Пропащий (СИ) - Ильин Андрей Юрьевич. Страница 2

Обледенелый тротуар выскальзывает из-под ног, Данила нелепо машет руками, пытаясь удержаться от позорного падения. Вокруг никого, в столь поздний час, да еще и в холод собачий никому не взбредет в голову гулять. Разве что совсем влюбленным или тем же собачникам. Скользкий, как намыленная тарелка, асфальт уложен чуточку под уклон. Данила медленно скользит вниз, растопырив ноги и руки для равновесия. Каждый, кто хоть раз в жизни падал на лед, знает, как это больно. Данила бы стать на карачки да переползти на обочину, где утоптанный снег. Или сесть, но почему-то было стыдно. А изображать начинающего канатоходца не стыдно?

Данила бросает косой взгляд в направлении движения, появляется какое-то темное пятно. «Наверно, чистый асфальт! — радостно подумал Данила. — Там остановлюсь». Ему порядком надоело балансировать на растопыренных ногах и таращиться вниз, будто сторублевка с подошве прилипла. Он даже слегка отталкивается пяткой, что бы скользить быстрее.

До асфальтового островка остались считанные сантиметры, когда Данила еще раз посмотрел на него. Пятно обретает идеально круглую форму и размер крышки канализационного колодца. Только вот самой крышки не было! Вместо добротного куска железа на Данилу смотрел черный глаз бездонной пропасти, из которой пахло отвратительной затхлостью, густыми клубами идет пар с какими-то микроскопическими голубыми искорками, словно там, внизу искрят пучки тоненьких проводов. Воображение тотчас услужливо рисует цветную картинку — кроваво-красные кирпичные стены колодца утыканы невесть откуда взявшимися здесь проводами, торчат оголенные концы, искры сыплются бенгальскими огнями, а внизу, в мрачной глубине тяжело ворочается поток коричнево-зеленых нечистот. Лопаются пузыри на бугристой поверхности, жижа издает булькающие звуки, поверхность шевелится, как восходящее тесто.

Данила сложно ругается нецензурными выражениями, одновременно глядя по сторонам в поисках «за-чо-бы-зацепицца». Хренушки! Ни протянутой руки помощи, ни забора, ни скамейки — даже бордюр долбанный куда-то пропал! Пришлось срочно забыть о возможном позоре и шустро брякнуться на задницу, одновременно упираясь пятками в лед и отталкиваясь руками. Движение замедляется, но продолжается и это обстоятельство сулит полную хрень. Данила изо всех сил сучит ногами, изображая гонщика велосипедиста, однако черная дыра приближается. Облако непроницаемого тумана выбирается из колодца и некая сила неумолимо тянет его внутрь, и лед под задницей вовсе не лед, а какая-то очень скользкая субстанция, только лишь похожая на лед.

Облако странного тумана проглатывает Данилу, черная дыра распахивается, словно беззубая пасть старого крокодила и Данила Уголков с истошным воплем проваливается во тьму. Плотный, как сметана, туман опутывает с головы до ног, не давая пошевелиться, голубые искорки окружают со всех сторон, острая боль пронзает тело насквозь, судорога сводит мышцы и сознание пропадает …

… сознание возвращается, нечто жесткое и колючее давит нос так, что шнобель плющится наподобие свиного пятачка и нет возможности вдохнуть. Раззявленный рот хватает воздух, Данила дышит, как загнанная собака. Придя в себя он ощутил себя каким-то — ну, небрежно сложенным что ли? Наподобие куклы. То есть он лежит в совершенно неестественной позе на боку, выгнутым назад и вывернутыми к заднице руками. А ноги сложены в коленях и прижаты пятками к бедрам. Едва осознав это, Данила испытал сильнейшую боль во всем теле — ноют растянутые мышцы, болит спина, вывернутая шея отстреливается болезненными уколами в основание черепа. Даже челюсть сдвинута, отчего изо рта тянутся слюни и вываливается язык. Не в силах более сдерживаться Данила издает громкий стон и пытается вывернуться. Удается только просунуть голову в какую-то дыру. Края больно дерут кожу, защемляют уши и давят горло. Глаза залеплены чем-то мягким и дурно пахнущим, открыть не удается. «Блин, так я ж в г…вно упал! — вспомнил он неспешный поток коричневой жижи на дне колодца. — Меня оттуда достали и куда-то несут что ли?» Он вдруг понял, что находится внутри какой-то сетки, сплетенной из грубой веревки. Поэтому и положение тела такое, и режет везде!

— Чо за фигня такая!? — забубнил Данила, напрягая сдавленное горло. — Совсем ох…ли полицаи!

Забрали в полицию, потому что пьяный … откуда пьяный-то? Да выпил-то чуть-чуть, совсем ничего, для запаха. И шел нормально, не шатался, не орал песен и вообще, причем тут сетка!?

Наконец удалось освободить одну руку. Кое-как, матерясь и плюясь, очищает глаза. Острая вонь вызывает спазм, тошнота едва не выворачивает наизнанку. Данила открывает глаза, оглядывается … и застывает с открытым ртом. То, что он видит, совсем не похоже на полицейский участок. Оно совсем ни на что не похоже! Огромное помещение с полукруглым потолком. Похоже на цех или вокзал, только вот ни поездов, ни станков здесь нет. Зато есть монорельс на потолке, по которому неспешно движутся сетки с людьми. Данила не поверил своим глазам — какие люди, какие сетки!? Этого не может быть, фантасмагория какая-то. Люди набиты в сетки по несколько штук — они буквально спрессованы, как пойманные рыбы. Кто-то громко стонет, другой ругается на чем свет стоит, третий просто орет и визжит. От разнообразных воплей и стонов в помещении стоит шум и гам, заглушающие все остальные звуки. Сетки с людьми плывут по воздуху, наполненным запахом страха, ужаса и свежих фекалий. Данила проследил глазами — сетки выныривают из какой-то темной камеры. Видимо, там людей упаковывают, словно кур в ящики и отправляют дальше. Сетки подвешены за крюки прочными тросами, которые прикреплены к тележками. По бокам крутятся два громадных колеса, приводящих в движение всю конструкцию. Колеса просто необыкновенных размеров, более шести метров в диаметре на глазок и очень широкие. Присмотревшись, Данила видит внутри колес какое-то движение — это люди! Как белки, они бегут внутри колеса по двое в ряд, равномерно двигая руками и ногами. В движениях чувствуется слаженность и определенный ритм, как будто люди выполняют не тяжкую работу, а делают гимнастические упражнения для укрепления икроножным мышц. Данила невольно отметил, что трущиеся части колес хорошо смазаны, движутся плавно, без рывков и не скрипят. Хотя в таком шуме что можно услышать?

Сети перемещаются в одном направлении. Данила тянет шею, насколько это возможно в сетке, обдирая кожу на лице и едва не срывая уши. Впереди показывается полукруглая площадка, на которую сетки опускают. Запорные устройства размыкают клыки, сетки раскрываются, люди вываливаются на площадку, которая очень напоминает разделочный стол — блестящая металлическая поверхность отполирована множеством тел, по бокам видны желобки для стока жидкости, края загнуты вверх, чтобы ничего не сваливалось. Вдоль стола через равные промежутки установлены какие-то столбы, из которых торчат механические трехпалые клешни. Или руки с тремя пальцами, но без ладоней. Эти клешни-руки ловко сдирают одежду и обувь. Тела кладутся на стол, конечности вытягиваются вдоль туловища. Следующая пара рук аккуратно приподнимает тело и пеленает прозрачной лентой, но не сплошняком, а через равные промежутки, так что бы поверхность тела осталась открытой. Но это только тех, кто лежал спокойно. Других пеленали по полной программе, как младенцев, оставляя открытым лицо. Третья пара рук перекладывает упакованное тело на ленту транспортера. Что дальше, Данила не видел, как ни старался. Зато усек, что при раскрытии сетки люди вываливаются на стол как попало и многие очень чувствительно бьются головами и другими частями тела. Трупам все равно — были и мертвые, иначе как объяснить полную неподвижность и неестественные позы! — а вот живым приходится очень не сладко. Если, конечно, сладким можно назвать переломы рук и ног без наркоза. Но некоторым удавалось остаться целыми.

Данила забарахтался, словно только что выловленный карась в садке, стараясь принять позу эмбриона ногами вниз. Получилось не очень, главным образом из-за того, что ноги стали враскоряку, а зад оттопырился. Это означало, что при открытии сетки он брякнется на ж…пу и очень больно. Потрепыхавшись немного Данила понял, что все зря и надо готовиться к жесткой — а лучше очень жесткой! — посадке. Так и произошло. Через считанные секунды внизу появляется сияющий полированным металлом стол, сетка раскрывается, Данила летит вниз стремительной какашкой в позе лотоса. Удар хорош! Аж стол загудел. Боль пронзила седалище, но радость екнула в груди — яйца не отшиб!