Лорд-грешник - Хантер Мэдлин. Страница 43

Она смотрела на рисунок и чувствовала, как сердце щемит от тоски. И одновременно его переполняло теплое чувство к этому человеку, который восхищался ее рисунком. Он специально устроил экскурсию сюда, чтобы сделать ей сюрприз, дать возможность поработать в новой технике. Очень мило с его стороны; такое внимание не могло не трогать ее.

Линдейл теперь заполнял все дни Брайд; они вместе гуляли по городу, посещали художников, магазины гравюр и эстампов. При этом он постоянно задавал хозяевам вопросы по поводу «I Modi», расспрашивал их о граверах и последних находках, собирая необходимые ему сведения.

Брайд выслушивала ответы с интересом, поскольку страх относительно пластин для фальшивых денег куда-то отступил: его вытеснило беззаботное возбуждение, которое полностью завладело ее душой и телом. Теперь ей казалось, что грядущие неприятности ждут ее в другой жизни, в иные дни.

Брайд свернула литографию.

– Не знаю, как отблагодарить вас за этот удивительный день, ваша светлость.

– Полагаю, мы найдем способ.

Посмотрев на него, Брайд опять почувствовала себя кроликом в поле зрения ястреба и все же не смогла подавить шаловливую улыбку.

– Кажется, я знаю, что вы имеете в виду…

– Сомневаюсь.

– Неужели? Еще какое-то новшество?

Он вывел ее из мастерской и, наклонившись, тихо прошептал:

– Нет, Брайд, ты совсем не знаешь меня.

Он не только произнес это по-гэльски, но даже использовал провинциальный акцент. Еще один сюрприз.

Брайд засмеялась, а Эван постучал по свернутому рисунку:

– Когда-нибудь летним днем мы будем сидеть на этом холме и смотреть на эту долину, Брайд, и тогда вы сможете отблагодарить меня одним поцелуем.

Брайд уже настолько привыкла к вниманию и присутствию графа, что была удивлена, когда на следующий день Линдейл ушел из дома, не взяв ее с собой.

Она пыталась сосредоточиться на действительной цели своего приезда в Лондон, но все время ждала его возращения, и это ее отвлекало, а ночью он вошел к ней в гардеробную и с таким нетерпением потянул ее через проход, как будто они не виделись целый месяц.

На этот раз новшеств не было, как не было ни игр, ни смеха: только обжигающие поцелуи и властные ласки. Когда он занимался с ней любовью, Брайд не могла отвести глаз от их отражения в зеркале. Свет падал на его плечи, спину и твердые ягодицы. Она видела, как напрягаются и расслабляются его мышцы, замечала то, что он собирается делать еще до того, как это почувствует ее тело, и с готовностью встречала каждый толчок.

Внезапно Линдейл остановился. Стиснув зубы, Брайд ждала, когда его бедра станут опускаться, что предвещало завершение начатого, но вместо этого он приподнялся и оперся на руки. Теперь она могла видеть только его лицо и грудь.

– Кажется, зеркало вас заворожило…

– Как живая картина. – Она улыбнулась и слегка двинула бедрами, приглашая его продолжить.

– Но я вовсе не картина, Брайд, – наклонив голову, он нежно поцеловал ее, – и все знаю об отражении. Это всегда отвлекает, отдаляет любовника и делает удовольствие безопасным.

– Неправда. Ну может, совсем чуть-чуть. Вы ведь тоже наблюдаете за мной…

– Почти никогда. Большую часть времени зеркало для меня не существует. И вряд ли я захочу, чтобы вы превратились в живую картину.

Наконец Линдейл сделал долгожданный толчок. Брайд хотела крепче прижать его к себе, но он воспротивился и продолжал медленно двигаться, взглядом требуя, чтобы она не отводила от него глаз.

Лишь под конец он вернулся в ее объятия, но даже на пике удовольствия не позволил ей ни повернуть голову, ни отвести взгляд.

Когда на следующее утро Брайд выскользнула из его спальни, Эван обнаружил, что пребывает в очень странном расположении духа.

Накануне он целый день провел с агентом по недвижимости и расстался с ним в большом раздражении. Пока он осматривал дома, сдававшиеся в наем, вспыхнувшее негодование постепенно разгоралось и под конец дошло до кипения.

Он ненавидел приличия, которые предписывали Брайд жить отдельно, заставляя их обоих притворяться, будто они не являются любовниками. Он также готов был возненавидеть Брайд за ее отказ, ведь любая разумная женщина немедленно ухватилась бы за его предложение.

А еще он ненавидел себя за то, что так реагировал на ее отъезд. Больше же всего он ненавидел ее зачарованность этим проклятым зеркалом. Эван отлично понимал, что Брайд занимается любовью не с ним, а с его отражением, но почему-то только прошлой ночью это вдруг стало иметь для него значение.

Что-то с ним происходило, что-то непонятное, внушающее тревогу, и он не знал, что с этим делать.

Когда в спальню вошли Майкл и слуга, Эван искренне обрадовался. Дождавшись, пока слуга поставит на стол кофейный поднос и удалится, Майкл сообщил:

– Похоже, вы получили анонимное письмо, сэр. – Он протянул хозяину «Тайме» и почту.

– Ты что, читаешь мою корреспонденцию?

– Не было нужды. Печать обыкновенная, бумага тоже, буквы вырезанные, а не рукописные. Я бы и сам так сделал, если б хотел остаться неизвестным.

Сорвав печать, Эван развернул листок. Письмо действительно анонимное и очень короткое.

Посредник – мистер Рамзи из Ньюкасла.

Итак, письмо прислал Додд. То ли вопросы Эвана породили у него собственные подозрения, то ли он боялся, что Бонемы лишатся будущих поступлений, если он не предоставит необходимые сведения.

Имя посредника было знакомо Эвану: несколько лет назад он встречался с этим человеком в его магазине в Ньюкасле. Выбор работ, которые предлагал Рамзи, оказался невелик и довольно скучен, и к тому же там не было ничего, что позволило бы заподозрить торговца в сбыте подделок.

Хотя, возможно, Рамзи и не знал, что «I Modi» подделка. Да и подделка ли?

– Я буду одеваться, Майкл.

– Но сейчас только десять. Обычно, когда она вас покидает, вы… После кофе вы обычно возвращаетесь в постель, сэр.

– Я отлично знаю, который час, и к тому же не могу представить, кого ты имеешь в виду под «она». «Ее» никогда здесь не было, понятно?

– Еще как понятно, сэр. Я буду ждать вас в гардеробной.

Пока Майкл готовил ему одежду, Эван занялся утренней почтой. Его внимание привлекла короткая записка от мистера Николса: торговец приглашал Эвана в свой магазин для обсуждения специальной бумаги, которую собирался заказать.

Эван вошел в магазин Николса, держа под мышкой большой пакет с гравюрой речного бога. Мистер Додд был счастлив изъять ее из лота, предназначенного для продажи на аукционе Бонемов, что неудивительно – Эван заплатил ему за одну эту гравюру больше, чем Додд мог получить за всю папку, в которой она находилась, только потому, что не хотел дожидаться аукциона.

Позже он сравнит речного бога с «I Modi», хотя сомнений, что техника исполнения будет одинаковой, у него не оставалось. Может, ему прямо спросить у Брайд, не подделывал ли ее отец серии Раймонди? И если да, то как год назад они могли оказаться у мистера Рамзи?

Если это подделка ее отца, решил Эван, его это не волнует, зато очень может взволновать Брайд, поскольку она станет опасаться, что все откроется. Так что лучше покончить с этим делом побыстрее, раз и навсегда.

Мистер Николс приветствовал его довольной улыбкой.

– Позвольте выразить вам мою радость, лорд Линдейл, по поводу того, что вы смогли почтить меня своим вниманием. Я рад сообщить, что отыскал изготовителя бумаги.

– Неужели? Приятно слышать. И вы уверены, что он может создать водяной знак с моим гербом? Я бы не хотел ни малейших искажений.

– Оставляю вам право решить самому. – Мистер Николс провел графа к столу, достал из ящика лист белой бумаги размером около трех квадратных дюймов и торжественно положил его на бархатную столешницу.

– Признаюсь, мне это стоило немалых трудов. Когда я спросил его, не примет ли он заказ, этот человек сначала отказывался, пока я не объяснил ему, что это для пэра. Конечно, я не сообщил вашего имени, но, однако, намекнул, что, если вы будете довольны, в дальнейшем могут поступить заказы от других лиц вашего положения. После этого наш мастер сразу поменял свою точку зрения.