Пропащий (СИ) - Ильин Андрей Юрьевич. Страница 8
Перегонять жир в мясо мучительно. Данила бегал, лазил на стены, отжимался от пола и поднимал тяжелые камни. Если в начале Петр давал передохнуть, то спустя неделю отдыха не было. Данила даже ел на ходу. Петр бросал ему кусок пропеченного мяса, который надо было поймать на бегу. Если не получилось, бежишь еще круг вдоль стены крепости. Кстати, о крепости … квадрат сто шагов на сто. По углам башни, в середине цитадель — дом с плоской крышей, на которую садятся почтовые птеродактили. В доме живет главный смотритель, белый ящер. Он следит за всем, что происходит. Людей в крепости мало, полдюжины, не больше. Это наставники и ученики. Общаться друг с другом запрещено, глядеть друг на друга запрещено. Данила так уставал, что даже думать было невмоготу, какое уж тут общение! Однажды в крепостных воротах открылась дверца, человек вышел наружу и … не вернулся. На вопросительный взгляд Данилы Петр ответил кратко:
— Сожрали!
Подумав с полминуты, добавил:
— Слаб оказался. А за стеной сороконожки, комары, жуки.
— Что надо было ему сделать?
— Обойти крепостную стену. Это самое первое и самое простое испытание.
— Просто обойти?
— Да. Обойти и вернуться. Тоже случится и с тобой, если будешь тренироваться не в полную силу. А сейчас схватил тряпку и вымыл полы!
Непрерывные нагрузки на грани допустимого, полноценный сон и регулярная обильная пища с большим содержанием белка и протеинов медленно, но верно превращали Данилу в безропотного исполнителя приказов. Физическое начало преобладать над духовным. Проще говоря, сытые и нагруженные работой мышцы напрочь забивали мысли и переживания типа — где я, кто я, что дальше и «ах, зачем я на свет появился». Однообразие оглушает личность, она теряется, сложные эмоции и чувства отодвигаются на задний план волнами адреналина, тестостерона и регулярными приступами «мышечной радости». Лишенная нагрузки голова впадает в летаргический сон, функция управления телом переходит к спинному мозгу. Прошлая земная жизнь напоминала о себе только во снах, где Данила в костюме и галстуке приходил на работу, его окружали одетые в платья люди — женщины! — и Данила с недоумением смотрел на них — а кто это вообще? И где я, что я тут делаю? Оказавшись на улице, он со страхом смотрел на белую пелену, укрывшую землю и силился вспомнить, что такое снег. Поутру вспоминал сны, но получалось плохо. А после обильного завтрака с мясом, грибами и пахучими травами вовсе ничего не помнил. Мышцы требовали работы, руки дрожали от нетерпения схватить железную палку и лупить что есть силы по гигантскому сушеному грибу до тех пор, пока от него не останется кучка пыли. Потом бегать со здоровенным камнем на спине, лазить на стену, пользуясь трещинами в камне, затем спускаться и все время уклоняться от камней, который швырял Петр, целясь в пояс. Если прицелится в голову, значит, швырнет жабу или большую мокрицу. Очень неприятно, если в рожу! А уж если выронил камень или сорвался со стены, тогда джекпот — чистка сортира. То есть ямищи в длину три метра, в ширину метр и глубиной в два. Как правило, полной на треть. Сколько еще людей живет в крепости, Данила не знал. Возможно, ни одного, потому что лицом к лицу ни с кем не сталкивался. Так, мельком видел спину, а потом человек исчезал. Наверно, отправился вокруг стены ходить. Неужели сороконожки всех жрут? — с тревогой думал Данила. Резкий окрик Петра прогонял посторонние мысли, бодрил воспоминаниями о сортире и Данила с удвоенной энергией тащил камень или лупил железякой сушеный гриб размером с бочонок. Грызла мысль — если людей мало, откуда столько дерьма? Не уж-то они с Петром так мощно? И что за травку Петр подмешивает в еду? После нее энергия так и прет, хочется все ломать, крушить и жрать мясо в три горла. Наверно, Петр тут ни при чем. Это все он сам, Данила Уголков. Ну, про яму с дерьмом.
Дни проходили однообразно и ровно, словно парадные «коробки» по Красной площади. Ночь, день, рассвет и закат. Иногда, просыпаясь среди ночи, Данила думал, что так было всегда и будет всегда. Он живет и это главное. Воспоминания о прошлой жизни блекли, теряли краски, выглядели пугающе и непонятно, как сны о неведомых мирах, в которых блуждает наша душа, когда тело спит. Мне хорошо, мышцы растут, я становлюсь сильнее и быстрее и это главное. Остальное чепуха! По телу прокатывалась теплая волна счастья, слабые проблески сомнений и тревог тонули в приливе мышечной радости и Данила засыпал, радуясь скорому приходу нового дня.
Глава 3
… он проснулся от чужого взгляда, пристального и недоброго. Чутье подсказало ему, что открывать глаза не нужно. Обострился слух, осязание. Сквозь веки Данила видит блики пламени в очаге, тепло овевает лицо, чуть слышно потрескивают горящие куски древовидного папоротника. В комнате кто-то есть и это не Петр! Данила чувствует всей кожей, всеми нервными окончаниями, что это существо ненавидит его и презирает, словно гадкое насекомое или крысу, но вынуждено терпеть. Уловив движение Данила медленно приоткрывает глаза. Сквозь узкую щель между веками видна койка, на которой спит Петр. Тлеют угли в камине, источая тепло и уют. За узким зарешеченным окном разгорается рассвет, в комнате полумрак. Краем глаза Данила замечает какую-то фигуру в углу. Некто выше среднего роста, в — рясе, что ли или просто закутался в одеяло, черт его знает! — стоит возле дверей. По очертаниям человек, рук не видно. Какого хрена он тут делает!? Данила ощущает прилив злобы, сон пропадает, кулаки сжимаются. Зря, что ли он почти месяц качается каменюками с поросенка размером? Рост у незнакомца неплохой, а вот плечи не очень. Швабра какая-то! Если дать в торец, не устоит. А потом добивающий удар в переносицу, чтоб кровью захлебнулся!
Незнакомец в плаще шевельнулся, слышны тихие шаги, темная фигура приближается. Данила напрягся, уже прикидывая, как удобнее вырубить козла.
— Ты ведь зришь меня, правда? — произнес в голове чужой голос. — Конечно! Я чувствую, как ты напряжен. Тебя переполняет злоба, но ты ничего не можешь сделать. Это хорошо. Что ж, выбор был верным. Ты выполнишь все, что тебе прикажут. А потом я сожру тебя. Ты будешь украшением моего стола. Братья и сестры будут довольны, они любят нежирную человечину в остром соусе. Надо только заклеймить, чтобы другие не посмели тронуть.
Незнакомец идет к очагу, на ходу извлекая из складок одежды прут с утолщением на конце. Данила окончательно просыпается, смотрит широко раскрытыми глазами. Это урод хочет заклеймить его, как скотину! А потом скормить каким-то братьям и сестрам. Ах ты, сука! Данила отбрасывает одеяло, неслышно подкрадывается. Незнакомец наклонился к огню, железный прут с клеймом разогревается в алых углях. Данила не раздумывая бьет пяткой прямо в тощую задницу обладателя клейма. Незнакомец падает, буквально ныряя в камин, зарывшись в уголь головой и грудью. Взвивается столб искр, пламя охватывает одежду неизвестного. А потом раздается такой рев, что у Данилы закладывает уши. Извиваясь всем телом, как бешеная змея, незнакомец вываливается из очага и крутится на полу, пытаясь сбить пламя. Одежда не позволяет это сделать, она горит и дымит, по комнате распространяется удушливая вонь сгорающей плоти. Данила отступает на пару шагов, чтобы не обжечься и с удивлением видит, что это вовсе не человек! Твари, наконец, удается избавиться от одежды и перед взором Данилы предстает рептилоид высшей касты во всей красе. Изумрудно-зеленая кожа на глазах покрывается вспухающими волдырями, на голове висят клочья, видна кость, морда покрыта сажей, сквозь которую просвечивают багровые огоньки прилипших угольков. Чудовище ревет не переставая, машет руками, сбрасывая с себя остатки одежды и прилипшие угли. Данила оглядывается — Петручио спит, будто последние деньги пропил и все по фигу. Тлеющие угли разбросаны по всей комнате, но пол и стены каменные, так что пожара не будет. Разве что поленница загорится.
Рептилоид орет, не переставая.