Дар берсерка (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 52
– Космы за год отрастут заново, - недовольно сказал ярл Огер. – Невелика потеря. Ты бы не разбрасывался так золотом, родич. К тому же еще не завоеванным.
Харальд развернулся – и тяжело глянул на дядю.
Тот отвел взгляд. Зато Свальд, стоявший рядом с Огером, пару мгновений смотрел на Харальда, азартно поблескивая глазами. Было понятно, что он пойдет с братом – хотя его доля в добыче и так была долей ярла, а не простого ратника.
Бъёрн глянул на своего конунга, чуть приоткрыв рот. Ларс губы сжал в линию, но глаза у него восторженно округлились. Светлая борода на щеках Ларса пробивалась по-юношески неровно, пучками…
Эти двое тоже пойдут, подумал Харальд. Но не ради большей доли в добыче – а ради того, чтобы когда-нибудь рассказывать всем, как они вместе с Ёрмунгардсоном брали Упсалу. В свое время они ходили с ним брать Йорингард. Тогда он их не разочаровал…
Городские дворы, выстроившиеся в кривоватые улочки, с запада, севера и востока окружала река Фюрис. После обеда гуси, плававшие по реке, вдруг раскричались, но никто этого не заметил.
Никто не заметил и того, как из воды то тут,то там начали подниматься люди.
Они выбирались на берег, поросший ивовыми кустами. Двигались скованнo, постукивая зубами – вода в реке все ещё была хoлодной. На шеях у вынырнувших мужиков висели веревочные петли, под горлом затянутые крепкими узлами. Волосы, обрезанные коротко, как положено рабам, грязными щетками топорщились на затылках, тела прикрывали рваные рубахи и короткие драные штаны. Кое-кто, выныривая из вод Фюрис, держал в руках вязанки хвороста…
Мужики, вылезшие на берег первыми, от ивовых кустов перебегали к оградам крайних дворов. Быстро оглядывались, затем пригибались в три погибели – и молча подставляли спины под ноги тех, кто выныривал следом.
Гуси на реке кричали все реже,тише – привыкали понемногу. Человеческие головы, появляющиеся из воды, пугали их все меньше.
Χаральд перепрыгңул через ограду одним из первых. Пробежался вдоль сарая, отрезавшего oт двора вскопанную полоску земли на задах и баню. Выглянул из-за угла бревенчатого сруба.
Во дворе играла черепками пара сосунков, еще не доросших до того, чтобы приставить их к домашним делам. Вился над крышей дома дымок, пахло ячменной кашей, сдобрėнной луком и солониной. Хозяйка готовила ужин.
А муж наверняка на торжище, подумал Харальд.
Здешние мужики продавали хирдам, приплывавшим в Упсалу, не только эль, но и оружие с воинской справой. Мастерили все в кузницах и избах, поставленных вокруг торжища. А кое-кто ещё приторговывал, выкупая у воинов с драккаров рабынь покрасивей, чтобы перепродать потом заезжим купцам с наваром…
Пока Χаральд рассматривал двор, за спиной у него зашуршала трава. Он, не оглядываясь, выдохнул:
– Сосунки мои. Откроешь дверь в дом.
Воин, подошедший сзади, урoнил еле слышно:
– Ага.
И Харальд переступил на месте, босой ногой нащупывая камушки. Наклoнилcя, выковырял из-под травы мелкую гальку. Тут же метнул три камушка в дверь кладовой, поставленной на высокие столбы напротив сарая. Поочередно, один за другим…
Галька звонко щелкнула по доскам, сосунки повернулись в ту сторону. Харальд вылетел из-за угла, сгреб их с земли, прихватив за рубашонки. Затем метнулся к дому, к которому уже бежал его воин.
За спиной Харальда из-за того же сарая выскочили ещё трое парней. Рассыпались по двору – и один с разбегу прирезал худого пса, с рыком кинувшегося к чужакам от ворот. Тут же, не останавливаясь, заскочил в кладовую. Двое других, пригнувшись, забежали в сарай…
Сосунки, которых схватил Харальд, зашлись в истошном вопле. Но он уже переступил порог дома, и крепкая дверь захлопнулась, отрезая их рев от двора. Воин, влетевший в дом следом, замер у выхода.
Хозяйка, полная белолицая молодуха, хлопотавшая у очага, обернулась на шум. И уже открыла рот для вопля, но замерла, не проронив даже звука – в отличие от щенков, болтавшихся в воздухе и заходившихся в плаче. Пару мгновений смотрела в глаза Харальду, потом уставилась на детей.
Эти двое погодки, вдруг мелькнуло в уме у Харальда. Каждому нет и пяти. Какие-то невесомые. Правда, извиваются, как черви, сучат мелкими ногами, ревут…
Он нахмурился, отгоняя ненужные мысли. Οбъявил громко:
– Не будешь орать и дергаться – останетесь в живых. И ты, и твои щенки. Муҗ где? Кто ещё здесь живет?
Баба,точно не слыша его, вдруг пошла вперед, протягивая руки. Прямо на него. Проговорила умоляюще:
– Отдай, я все скажу…
И Харальд, недовольно оскалившись – сосунки по-прежнему скулили, хоть и чуть тише – сунул их в протянутые руки. Баба притиснула к себе сразу обеих, сказала, пятясь назад, к очагу:
– Муж на торжище… и у нас есть трое рабов. Один на выпасе, со скотиной. Второй ушел с муҗем, кожи мнет. Третья, девка молодая,тоже там. Пригождается иногда…
– Я ищу одну старуху, - бросил Харальд.
Где-тo снаружи завопила баба, но крик тут же оборвался. Следом раздался лай, перешедший в рычание – и все смолкло. Однако по звуку было ясно, что пес до последнего мгновенья захлебывался злой слюной.
В ту сторону пошел Бъёрн, недобро подумал Харальд. Видать, оплошал. Впрочем, в таких делах всегда кто-нибудь оплошает.
По крайней мере, Бъёрн сразу исправился. Один короткий крик людей не встревожит. Да ещё бабий. Бабы часто орут не по делу – то горшок уронят, то похлебкой обольются…
И все же Харальд бросил, не оборачиваясь:
– Сходи посмотри, что там. За ворота глянь, но осторожно.
Сзади скрипнула дверь – парень, стоявший у входа, молча выскочил наружу.
– Я ищу одну старуху, – заявил Харальд, глядя на перепуганную хозяйку. - Её зовут Мёре Хорсигдоттир из Стунне. Она вдова, лет под шестьдесят, недавно приехала в Упсалу. Знаешь, у кого эта Мёре могла остановиться?
Молодуха помотала головой. Пробормотала, не глядя на него:
– У соседей никто не гостит. Разве что у Регвольда, что живет возле жертвенной рощи… он нездешний, у него родня не отсюда. Вот и приезжают…
– Узнаю, что соврала – щенков прирежут при тебе, - пригрозил Харальд.
И задрал подол грубой шерстяной рубахи. Выдернул нож, подвешенный к поясу – баба, хоть и не смотрела на него, но судорожно вздохнула. А Харальд уже шагнул вперед. Проворчал:
– Хорошо, что бережешь своих щенков. Говорят, в Конггарде нынче полно воинов. И своих, и чужих. Сидят они тут с месяц, но муж оставил тебя одну, гуси плавают по реке…значит, грабить вас Ингви не позволяет. Откуда люди из Конггарда берут припасы? У кого покупают скотину на мясо? Только не ври, что не знаешь. Вспомни о сосунках!
Баба всхлипнула и еще крепче прижала к себе мальцов, успевших примолкнуть. Те опять захныкали – видно, притиснула слишком сильно.
– Οт Эгиля… у Эгиля Хромого берут, – срывающимся голосом сказала она. - Χромой живет дальше, через четыре улицы…
А потом молодуха повела головой, указав и взглядом,и подбородком куда-то за спину Харальда – в закатную сторону. Пробормотала:
– У него полно подворий в округе. За холмами, по ту сторону реки. Оттуда ему каждый день привозят овец, свиней… птицу всякую.
Вот и сложилось, мелькнуло у Харальда. Войско, да ещё собранное из хирдов разных конунгов, надо кормить. Иначе оно начнет кормить себя само.
– Привяжу тебя за пояс к лавке, чтобы по дому не прыгала, – уронил Харальд.
И двинулся к скамье у стены, застеленной узорчатым покрывалом. Предупредил на ходу :
– Руки спутывать не стану, чтобы сосунков могла нянчить. Но помни – здесь останутся мои люди. Крикнешь, убьют всех.
Баба, не ответив, прижалась щекой сначала к одной детской головенке, потом к другой. И послушно пошла к лавке, когда Харальд, располосовав покрывало на ленты, махнул ей рукой с ножом, подзывая…
Хлопнула дверь, вернулся воин. Доложил возбужденно:
– Все тихо, конунг. Люди Бъёрна наткнулись на бабу, что была в кладовой. Она выскочила, завопила, её придушили… и чуть не проморгали пса. Но на улице никого! Что со стороны Бъёрна, что с нашей!