СД. Том 17 (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 33
Они скорее выглядели глупо, чем полезно или, хотя бы, уместно.
В такую погоду, да еще вечером, редко можно было встретить прохожих. Разве что столкнуться с кем-нибудь зонтиком, взаимно рассыпаться в извинениях и умчаться дальше, мысленно проклиная засранца, не смотрящего куда он прет. И, безусловно, понимая, что тебя прокляли в ответ.
Он вывернул на набережную.
Ему здесь нравилось.
Вид колон, с застывшими внутри корабельными рострами. Он лично слышал, как какая-то женщина поучала сына, что те имеют свое название из-за имени одного известного архитектора.
Интересно, что думали на этот счет сами колоны? Фонари порта имперской эпохи, наследники римского обычая украшать колоны рострами разбитых, поверженных вражеских кораблей.
Город был похож на эти колоны.
Кусочек разбившегося на осколки прошлого. Такой же забытый и обнищавший, как все настоящее.
Может поэтому Борису нравилось здесь гулять. Среди крепостей и дворцов, среди колон и проспектов. Забытое, развалившееся, облетевшее. Закрытое дурацкими плакатами с распечатками планов реставрацией. Но реставрировали лишь плакаты, не здания.
Зачем чинить что-то, если можно создать видимость.
Повесить вывески.
«По Европейским технологиям».
— Ну здравствуй, Город, — он приподнял воротник пальто, чтобы капли холодного северного дождя не стекали ему за шиворот. — Выглядишь, как всегда, погано.
— Ты тоже.
Он улыбнулся и пошел дальше.
Глава 1506
Правда ли это была или очередной выворот сознания — он не знал. Сидел в небольшом скверике и кормил крыс, ютящихся в проржавевшем, перевернутом баке. Те прятались от дождя и ветра. Уродливые, плешивые, с кожаными хвостами и грязными глазками.
Целое семейство.
А вокруг — цветущий сквер, фонтаны, скульптуры. Напротив каждой стояла камера и обязательно висело предупреждение, что руками трогать нельзя, иначе штраф.
Руками трогать нельзя…
Конечно нельзя.
Никому ведь не нужно, чтобы узнали, что это не натуральный мрамор. Что настоящая скульптура, помнящая причину, по которой колона имеет свое название, стоит на чьей-нибудь даче. Город копий.
Город копия.
Борис выдохнул и посмотрел на низкие, серые тучи. Он подставил лицо потокам дождя и прикрыл глаза.
— Что я здесь делаю? — выдохнул он.
Когда-то давно, десятки лет назад, он всеми силами старался забыть Город. Забыть больницу. Врачей.
Забыть Елену…
Но каждый раз, возвращаясь сюда, возвращаясь в Город, он не знал.
Не знал, почему не чувствует себя здесь чужим.
Глядя на то, как суетились редкие прохожие, запрыгивая в неповоротливые, старые автобусы, скользящие по разбитым дорогам куда-то по неизвестным ему маршрутам. Наблюдая за сценами, разворачивающимися в залитых светом, дорогих, вечно полу пустых ресторанах.
Одинаковых сценах, но с разными актерами.
Дешевые ботинки работяг стучали среди изысканных фасадов зданий, каждое из которых легко могло стать изображением на какой-нибудь туристической открытке.
И даже огни высотный башни, расположившийся на берегу моря, на севере города, никак не портили этой картины.
Он достал сигарету.
Та мгновенно взмокла под дождем, но все равно зажглась.
Затянулся.
По всей стране бросали эту вредную привычку.
Но не в Городе.
Он сидел на скамейке в пустом сквере. Кормил крыс остатками не такой вкусной, как продавали около больницы, шавермы, курил и смотрел перед собой в серость и грязь.
— Хорошо, что я успела вас застать, профессор!
Он повернулся на звук.
Там, около статуи молодой девушки, стоял некто в пальто и смешных кедах. Он курил и кормил голубей. К нему подбежала девушка и протянула зонтик, чтобы накрыть мокрого, седеющего мужчину.
Они о чем-то начали говорить.
Борис не слушал.
Он смотрел на статую. Девушка, смотрящая куда вдаль. Вуаль тянулась мраморным ветром за её спиной, а волосы раскинулись по плечам. И ветви раскидистого дерева накрывали эту статую.
Так знакомо…
Хаджар открыл глаза.
Тяжело дыша, вонзив меч в землю перед собой, он, опираясь на него, поднялся на ноги.
— Проклятье, — процедил он и сплюнул. — Сколько можно…
— Это в последний раз.
Хаджар выпрямился и выставил перед собой Синий Клинок. Сначала ему показалось, что он стоит где-то на поверхности — так было светло и ярко. Но затем понял, что слева и справа от него возвышаются два каменных клыка. Над головой же пылает яркое марево желтого света.
— Что… как…
— Ты уже владеешь частицей знания, молодой воин. Тебе не зачем проходить лабиринт и сражаться со своими демонами, чтобы я понял, достоин ли ты знания Принесшего Свет. Ты уже давно победил своих демонов и обрел покой, хоть пока и сам не ведаешь о том.
— Кто ты?! — Хаджар заозирался по сторонам. Он стоял совсем один посреди каменного плато. Желтое марево над головой слегка дрожало и переливалось, подобно озерной глади. — Покажись.
— Присмотрись, — ответил голос.
Хаджар присмотрелся.
Там, впереди, около противоположной каменной волны-клыка, стоял человек. Высокий, с широкими плечами, его черный плащ из-за света и теней отливал зеленым. Стальные наплечники ловили лучи марева и отражали их, создавая иллюзию, что где-то позади, в тенях, летали вороны.
Его лицо скрывал плащ, а в руках покоился простой меч, как две капли воды похожий на Синий Клинок. Разве что черного цвета.
— Так вот, как выглядит его потомок, — произнесло существо. — ты похож на меня… на него… на нас…
— Дар… Дархан? — удивленно переспросил Хаджар.
— Дархан? — переспросило создание. — Так зовут моего создателя? Когда я появился в этом мире, его знали, как Безымянного. Неужели он вспомнил свое имя?
Тот, кто стоял перед Хаджаром, одновременно был и не был похож на Черного Генерала. И не как осколок в гробнице Декатера. Нет, это было нечто иное.
Нечто, с чем Хаджар уже сталкивался.
Сталкивался в Школе Святых Небес.
Это создание не было одухотворено, хоть и обладало разумом. Голем. Бездушный конструкт, не подвластный законам времени. Вечный охранник тем знаниям, что ему вверили.
— Где Лэтэя? — спросил Хаджар, так и убирая меча.
— Девушка с искрой знаний? — голем повернулся к лабиринту. Он словно прислушивался к чему-то. — Она борется с демонами своей души. Как и юноша с девушкой, обреченные стать рабами своей крови.
Древние… Хаджар давно привык не слушать все их слова, вычленяя лишь то, что он мог понять.
— Это ты отправлял меня назад?
— Назад?
— В Город, — пояснил Хаджар. — тогда, в пещере Звездного Дождя. Это ты показывал мне эти видения?
Голем промолчал. Он стоял неподвижно. Будто статуя. Изваяние.
— Назад… вперед… Ты носишь перья орков, юный воин. Твою руку украшает полная татуировка Имени их шаманов. Ты видел то, чего не видели многие из богов, но не понимаешь и грамма знания, что тебе дали. Назад… в перед… в лабиринте разбитых отражений нет направления, юный воин.
— Проклятые Древние, — на этот раз вслух произнес Хаджар. — С Древом Жизни общаться проще, чем с вами.
Он этого не видел, но, кажется, голем улыбнулся.
— Я чувствую, что внутри твоей души заперт осколок того, кто создал меня. Можешь ли ты призвать его сюда?
— Зачем тебе?
Голем вновь промолчал.
— Я хочу спросить, — наконец ответил он.
— Что?
И вновь небольшая пауза.
— В чем смысл? — впервые голем пошевелился. Он развернулся и направился к границе лабиринта. — В чем смысл моего существования, юный воин? Я един в своих отражениях. Я оберегаю принесенный им Свет на протяжении многих веков. Меня побеждали бесчисленное множество раз, потому что я должен был проиграть тем, кто пришел за Светом. В моих силах было победить, но я должен проиграть… я несу свой дозор. Я отдаю Свет, а затем тот возвращается ко мне и я вновь проигрываю сражение, чтобы отдать Свет и ждать, пока тот вернется.