Легенда о вольном купце (СИ) - Кучевский Антон Ярославович. Страница 33

Я молча кивнул и занялся дверным замком, примитивным и крепким. На него у меня ушло около пяти минут — знакомая конструкция, но плохо смазанный механизм. Дверь мягко скрипнула и впустила нас внутрь.

— Чувствуешь? — я повел носом, пытаясь распознать запах.

— Розовое масло, — предположил Анатоль, настороженно смотря по сторонам.

— Не совсем… пока не могу понять. Что-то знакомое.

— Странно. Для дома, в который не заходили, как минимум, декаду…

— Кто сказал, что в него не заходили? Владелицей пока что является без вести пропавшая юная леди. Могло, к тому же, существовать несколько ключей, — раскрыл я причину собственного беспокойства.

— А если она вдруг заявится сюда? Живая и здоровая? — насмешливо спросил он. Я хмыкнул:

— Извинюсь, скажу, что расследовал ее пропажу и откланяюсь. Ее собственные родители, если что, подтвердят правоту моих слов.

— Предположим, что сюда явится некая молодая леди. Как ты узнаешь, что это Мари?

— Элементарно. На стене в гостиной Алакезов висел семейный портрет в аршин высотой. Я хорошо ее разглядел, если только художник ничего не соблаговолил приукрасить.

— Ну, тогда идем мародерствовать, — ухмыльнулся Анатоль.

Я посмотрел по сторонам. В прихожей висели нетронутыми несколько легких пальто, глядя на них, я с досадой вспомнил, что и мне не помешало бы обзавестись плащом. Приблизившись, я внимательно осмотрел каждое. Нейтральный цвет, если бы не расположение пуговиц, пол человека, которому принадлежала одежда, определить было бы невозможно. Все три — женские. Под вешалкой из старого мореного дуба — пара изящных сапог.

— Нет, так ничего не выйдет, — поделился я нехитрым умозаключением. — Если мы действительно хотим что-то найти, нам надо осмотреть весь дом, сверху донизу. И подвал, при наличии.

— Что именно ты хочешь найти, Рихард?

— Что-то, что поможет выяснить любые подробности ее жизни. Чем занималась, увлечения, любовные письма от других студентов из Университета.

— Ну, знаешь… — замялся саррус. — Я чужие письма не читаю.

— Я тоже не читаю. Пока речь не идет о жизни человека. Мы ведь никому не расскажем, что в них, даже если найдем несколько, — отрезал я.

Изнутри дом тоже был новым — гладко отесанные и не выщербленные доски пола, резная мебель под тонким слоем пыли, стены, укрытые ткаными гобеленами неизвестного происхождения. Я опасался, что это только внешний лоск, наведенный с помощью какой-то магии. Нет, здание действительно построили недавно. Возможно, в этом году.

Первым делом направившись на второй этаж, мы осмотрели все, что только могли. Информации это, правда, принесло мало. Спальня — большая двуспальная кровать, одеяла мятые, но небрежно застеленные. Ночевали явно двое. В тумбочках — никаких писем, женские украшения, по большей части — бросовые, горсть медных монет. Я оставил деньги на месте — жадность фраера, как известно, сгубила. В гардеробе тоже ничего не нашлось, ни в одном из карманов. В дальнем конце коридора находилось запертое помещение, с которого я тут же снял эти страшные чары закрытого замка.

Бахвалюсь, конечно, но пока все шло хоть и безрезультатно, но весело. Весело перестало быть ровно в тот момент, когда я, приоткрывая дверь, почувствовал знакомый цветочный запах.

Это явно был рабочий кабинет. Хозяин кабинета присутствовал здесь же, в длинном плаще и с белым медицинским бинтом на голове. Обе его руки лежали на столе, оружия не было видно, за исключением остро отточенного пера у пальцев левой. Под ладонью левой руки также лежал лист бумаги, исписанный мелким и торопливым почерком. Я мог бы представиться, но это было абсолютно лишней деталью — незнакомец был мертв. Мертвее некуда.

— Дела… — второй раз за день повторил саррус, который неслышно зашел в кабинет. Как при таких габаритах ему удается бесшумно передвигаться?

— Откуда этот запах? — обескураженно спросил я. — Похоже на настойку шиповника, я, кажется, вспомнил.

— Похоже, — хмуро сказал Анатоль. — Второй компонент этого зелья, эаг серис, вообще запахом не обладает. Но к нему можно добавить многие из растений, считающиеся лекарственными, и в отваре это станет одним из сильнейших ядов, известным на моей родине как тцверр.

— Так его отравили?

— Яд действует моментально, а он еще что-то успел написать. Скорее всего, мужик отравился сам — и тогда я снимаю шляпу перед его храбростью. Говорят, это очень болезненный процесс. А еще яд полностью мумифицирует тело. Это объясняет отсутствие запаха. — За неимением собственной, саррус снял шляпу с меня. Я сердито отобрал у него головной убор:

— Шутник, едрить твою… давай глянем на последнее письмо усопшего. Только осторожно, просто сдвинь руку.

Я приблизился к столу, и в глаза бросилась первая строчка, вычерченная хоть и дрожащим, но изящным почерком:

«Я убиваю детей…».

Твою мать.

Вслух я, конечно, выразился покрепче. Интересное хобби у мужика, однако. Саррус слегка передвинул ладонь покойника, и я стал читать вслух, приглушая голос:

«Я убиваю детей. Сознательно иду на их убийство, и да простят меня их родители.

Я убиваю не самых смышленых, пошедших за другими. Отдавая им нужные сведения, я нарочно искажаю информацию — так, чтобы они погубили и себя, и своего лживого проповедника, читающего им страстные речи, избавленные от совести и морали.

Я стал судьей, сам того не желая. Впервые я, знаток старинных ритуалов, стал слугой никчемного А. К., властолюбия и бесчестия в котором больше, чем в двадцати магах древности, девятого дня месяца Гроз предыдущего года, когда его темная сила сломила меня. С тех пор я черпал крупицы знаний из трактатов Имперской библиотеки, и передавал их тайной организации, пустившей корни глубоко в столичном обществе.

Я не знаю конкретных имен, и никогда их не узнаю. Все, что мне известно — глава организации носит одежду из черного бархата и золотистого атласа. Он несколько раз лично беседовал со мной, запугивая и стращая различными вариантами смерти. Его голос был магически изменен, лицо тоже, а я не настолько искушен в магии, чтобы распознать скрытое под иллюзией. Я был в почти тюремном заключении около шести месяцев, и сейчас мне удалось вырваться в Телмьюн, однако начальник Императорской гвардии мне не поверил.

Изучая древние ритуалы, я понял, что ключ, к которому они ведут, чрезвычайно опасен. Сила, заключающаяся в нем, способна действовать с поистине разрушительной мощью. Я способен представить только две магические защиты, способные сдержать эту грубую силу — Защита Дваранка, кольцами опоясывающая башни Коллегии, и Щит Хеумтага. Как известно каждому, он окружает Императорский дворец».

На этом месте мы с Анатолем переглянулись. Мне стало как-то не по себе — в такие тайны ввязываются, обладая плащом-невидимкой, амулетом от неприятностей, мощным оружием, неуязвимой броней или миллионами денег. А лучше — всем сразу.

Ни одного из вышеперечисленных предметов я, к сожалению, не имел привычки носить с собой всю жизнь и притащить в этот мир, только здесь раскрыв его удивительные свойства. Жаль. Я бы сказал, крайне жаль. Я продолжал читать письмо, смирившись с крупными мурашками, которые бегали по коже взад-вперед:

«Воспользовавшись доверием к моим талантам, я намеренно исказил изложение обряда «скьорве», дабы предотвратить нечто ужасное, о чем понятия не имел. К счастью, я знал, что, как только станет известно о моем проступке, меня тут же казнят, перед этим подвергнув пыткам. Будучи трусом, я сбежал в город и воспользовался пристанищем в доме одной из молодых женщин, примкнувших к заговору. Она узнала меня, я старался держаться спокойно и рассказал, что нахожусь в городе по причине служебной необходимости, а поэтому вынужден остаться здесь на ночь. Поскольку утром ее уже не было, я могу лишь предположить, что нечто ужасное уже произошло. Поэтому смертью своей я искупаю то зло, что причинил. П. Г.».