Охотник - Хантер Джон. Страница 18

Я обратился к следопытам с просьбой последовать за кабаном в нору. Следопыты объяснили мне, что они исповедуют магометанство, а закон ислама запрещает прикасаться к свинье. Если бы не это, они бы с радостью исполнили мою просьбу. Мне ничего не оставалось, как самому спуститься за зверем. Я снял свою куртку и, сказав помощникам, чтобы они меня вытащили за ногу, как только начну брыкаться, пополз в нору.

Нора была слишком тесная для меня, а от вонючего дыхания кабана я чуть не задохся. Так как я закрыл вход в нору собственным телом, то стало совершенно темно. Я с трудом протискивался вперед, нащупывая путь руками. Вдруг моя рука наткнулась на рыло кабана. Я схватил его за клыки. Кабан попытался прижать мою руку к стенкам норы, но я не отпускал его, ожесточенно брыкаясь ногами. От недостатка воздуха и удушливой вони, исходившей от кабана, я чуть не потерял сознание. Наконец, мои помощники вытащили меня и вонючего зверя наружу.

Когда я встал на ноги, утирая лицо, граф сказал мне:

— Блестяще, Хантер! Собственно кабан как трофей мне не нужен, мне просто нужна шкура на седло. Не повредили ли вы ее?

Надеюсь, что граф был в достаточной мере удовлетворен своим седлом. Иначе как оправдать те мучения, которые я перенес, вытаскивая кабана из норы?

Глава шестая

Охота на львов в Масайленде

Однажды весной, примерно в середине двадцатых годов, меня пригласил начальник Департамента по охране дичи в Кении капитан Ритчи, кавалер ордена Британской империи и Военного Креста. Он сделал мне чрезвычайно соблазнительное предложение.

Для того чтобы понять причины такого предложения, необходимо иметь представление о необычных условиях в Кении в тот период.

В центральной части Кении лежит огромное плато — здесь живет воинственное племя масаи, Масаи — племя копейщиков. Они с презрением относятся к луку и стрелам, считая их оружием трусов, которые боятся приблизиться к своему противнику. Молодые воины этого племени называются моранами. Питаются они в основном свежей кровью зверей и молоком. По мнению масаи, это единственная подходящая пища для воинов. В последнее время жители начали усиленно разводить скот. Частично в результате чрезмерно разросшегося стада и недостатка пастбищ по районам пронеслась тяжелая эпидемия чумы рогатого скота. Пали тысячи голов скота, и у масаи осталось лишь небольшое племенное стадо.

Львы стали пожирать дохлый скот, а так как равнины были сплошь усеяны трупами рогатого скота, львы стали быстро размножаться. Слабенькие львята, которые при нормальных условиях погибли бы, доживали до зрелого возраста. Поэтому на территории, населенной племенем масаи, в удивительно короткое время развелось невероятное количество львов. Когда эпидемия прошла и на равнинах уже не было дохлых коров, львы стали охотиться на живой скот. Масаи с копьями и щитами выступили на защиту бесценных остатков своего стада. Но каждый убитый лев стоил жизни одному или двум молодым воинам, растерзанным зверями. Рана, нанесенная львом, почти всегда ведет к заражению крови, поскольку когти хищника покрыты пленкой гниющего мяса предыдущей жертвы. Даже поверхностная царапина часто приводила к смерти. Старейшины племени опасались, что масаи потеряют весь цвет своего воинства. Им оставалось обратиться за помощью к властям.

— Я полагаю, — заявил мне капитан Ритчи, — что эту задачу не следует возлагать на обычного охотника-спортсмена. Это под силу только опытному охотнику. После продолжительного обсуждения Департамент по охране дичи решил, что вы подходите лучше всего. Нужно уничтожить всех львов, наносящих ущерб. Численность львов в течение ближайших трех месяцев должна быть доведена до минимальной нормы. В качестве оплаты вы можете оставить себе шкуры, — закончил капитан Ритчи.

В то время первосортная шкура льва с черной гривой стоила двадцать фунтов, львицы — три фунта. Риск, конечно, был большой, но в то же время охота на львов могла принести значительную сумму денег. У нас уже было четверо детей, а ведь их воспитание обходится не дешево даже в Кении.

Я обсудил это предложение с Хильдой. Опытный охотник, не подвергая себя слишком большому риску, может убить в зарослях кустарника 10, даже 20 львов. Но охота с целью уничтожения 100 львов за короткий промежуток времени может кончиться серьезными ранениями от когтей этих зверей. Моя подруга высказала блестящую мысль:

— Ты помнишь свору собак капитана Херста, с которой ты охотился на львов в кратере Нгоронгоро. Ведь собаки тебе тогда здорово помогли. Почему бы не воспользоваться собаками в данном случае?

Это была блестящая идея. Однако австралийские гончие капитана Херста давно были распроданы его братом, и я не мог себе представить, где можно было бы раздобыть другую свору. После нескольких бесплодных попыток приобрести подходящих гончих я обратился на собачий рынок в Найроби и нашел там пестрое сборище из 22 собак, ожидавших решения своей судьбы. Это были ничего не стоящие бездомные животные разного цвета, возраста и породы. И я купил их по десяти шиллингов за штуку. Когда Хильда увидела свору «львиных» гончих, лицо ее омрачилось. Через несколько дней положение ухудшилось — ни одна собака не знала, как вести себя. Днем они лаяли, а по ночам выли, затевали драки друг с другом, а также с нашими слугами; когда им становилось скучно, они уходили и нападали на собак наших соседей. Через неделю я все же привел это сборище (я никак не решаюсь назвать его сворой) в более или менее пристойный вид и был готов отправиться на территорию масаи. Власти снабдили меня упряжкой из шести волов, чтобы доставлять приманку в различные пункты территории племени масаи. Я выступил в Масайленд со своей сворой в сопровождении нескольких местных носильщиков и драгоценными, хотя и тихоходными волами.

Сначала мы двигались по шоссейной дороге, ведущей на Конзу, расположенную примерно в 80 милях к юго-востоку от Найроби, а затем повернули на запад. После дня пути мы стали выходить из лесистой местности на открытую равнину. Стали реже встречаться крытые камышом хижины земледельцев племени кикую. Обработанные шамбы исчезли. Впереди лежала покрытая травой равнина, изобиловавшая дичью. На этих идеальных пастбищах в течение долгих веков племя масаи пасло скот рядом со стадами зебр и уайлдбистов. Воздух там прохладен и чист, им приятно дышать.

Мы шли все дальше и дальше в дикую массайлендскую территорию. Не будь в Найроби Хильды, я не пожалел бы, если бы мне вообще не пришлось туда вернуться. Передо мной была Африка в ее девственном виде, такая, какой ее создал бог и какой она оставалась до прибытия белого человека, который первым делом стал уродовать ее естественный облик. Мы разбивали лагерь там, где нас заставала ночь. Едва солнце появлялось из-за холмов, мы продолжали свой путь, во всем руководствуясь лишь собственными желаниями.

Однажды вечером, когда мы уже значительно продвинулись в глубь территории, до меня донеслось рычание львов, ходивших вокруг лагеря. По звуку их голосов я понял, что это самцы. На рассвете я впервые встретился с представителями племени масаи — двумя молодыми моранами, которые, выйдя поохотиться на львов, увидели наш лагерь. С чувством собственного достоинства они подошли к моей палатке и остановились, опираясь на свои копья. Они внимательно изучали меня. Масаи резко отличаются от всех жителей Африки, с которыми мне приходилось встречаться. Это рослые, стройные люди с очень тонкими чертами лица — более правильными, чем у белого человека. Существует даже мнение, что масаи — потомки древних египтян, которые ушли на юг во время какого-то крупного переселения народов. Лица молодых воинов были окрашены красной охрой и обведены белым мелом, изготовленным из истертых в порошок костей. Их одежда состояла из одного предмета — одеяла, небрежно охватывавшего тело и завязанного на плече.

Я сказал молодым воинам, что прибыл с целью уничтожения львов. Мораны, казалось, нашли эту мысль забавной, и сказали, что мне будет трудно и хлопотно убивать львов при помощи одного ружья. Они считали копье единственно подходящим оружием для охоты на львов. К огнестрельному оружию масаи относятся с глубоким презрением, унаследованным от тех давних времен, когда военные отряды их племени легко расправлялись с арабскими работорговцами, вооруженными заряжающимися с дула мушкетами.