Митральезы Белого генерала (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 40

— Нет. Только вы со Стешей, и мамка с братьями.

— И тебе не все равно на мнение этих людей?

— Наверное… все равно.

— Вот и правильно.

— Митя…

— Что тебе?

— Мить, возьми меня на войну?

— Чего?!!

— Ну, правда, возьми. Я тебе пригожусь. Буду патроны подавать, оружие чистить и вообще… а научишь стрелять, так я тоже воевать стану. Вон у тебя сколько всего!

— Семён, послушай, — осторожно чтобы не обидеть паренька, начал Дмитрий. — Война дело серьезное. На ней всякое случиться может. И мне для полного спокойствия надо чтобы у меня дома все в порядке было. Понимаешь?

Насупившийся мальчишка только кивнул в ответ, всем своим видом показывая, что резоны старшего товарища нисколько его не убедили.

— А на кого я Стешу с Гесей оставлю? — зашел с козырей наставник, но на сей раз его ставка была бита.

— Да что с ними сделается? Чай, не маленькие уже. Гедвига Генриховна, дай ей бог здоровья, сама кого хочешь обидеть может. Да и Степаниде нашей палец в рот не клади! А на крайний случай, вон Федя есть!

— Это, с одной стороны, верно, — не смог не признать основательность его доводов Будищев. — А твоя мама и маленькие братья и сестры? Ты о них подумал?

— Я о тебе думаю, — буркнул ученик, поняв, что его загнали в угол. — Вдруг чего случится…

— И чем ты мне поможешь? Своим телом закрывать станешь?

— Если понадобится, то и стану!

— Не получится, — хмыкнул Дмитрий. — Во взрослом мужике свинцовая пуля может и застрянет, а тебя, брат, насквозь пробьет и дальше полетит. Поэтому давай договоримся так: Сначала ты подрастешь, а уже потом, мы с тобой поговорим, стоит на войну собираться, или нет. Лады?

— Лады, — вздохнул неудавшийся волонтер.

Глава 13

Правду говорят в народе, что долгие проводы — лишние слёзы. Отъезд Будищева вполне подтвердил эту народную мудрость в том смысле, что Геся со Стешей, как и полагается представительницам прекрасной половины человечества, не могли удержаться от всхлипываний. Пришедшая вместе с ними Анна Виртанен также поминутно бралась за платочек, и даже у крепящегося изо всех сил Сёмки нет-нет, предательски блестели глаза.

— Ну будет вам, — добродушно усмехнулся Дмитрий. — Нечего меня раньше времени оплакивать.

— Скоро отправление, господа! — почтительно напомнил пассажирам благообразный кондуктор с роскошной раздвоенной бородой. — Извольте занять места.

Услышав эти слова, юнкер по очереди расцеловал своих домашних, крепко пожал руку инженеру Барановскому и Семёну, причем последнему ещё и взъерошил вихры.

— Пора, — решительно заявил он. — Не поминайте лихом!

— Счастливого пути! — немного взволнованным голосом напутствовал его Владимир Степанович.

— Куда же наш Фёдор запропастился? — обернулся Будищев к портнихе, но та только развела руками, дескать, не знаю.

Надо сказать, что Шматов, узнав об отправлении товарища на войну, стал подозрительно тихим и задумчивым. Дмитрий, сразу уловив эту смену настроения, строго велел ему не страдать ерундой, а заниматься своей жизнью. То есть, работать, жениться, завести детей и не забивать дурным голову. Фёдор, будучи по натуре человеком мягким и сговорчивым, быстро согласился с ним, чем до крайности обрадовал свою Аннушку. Вообще, у них в последнее время всё было настолько хорошо, что дело шло к свадьбе.

Место было занято, вещи, которых оказалось неожиданно много, частью уложены рядом, а большинство отправлено в багажный вагон, так что можно было отправляться. Вокруг них так же прощались, обнимались, плакали перед разлукой люди, отчего на вокзале царил ужасный шум, прерываемый иногда пыхтением паровоза. Наконец, раздался гудок, и все пассажиры дружно бросились в вагоны, чтобы встать у окон и продолжать махать руками, что-то кричать провожающим, пытаясь расслышать их в ответ. Наконец, поезд тронулся и под перестук колес медленно двинулся к пункту назначения.

Помахав своим домашним на прощание, Дмитрий направился на свое место. Вагон первого класса, окрашенный в ярко-синий цвет, внутри представлял из себя просторное и довольно роскошно отделанное помещение, лишенное каких-либо перегородок. Для размещения пассажиров предназначались расположенные вдоль обеих стен достаточно удобные кресла, спинки которых можно было опустить, получив, таким образом, лежак. Для защиты от нескромных взоров полагались занавески, но раздеваться все равно было неудобно, а потому пассажиры спали одетыми накрывшись пледами или верхней одеждой.

На одном из кресел рядом с Будищевым уже сидел сосед — улыбчивый коренастый мужчина в мундире военного медика с медалью за Русско-Турецкую войну.

— Проходите-проходите, голубчик! — радушно поприветствовал тот его и, заметив, что юнкер пытается вытянуться, поспешно добавил: — И давайте без чинов.

— Будищев, — представился молодой человек, пожимая руку новому знакомому.

— Александр Викторович. Можно доктор Щербак, но лучше по имени отчеству.

— Дмитрий Николаевич, но лучше просто Дмитрий.

— Вот и познакомились. Куда путь держите, если не секрет?

— К месту службы.

— Вероятно, в Каспийскую флотилию?

— Да. А как вы догадались?

— Это не сложно. Вы моряк и едете на Восток. Получи вы назначение на Тихий океан, добрались бы, верней всего, морем. Для Севастополя это направление и вовсе неудобно. Стало быть, на Каспий. Я, некоторым образом, тоже туда. Получил назначение заведовать медицинской частью в тех краях.

— Понятно.

— Вы, я вижу, повоевали? — кивнул словоохотливый доктор на кресты и медали юнкера.

— Было дело.

— Значит, мы были соседи! Я заведовал врачебно-санитарным пунктом в отряде цесаревича. А вы, стало быть, на Дунайской флотилии…

— Нет. В Болховском полку.

— Вот как… и каким же образом вы из пехоты перешли на флот?

— Долгая история, Александр Викторович. Давайте как-нибудь в другой раз.

— Как угодно. Кстати, я в свое время коротко знавал вашего полкового врача.

— Гиршовского?

— Да-да, его. Прекрасный человек, не правда ли?

— Угу. Занятный дядька. Сабли с кинжалами коллекционировал.

— Совершенно справедливо. Водился за ним такой грешок.

В этот момент по коридору между двумя рядами кресел тихонько прошла молодая женщина в костюме сестры милосердия, вызвавшая немалый интерес у едущих в том же вагоне двух офицеров.

— Простите доктор, — негромко сказала она, — но графиня Елизавета Дмитриевна хотела бы вас видеть.

— Уже иду, — отозвался тот и, легко вскочив, немедля отправился на зов.

Надо сказать, что нежданный собеседник немного утомил Дмитрия своей словоохотливостью. Хотелось немного побыть в тишине, подумать, причем, лучше всего лежа. Однако позвавшая Щербака сестра всё никак не уходила, как будто хотела что-то сказать, а разложить кресло, и завалиться на него в присутствии дамы было немного чересчур даже для него. Тем более что девушка показалась ему смутно знакомой.

— Вам что-нибудь нужно? — прямо спросил он, стараясь вспомнить, кого именно она напоминала.

— Это вы? — немного удивленно спросила барышня.

— Вроде бы, — улыбнулся Будищев, делая вид, что ощупывает себя.

— Вы меня, вероятно, не помните? Я Люсия — сестра Людвига.

— Какого ещё Людвига?

— Ну, вы ещё спасли его на полигоне…

— Тьфу ты… то есть, прошу прощения, баронесса, но меня сбил с толку ваш наряд!

— Ничего, — одними уголками губ улыбнулась она и исчезла за дверью.

— Фига себе, — хмыкнул про себя Дмитрий. — Интересно, с какого перепугу дочь придворного банкира и, наверняка, одна из самых богатых невест в России подалась в сестры милосердия? Хотя что гадать, сейчас вернется Щербак и расскажет со всеми подробностями. Уж он-то точно в курсе.

Как ни странно, кресло оказалось вполне удобным и мягким, а потом через некоторое время молодой человек задремал и проснулся только от звука присаживающегося соседа.

— Простите великодушно, — повинился доктор, — я вас, кажется, разбудил?