидел вполне приличный купцу первой гильдии, двухэтажный особняк с большими окнами, но без архитектурных излишеств. Внутри в доме все было солидно и говорило о достатке хозяина.
Войдя в хозяйский кабинет, я перекрестился на икону старинного письма и поклонился деду. Дед вышел из — за письменного стола с какими — то бумагами и счетами:
— Здравствуй, Саша. Давно тебя не видел, экий ты молодец стал, прямо жених.
— Здравствуй, дед. Я специально отказался от величания «Иван Петрович», сразу стремясь сблизиться. Если не удастся это, то не удастся и весь разговор. Нет, прокатило. — Мне уже сегодня ты второй говоришь, что я на жениха похож.
— Это, Саша, от рубахи твоей знатной. Слух по всему городу прошел. Я уточнил, говорят Ваньке брат краску особую привез, вот он и покрасил шелк, что у него залежался Никто не брал — он его испортил неправильным хранением, а вот гляди — покрасил и народ влет расхватал. Говорят, даже дрались за последние куски. Вот захотелось узнать прямо от тебя.