Хлябь: Путь в невесомости (СИ) - Ольга Ворон. Страница 4

— Харон, почему Вы отказываете Скифу в возможности возродиться?

— Я — Цербер. Защитник павших, — я ненавязчиво прикоснулся к блестящему нагруднику меж складок хламиды.

— Цербер, — повторил декан, чуть склонив голову, словно заново знакомясь.

— Нарушение кодекса Миссии. Причинение вреда телам погибших, могущее повлечь невозможность их захоронения на земле. Карается рассеиванием.

Он поднял взгляд, и я почувствовал ветер в лицо и колыхание зелёного пространства. Словно вновь планировал вниз, в объятия живых болот. Терял товарищей и смысл существования.

— Харон, — покачал он головой. — Я не дам кремировать своего бойца на основе непроверенной информации.

— Три саркофага повреждено. Два тела прожжены фаертоном. — скупо отозвался я.

— Мы не знаем достоверно, почему он стрелял. Возможно, он оборонялся…

— Для того, что бы принять решение по проступку, мне не нужно знать его причин.

Декан оглядел пространство десантного отсека. Над нами на десять ярусов качались в силиконовых брикетах умершие. Немые свидетели развернувшейся трагедии. Я тоже на миг поднял взгляд, осматривая владения. А опустив глаза, замер.

Скафандр декана так и остался неактивизированным. Но в руке прочно сидел лучемёт. И направление выстрела угадывалось легко.

— Я требую расследования, — безучастно сказал декан.

Дуло переместилось ниже, грозя пропалить моё бедро. Умереть — не умру, а, значит, обвинить в смерти духовника Миссии будет нельзя, но…

— Снег, подготовь тело к обволакиванию, — помолчав, ответил я.

— Да, Даяр.

Декан убрал оружие и, скупо попрощавшись кивками, мы разошлись.

— Если я буду убивать себя, то пальнусь в сердце, — процедил Киф, затягивая плечи покойного на силовую тропу. Голова Скира застыла запрокинутой, и бойцу волей-неволей приходилось заглядывать в развороченный рот.

— Когда потребуется, брат, тебе будет не до эстетики, — отозвался Ал, закидывая ноги покойника на невидимую полку. — Есть!

— Тоже есть.

Отпустили тело. Оно застыло над удерживающим в воздухе активным полем.

— На! — Ал из обоймы на плече вытащил ментоловую палочку и протянул товарищу. Взял и себе.

— Ты что-то частить стал, — покачал головой Киф, но предложенную капсулу сунул в рот. Мятный аромат перебивал запах крови, а входящий в состав легкий наркотик освежал сознание.

— Будешь тут частить! — сплюнул под ноги Ал. — Сканировал корабль, так убодался считать. Вглядываешься в гроб, а оттуда прямо на тебя смотрит. Им же даже гляделки не закрыли в Миссии! Суки! Смотреть тошно… Ты да Скир вдвоём с манипулы остались, а я один! И Тир — один.

— Я теперь тоже, — Киф бросил взгляд на застывшее раскорякой на силовой тропе тело.

Ал стиснул губы. Запах ментола острее шибанул по ноздрям. Помолчали, исподлобья разглядывая темноту над головами. Там, выше — десять ярусов мертвецкой. За спинами в воздухе колыхается тело Скира, но корабль всё ещё не включает режим движения силовой тропы.

— Что-то долго он обволакиватель готовит, — сплюнул Киф.

— Пока расчехлит, пока тестовую серию прогонит… Это ж катафалк! На него тела уже в оболочках грузят. Установка и не используется десятилетиями.

— Всё равно — долго. Мне тут и пять минут не в радость!

Снова замолчали.

— Занесла судьба… — покачал головой Киф. — Вроде никогда покойников не боялся, тем более своих, а тут… Веришь-нет, по ночам сниться стала всякая жуть. Вроде и не кошмар, а всё равно просыпаешься, словно сквозь стекло толчённое пробираешься! Будто планета какая, а на ней по всей поверхности люди стоят. Кто во что одет, кто как изувечен, но стоят одинаково навытяжку и в одну сторону смотрят. Солнца ждут. А оно вроде из-за края появилось и — ни в какую не поднимается. Только так, посверкивает красным. И тоска такая. Хоть сам себе башку отпиливай!

Ал стиснул зубы, перекусив ментоловую палочку. Скривился от ударившей в рот волны свежести и горечи и выплюнул на пол испорченную капсулу.

— Дьявол, Киф! Мне та же муть снится! Я думал — передознулся…

Взглянули друг на друга насторожено. Ал вытянул из обоймы на плече новую палочку. Задумчиво сунул в рот.

— Скир признавался вчера, — понизил голос Киф, — что, как на катафалк поднялись, ему голоса чудиться стали. Будто зовут по имени. Голос незнакомый, но ясный такой… И всегда — из-за приоткрытой двери. Где бы ни был. Выйдешь — никого нет. Стал двери запирать.

Ал перекинул палочку в другой уголок рта и хмуро сплюнул:

— Можно, конечно, списать на неустойчивость сознаний после Порша…

Тропа зашипела. Бойцы слаженно развернулись на звук, поднимая руки, вооруженные фаертонами. Тело Скира, плавно покачиваясь в пологих волнах поля, медленно поплыло на выход из отсека.

Киф встряхнулся:

— Пойду, прослежу. А то не верю я этой суке в рясе…

— Это правильно, — задумчиво одобрил Ал. — А я ребят позову.

— Давай. Подтягивайтесь.

Киф пошёл за уплывающим телом товарища, а Ал, ещё раз хмуро оглядев заваленный строительным мусором отсек, споро двинулся в противоположном направлении.

— И было у чёрта три рога, — сквозь сжатые губы, напевал он, — Три рога — такая подмога! Два рога от чертихи гулящей, а третий — не часто стоящий — для прочих чертих и чертей…

— И были у чёрта копыта. Копыта — бежать до корыта. Четыре копыта — вскидывать, и два запасных, — откидывать, когда до «немогу» припрёт! — голос Ала зажат. Звуки цедятся через сомкнутые на палочке губы. Не так поют неофициальный гимн планетарного десанта. Впрочем, никто до него, наверное, и не пел его на катафалке.

Перед входом на лифтовую площадку тянулся тесный туннель-дозатор, регулирующий движение только в одну сторону. Вошёл. Впереди, заходя за угол, мелькнул человек.

— Тир!

Нет ответа. Ал чертыхнулся, выплюнув на пол капсулу. Скафандр подал напряжение в каркасные псевдо-мышцы, и боец в пару скачков преодолел коридор, вылетел на площадку и… почти упёрся в спину. Боец с эмблемой «Барса» между лопаток стоял, вжавшись лбом в дверь лифта. Неосознанно Ал отшагнул и поднял лучемёт.

— Тир? — снова позвал он.

Человек не ответил, и Ал двинулся обойти его сбоку.

Шаг. Второй. Двигался, не отводя взгляда от головы.

Третий шаг — и стал виден край шлема.

Четвёртый — и человек повернул к нему обезображенное лицо.

— Скир!

А тот шагнул к нему, раззявив раскуроченный рот, зашипел, силясь говорить. Потянулся.

— Отринь, тьма! Я — в свете! — закричал Ал, отшатываясь и складывая свободную ладонь в отвращающем жесте. Мёртвого это не задержало. — Уходи, Скир! Не вынуждай! — Ал повёл дулом.

Скир приостановился, тщась вспомнить значения услышанных слов. И снова двинулся.

— Чёрт! — зарычал Ал и надавил курок. Ствол дрогнул, но выстрела не последовало: оружие, не видя цели, запрашивало код подтверждения.

Мёртвый встряхнулся и двинулся быстрее. Спекшийся в красное месиво рот туго растягивался, безуспешно стремясь сложить шипящие звуки в слова.

Ал плечами вжался в косяк закрывшегося прохода туннеля. Мысли тщетно суетились в голове. Выхода боец не видел. Вытащил из обоймы ментоловую палочку и сунул в рот. Затянул дозу. И стало хорошо. Свежесть и лёгкость охватили тело и сознание. Стало всё равно.

Внезапная мысль потрясла. Он нашёл решение! Сунул руку под нагрудник и вытянул амулет — знак всебожьего веленья. Мазнул взглядом по затёртой пентаграмме и рванул талисман с шеи. Накинул концы оборвавшейся серебряной цепочки на ствол лучемёта. Стиснул на цевье.

— И был у чёрта хвостище, — запел Ал, — В вонище, в грязище, в кровище!

Индикатор мигнул зелёным, ещё раз и — ровно загорелся красным. Оружие видело цель.

— Хвост для ворожбы, божбы да борьбы, чтоб других определить в гробы, а сам — останься цел! — Лучемёт дрогнул в руке. Невидимый луч ударил в Скира, пробив грудину. Мёртвое тело сложилось и, вопреки опыту, испарилось, будто затянувшись в образовавшуюся дыру.