Похороны чародея - Хантер Ким. Страница 38

Голгат пробормотал:

— Что это за мерзкий карлик?

— Одно время я на него работал, — ответил Солдат, — когда еще не был гражданином. Ладно, Спэгг, пошли с нами. Но знай, как только я заподозрю, что ты хитришь, будешь болтаться вверх ногами на копье Голгата. Ясно?

— Ясно, — с готовностью выпалил Спэгг.

— Да мне на этого омерзительного гнома даже копья жалко, — вставил свое слово Голгат. — Я просто разотру его ногой.

— Милый у тебя дружок, — пробормотал Спэгг, покосившись на Голгата. — Не очень-то церемонится с обещаниями.

Все трое дошли до доков и сговорились с владельцем одной посудины довезти их до побережья за пять золотых монет. Только в пути, когда баржа тихо покачивалась на волнах направленной в канал реки, Солдату удалось успокоиться. Он откинулся на мягкие ватные тюфяки и, задрав голову, разглядывал каменную кладку тоннеля. Наверху было множество зарешеченных отверстий, сквозь которые виднелось ночное беззвездное небо. Мир без звезд кажется таким странным… То, есть, конечно, понятно, что от звезд толку не много — это просто бусины, вплетенные в черный окутывающий землю плащ, — но без них небо мертво, пустынно, будто лицо, с которого смыли все черты — нос, глаза, брови, — оставив пустую невыразительную плоть.

К Солдату приблизился Голгат, и он рассказал другу, о чем думал.

— По-твоему, звезды бесполезны? — воскликнул Голгат, — Ничего подобного. Я постоянно пользуюсь звездами.

— Когда путешествуешь по морю?

— Не только. Звезды образуют магические рисунки, по которым я предсказываю судьбу. Это то же, что навигация, только передвигаюсь я не по морю, а по времени. Я волшебник-астроном.

— Понятно. И что говорят звезды?

Голгат вскинул руки:

— У нас нет будущего.

Вдруг Спэгг разразился потоком красноречия:

— Я всегда хотел схватить звезду зубами. Они такие холодные и хрустящие на вид, правда? Готов поспорить, они вкусные, по крайней мере, были. Пища богов. Так и просятся в руки: мол, сорви нас поскорее с черных ветвей! Я пытался, ой как пытался. В некоторые ночи кажется, что они совсем близко. Только не дотянуться до них, как ни старайся. Я уж и на деревья залезать пробовал, и на башни, и на шпили. Но так легко они не даются. С другой стороны, они вроде бы сами должны упасть, когда созреют. Ан нет! Попробуй-ка отыскать на земле упавшую звезду. Не знаю, может быть, они лопаются, как каштаны, и от них остается только ядро? Я об этом не думал. Да, пожалуй, когда снова обрету почву под ногами, послежу, как лопаются звездные орешки.

Голгат изумленно покачал головой и сказал Солдату:

— Ты уверен, что из этого дурака получится слуга?

Спэгг нахмурился.

— Эй!

— Получится, — кивнул Солдат. — Главное — хорошенько за ним присматривать.

— Как обидно! Я спас тебе жизнь, и не раз.

Баржа скользила по водной глади извивающейся змеи-реки, чей долгий путь лежал к морю, и уносила путешественников все дальше и дальше от города. Стояла тишина, изредка прерываемая тупыми ударами шеста барочника о стены, к которым баржу порой прибивало течением. На каменном потолке тоннеля взад-вперед раскачивались лампы, и желтый свет играл на скользкой каменной кладке. На редких выступах сидели какие-то животные, которых выдавал лишь свет, отраженный от их блестящих глаз, — в основном ящеры, которые питались вездесущими крысами. Под водой — сбоку, а то и перед самым носом суденышка — скользили серебристые очертания рыб. В тоннеле, что шел от сердца столицы к самому морю, кипела своя жизнь. Солдат не раз задавал себе вопрос: не проезжала ли по этому самому водяному пути его жена всего несколькими часами раньше.

Порой он готов был поклясться, что в воздухе витает легкий аромат ее духов.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Когда баржа наконец выплыла из тоннеля, взорам пассажиров предстала бухта, битком набитая кораблями.

Наступило утро. Огромное тусклое солнце с трудом пробивалось сквозь слой облаков. На покрытой рябью поверхности океана, в который выходила бухта, виднелись корабли всех мыслимых размеров и форм. Проворные лодочки с прямоугольными рейковыми парусами и треугольными латинскими парусами, ялики и достроенные до кечей парусные баржи. Прекрасные трехмачтовые шхуны горделиво и важно входили в бухту и выходили из нее. Пятимачтовые барки, с доверху груженными добром палубами и полными трюмами легко качались по пляшущим волнам. Отважные бригантины проплывали прямо перед носами судов покрупнее и выслушивали в свой адрес поток ругательств от капитанов последних. Одним словом, в порту кипела самая оживленная деятельность, какая только возможна в обитаемом мире.

— Ну как, впечатляет? — обратился Голгат к спутникам, которые стояли, разинув рты от восхищения. — По первому разу — особенно.

— Неудивительно, что город так богат, — ответил Солдат. — Я никогда еще не видел свидетельств такой бурной торговли.

— Раньше здесь всего было раза в два больше.

— Ну, беднякам от этого не легче, так ведь? — проворчал Спэгг. Разочарование не заставило себя долго ждать и быстро сменилось негодованием.

Они обошли гавань, торгуясь с капитанами и владельцами, стараясь найти того, кто согласится перевезти их на ту сторону Лазурного моря. Голгат почти уже договорился с капитаном брига, который предложил хороший маршрут, но в конечном итоге сошлись в цене с владельцем одной каравеллы — суденышка не столь щеголеватого, как чуть превосходящий ее размерами бриг. Каравелла, которая по неизвестной причине называлась «Крылатая барабулька», имела более кокетливый изгиб корпуса и дополнительные маленькие паруса в самых неожиданных местах. Выхаживая по палубе, Голгат определил, что доски под ногами крепкие, и успокоился.

Спэгг уже испытывал сильнейшее недомогание и, перевесившись через борт корабля, изрыгал содержимое своего желудка в море, несмотря на то, что судно было все еще крепко пришвартовано к пристани.

— Ненавижу море, — простонал он.

— Откуда тебе знать, ведь ты в жизни еще никогда не плавал, — пытался увещевать его Солдат.

— По настоящему-то — первое, однако мне доводилось бороздить океаны во сне, и каждый раз меня выворачивало наизнанку.

Каравелла была загружена полными мешками каштанов. Не успели поднять паруса (некоторые каштаны, выкатившиеся из мешков, начали лопаться), как наши путники уже знали, что очень скоро, едва добравшись до берегов Уан-Мухуггиага, они уже на эти каштаны смотреть не смогут.

На рассвете следующего дня каравелла при попутном ветре пустилась в плавание. Впереди расстилались серебристые воды моря. Путешественники облегченно вздохнули: теперь они на воде, и опасность, которая могла угрожать им с разных сторон света, миновала.

Море плавно покачивало судно. Солдат радовался. Если он прежде и плавал на корабле, то это полностью стерлось из его памяти и даже из глубин подсознания. Точно сорванец, гонимый в путь духом авантюризма, он с радостью вдыхал запах соленого ветра и любовался пенистым хвостом за кормой. Временами на мачты и шпангоуты садились птицы — обитатели прибрежных просторов, — но в конце концов исчезли и они. Солдат оглянулся и увидел на самом горизонте лишь темнеющую ухмылку суши. Впрочем, в мгновение ока и этот клочок земли исчез с глаз.

Теперь их окружала лишь вода; все нити, что связывали с землей, были порваны. Но это не страшило. В тот момент Солдат мог бороздить синие просторы вечно, нисколько не жалея об оставшейся позади суше.

— Здорово, правда? — сказал он Голгату. — Что за воздух! Чистый. Свежий. Я сегодня буду спать без задних ног.

— Не все в таком восторге, — ответил Голгат, удерживаясь за опору правой рукой и указывая на Спэгга левой: бедняга только что покрыл море грибами, которые съел на завтрак.

Спэгг улегся на спину, невзирая на опасность быть растоптанным снующими взад-вперед матросами, и беспрерывно стонал. Наконец какой-то крепкий матрос с просмоленной косичкой подхватил его на плечи, отнес к моткам канатов и совершенно бесцеремонно свалил туда, чтобы под ногами не мешался.