Леморан (СИ) - Мурри Александра. Страница 1

Александра Мурри

ЛЕМОРАН

Полагаться на старших и быть хорошей дочерью, послушной, правильной и преданной. После смерти мамы так и жила, спрятавшись за спиной отца и стараясь оправдывать его ожидания.

Он, конечно же любит меня, знаю это, но нам обоим тяжело далось «сиротство», утрата любимой жены и матери. О еде, крыше над головой и кредитах беспокоиться не нужно, но поговорить и поплакаться мне не с кем. Отец вот уже пять лет живет как робот, говорит правильные вещи в правильное время. Проснувшись «Доброе утро!», вечером «Хороших снов!», спрашивает, как у меня дела, дожидаясь ответа с заинтересованным выражением на усталом лице. А я не могу ничего ответить кроме как «спасибо папа, все хорошо». Скомкано, сжато. В наших с ним разговорах паузы гораздо выразительнее слов.

С того времени как погибла мама, я больше ни на секунду не видела прежнего отца — уверенного в себе и веселого. Было ощущение, что он умер вместе с ней. И, увы, как я ни старалась, а все отчетливее понимала, что сделать его снова счастливым не в моих силах.

Что может быть страшнее для ребенка, чем осознание этого? Вскоре я поняла, что много чего.

Мы переехали на Фабиус. Последний отчаянный рывок, попытка начать жизнь с чистого листа. Уехали из дома, где все напоминает об утерянном счастье. Отец физически не мог больше видеть знакомых, хотел хотя бы бегством избежать их постоянного сочувствия и жалости, неуклюжих попыток помочь. Чужая планета и чужие люди вокруг, казалось, будут для него лучше. Для него, но не для меня.

Оставила свой университет. Особенно близких друзей у меня там хоть и не было, но все-таки, там я своя. Меня знали, и я чувствовала себя безопасно и удобно в окружении знакомых с детства людей. Тихоня, послушная папина дочка, мое поведение, оценки, внешний вид — все всегда идеально, не к чему придраться. С такими, как я, обычно не общаются, если только понадобится что-то списать.

Мне не жалко, вдобавок, ко всему я еще и добрая, прекрасно понимаю затруднения одногруппников. Спорт, вечеринки, подруги-друзья-флирт-отношения, путешествия, концерты, премьеры — им не до «скучных» лекций по этническим культурам. Кто в здравом уме предпочтет бесконечные ряды черных букв на белом фоне, например, виртуальному сноуборду с друзьями, где адреналин и все ощущения как вживую? И разряженный воздух, и слепящее солнце и обжигающий снег на вершинах гор. Правильно, никто. И я бы покаталась, если бы была возможность.

Но и учиться интересно. Обожаю свою профессию и за одно это, возможность обучаться выбранной специальности, безмерно благодарна отцу. Не навязал более практичного образования, где больше вероятность хорошо зарабатывать.

При обсуждении нашего переезда это был единственный вопрос, который я задала. Можно сказать, — условие, при котором согласна лететь на Фабиус, — продолжать учиться.

Ни про каких родственников не знала. Про своего брата отец не рассказывал, и только по вскользь оброненным фразам я узнала о дяде и о том, что он живет на Фабиусе. По тону и неприятным интонациям в голосе отца, поняла: он не ладит с братом. Больше я вопросов не задавала, к молчанию привыкаешь.

Так мы покинули дом. Я оказалась совсем не готовой к тому, что ожидало на новой планете. Все чужое, другие расы, огромный город, не сильно чистый и совсем небезопасный. Даже профессионального интереса к новым, никогда не виденным гуманоидам и их культуре, не появилось. Никакого любопытства, только отторжение и мерзкое предчувствие.

Гигантский космопорт произвел на меня, все двадцать лет ходившую одной дорогой от дома к школе и обратно, ужасное впечатление. Как они дышат здесь таким воздухом? Как передвигаются в такой толчее? Как услышать ближнего в таком гаме? И куда все так спешат?

Впервые ступив на Фабиус, поняла — это не мое. Совсем не мое место, не моя планета. Покрепче взяла под руку отца. Стыдно признаваться, но появился детский страх потеряться.

То неприятное предчувствие не покидало в течении трех месяцев. Я ждала чего-то плохого и дождалась.

В то время редко видела папу в нашем временном съемном доме. Он пропадал с утра до вечера, налаживая на Фабиусе дела, строительство нового дома и своей конторы. Я же безвылазно сидела в квартире, грела завтраки и ужины, провожая и встречая папу с работы, и готовилась к вступительным экзаменам. Семестр вот-вот должен был начаться.

С городом предпочитала знакомиться посредством карт и головизора, нежели выходить на улицы. Да, трусила. К тому же, моему чувствительному носу жутко не понравился здешний воздух, — спертый, с неприятной горчинкой. Если глубоко вдыхала, обязательно закашливалась. В помещении его состав можно регулировать и я экспериментировала, пока не нашла наиболее приемлемый вариант.

Поздно вечером, когда негромко напевая, складывала обратно в контейнеры приготовленную папе еду, на визор пришло короткое сообщение из какого-то ведомства.

Первой шла строка с соболезнованием. Далее по-деловому лаконично сообщалось, что на строительстве нового здания на сто семьдесят шестой улице, из-за некачественного сырья обрушились тридцать верхних этажа. В числе погибших Вихо Хартвайя. Опознание не требуется, нужно оплатить услуги по кремации. Стандартные уведомления, их получают все родственники погибших.

Дальнейшее воспринималось мной словно через густой липкий кокон. Страх, беспомощность и одиночество. Я не знала никого на этой планете, даже соседей ни разу в лицо не видела, не говоря о том, чтобы перемолвиться с кем-то из них добрым словом. И я совершенно не представляла, что делать дальше. Никто за руку не ведет, советами не помогает. Хорошее образование не всегда подготавливает к реальной жизни. Взрослая, я оказалась совершенно неспособной что-либо решать.

В таком состоянии меня и нашел мой единственный родственник. И помог повзрослеть.

— Девочка, я Гэджи, твой дядя. Не пригласишь войти?

В тот день, когда на пороге квартиры появился этот человек, моя жизнь превратилась в ад.

Прошло полтора месяца. Сижу в углу дешевой забегаловки с чашкой синтетического кофе и под столом пытаюсь сосчитать наличные, которые удалось выручить за все мои украшения. Денег ничтожно мало, меня обдурили по полной. Не умею торговаться, а от страха, что в ломбарде меня в любой момент может найти дядя, в таких местах он постоянный клиент, заикалась и даже короткую цифру нормально выговорить не могла.

Хорошая девочка одна на грязной торговой станции в космопорту. С незаконченным, мало где применимым образованием, пачкой наличных в кармане и плотно набитым вещами рюкзаком. Все мое при мне, все остальное, что оставили мне родители, присвоил Гэджи.

Ни о какой опеке и родственных чувствах речи не шло. Он в первый же день, не стесняясь и не скромничая, дал это понять.

Мой дядя игрок, азартные игры для него как воздух. Нежданная гибель брата пришлась как нельзя, кстати, ведь наследство поможет выплатить долги и жить припеваючи. Какое-то время. Гэджи не очень удачливый, а постоянные проигрыши превратили его в беспринципного подонка и слабака, который не колеблясь, отнимет монетку у калеки на паперти.

Надежда умирает последней, так говорили много веков назад, так говорят и сейчас. Так вот, моя надежда умерла сегодня. Спасибо дядя Гэджи, ты сильно помог ей в этом.

Тянуть с побегом было нельзя, второй возможности могло и не появиться. Квартира, которую мы с папой снимали, превратилась, чуть ли не в притон. Меня пока не трогали, но я уже не настолько наивная, чтобы верить, что жизнь наладится.

Тот круг людей, с которыми Гэджи общается, в последнее время заходят к нам как к себе домой, — последние отребья этого города. Они настолько ужасны, что я физически не могу выносить их присутствие, особенно, их пристальные оценивающие взгляды и пошлые шуточки. Все комнаты, мебель, даже моя одежда провоняли никотиновым дымом и спиртным. Впервые порадовалась появившемуся на Фабиусе постоянному насморку, благодаря которому не так остро ощущала все эти «благовония».