Похороны чародея - Хантер Ким. Страница 46

— Поделом тебе, когтистая куча перьев.

Ворон, довольный, что отделался от преследователя, полетел вдоль береговой линии, где его вновь некоторое время преследовали чайки, а затем нашел деревце, на котором можно было спокойно присесть и передохнуть.

— У меня послание. ИксонноскИ просил передать тебе, что находится в безопасном месте. Ему жаль, что вы проиграли; как только он станет Королем магов, дикие племена северян вновь будут подавлены. Так, что еще? — Ворон почесал голову когтистой лапкой. Трое зрителей взирали на этот акробатический номер раскрытыми от изумления глазами. — Ах да, еще он рад, что тебе удалось спастись, и желает удачи в поисках жены.

Солдат кивнул:

— Значит, насколько я понял, он не побоялся рассказать тебе, где прячется?

— Только потому, что я однажды предал тебя, не надо думать, будто я буду теперь предавать всех и вся.

— Нет, конечно. Но не исключаю, что ты на это способен. — С некоторой долей разочарования Солдат добавил: — Значит, тебе он доверился, а мне — нет.

— Я посланник. Я должен знать, куда доставлять почту. Слушай, ты все никак не можешь забыть о том, что я тебя предал. Так вот знай, что я жизнью рисковал, доставляя тебе это послание. ОммуллуммО выслал за мной ястреба. Кровожадная бестия хотела выпустить мне кишки. И вот вся твоя благодарность?

Спэгг спросил:

— А что случилось с ястребом?

— Умер у меня на глазах — не выдержал гонки. Рухнул с неба камнем. Застрял в пищеварительном тракте акулы. Если тебя кто-нибудь спросит, кто из птиц сильнее, ястреб или ворон, можешь смело говорить, что вороны способны творить чудеса, когда надо показать стойкость духа, а ястребы вообще ни на что не годны.

Ворона поблагодарили за послание, накормили и отправили на все четыре стороны.

Солдат все еще был подавлен из-за поражения, хотя и начал потихоньку смиряться. Он решил, что нельзя забивать себе голову такими проблемами в то время, как жена сидит где-то замурованная в темницу, а может, даже страдает от жестокой руки деспота. Пора браться за дело.

Голгат организовал встречу с офирийским султаном. Спэгг остался в таверне, а Солдат и Голгат взяли провожатого и направились к оазису, что располагался вдали от города, в самой пустыне. В первый раз Солдат путешествовал на верблюде.

— На верблюде надо ехать, перекатываясь, — объяснил Голгат. — Представь, будто ты на корабле.

— Стараюсь, — ответил Солдат, который не испытывал особого восторга от езды на верблюде, — но каждый раз, когда эта бестия поворачивается вправо, я качусь влево. Горб слишком мягкий, удержаться на нем невозможно. Такое чувство, что я вот-вот упаду.

— Привыкнешь.

Верблюд, на котором восседал Солдат, повернул голову, взглянул на своего неловкого седока и с чувством плюнул огромным шматком жвачки в стену ближайшей хижины. Слюна с силой ударила в дверь, обдав ее брызгами. Заметив это, взбешенный обитатель жилища выглянул из окна и наградил Солдата жестом, который в любой культуре истолковывается однозначно. Солдату очень хотелось послать тому ответное пожелание, но Голгат вовремя его остановил:

— Все закончится потасовкой, а у нас еще полно дел.

День был в самом разгаре, когда друзья добрались до дрожащего в горячем воздухе оазиса. Из-за пальм вышел огромный золотой зверь, сверкавший так ярко, что у Солдата защипало глаза. Это существо бежало и трубило огромным длинным хоботом, будто предупреждало о том, что вот-вот протаранит приближающихся верблюдов. Сопровождающий тут же дал деру, оставив своих подопечных на милость атакующего слона. А поскольку верблюды не подчинялись им, Солдат с Голгатом были беспомощны. Они просто сидели и ожидали неизбежного.

Неизбежное оказалось лучше, чем можно было предположить. Прямо перед ними слон резко остановился, по-прежнему трубя и топая ногами. Теперь стало ясно, что он изготовлен из желтой меди и весь покрыт странными символами, а яростный огонь, что пылал в его глазах, оказался искусственным.

На спине механического чудища крепился удивительной красоты латунный паланкин — воистину произведение искусства — с зарешеченными оконцами и четырьмя роскошными флагштоками, на каждом из которых крепился цветной треугольный флажок. Как и сам слон, паланкин был отполирован до блеска. При ближайшем рассмотрении на металлической «шкуре» слона стали различимы маленькие дверцы без ручек — без сомнения, ячейки, за которыми скрывалось секретное содержимое. Ноги слона — округлые медные ножны, точно подогнанные друг к другу, которые складывались наподобие подзорной трубы, так что ноги машины сгибались и разгибались при ходьбе.

Одно из окошек паланкина открылось, и из него высунулся толстый улыбающийся человек. Тут же поднесли золотую лестницу, по которой человек спустился со спины латунного слона. Заметив, какое впечатление его транспорт произвел на странников, обладатель желтого слона рассмеялся.

— Восхитительная игрушка, правда? Из самого Ксиллиопа, города латуни, что лежит в жарких песках пустыни Джа-джа. В Ксиллиопе все сделано из латуни. Там есть маленькие-маленькие игрушки и большие-большие часовые механизмы. Тамошним литейщикам и плавильщикам нет равных. Они могут сравниться в мастерстве с великим Создателем мира — богом, который сделал всех людей и зверей на суше, птиц в небе и населил рыбами все десять внешних морей и два внутренних.

Голгат сразу понял, что их пытаются вызвать на спор: один бог создавал мир или несколько. И если он все-таки позволит втянуть себя в дискуссию, то укажет на то, что сотворение мира — работа слишком большая для одного бога. Идея, что мир вообще был сотворен, кажется нелепой образованному человеку. Самые рациональные философы сошлись во мнении, что мир уже существовал, когда на него прибыли боги и обосновались на горных вершинах, а потом сделали людей и заселили ими долины и низменности. А если мир и был кем-то сотворен, как заявляли величайшие из философов, тогда его выплюнула гигантская ильная рыба.

— Прекрасный зверь, — сказал Солдат и провел ладонью по латуни, горячей, как раскаленная плита. — Вы просто счастливчик.

Владелец замечательного слона просиял от удовольствия.

— Идите сюда. Я султан Офирии. Приглашаю вас в свой шатер. Составьте мне компанию. Попьем горячего-прегорячего чаю с сухим печеньем.

Султан был одет в зеленые воздушные шелка, на голове его возвышался огромный белый тюрбан, к которому был пришпилен драгоценный камень размером с кулак Солдата. Пальцы босых ног султана были унизаны кольцами, лодыжки были украшены бусами. На золотом поясе болтался инкрустированный алмазами клинок. В ямочке на подбородке сиял изумруд.

Одна рука султана была сделана из чистого золота, внутренние части ее были механическими. Голгат успел поведать Солдату, что руку откусил крокодил, когда султан еще ребенком играл в протекающей по дворцовому парку реке. Теперь тот самый крокодил был его домашним животным, и султан с ним никогда не расставался. Он возил его с собой повсюду в хрустальном аквариуме, который стоял на повозке, запряженной шестью прекрасными буйволами мышастой масти.

Никто не мог сказать, какие отношения связывали султана с его питомцем. Кто-то говаривал, что владыка день и ночь пытает несчастное существо. Другие считали, что, поскольку в крокодиле находится часть самого султана, то он по праву должен пользоваться всеми правами, положенными правителю Офирии. Одно было известно наверняка: султан никогда не скармливал крокодилу врагов — это была привилегия его излюбленных собак. И потому логично было бы предположить, что близость султана и крокодила завязана на мистическом родстве душ.

Султан направился к своему шатру, и вокруг владыки засуетились слуги и рабы — точь-в-точь деловитые муравьи. Они безмолвно создавали удобства на пути султана: мужчины несли над его головой огромные зонтики от солнца, женщины разворачивали под его ногами ковры, чтобы украшенные драгоценными камнями стопы не касались земли. Рядом бежали дети с прозрачными, покрытыми капельками росы освежителями воздуха и дули в антилопьи пузыри, прикрепленные к проколотым бамбуковым шестам.