«...И ад следовал за ним» - Хантер Стивен. Страница 11

Завернув за угол, Сэм начал спускаться вниз к реке. Только тут он наконец увидел пристань, до которой оставалось еще несколько сотен ярдов, и вдруг понял, что Лазарь со своей лодкой исчез.

Черт бы его побрал!

Ну разумеется, все путешествие с самого начала было сплошным фиаско. Как только он мог поверить этому старому болвану Лазарю? С таким же успехом можно было довериться притаившейся в траве змее.

Сэм все равно спустился вниз, теша себя надеждой, что, быть может, Лазарь по какой-то причине вывел лодку на середину реки. Но нет, и лодка и старик бесследно исчезли. Вокруг ни малейшего движения: за спиной вымерший город, утопающий в грязи, впереди пустынная река, а кругом на сотни квадратных миль ничего, кроме диких, безлюдных болот.

Сэм был не из тех, кто легко поддается панике. Перед лицом трудностей он просто становился более угрюмым и упрямым. Сэм развернулся, преисполненный решимости найти первого встречного взрослого и потребовать у него объяснений. Но к своему удивлению, он увидел, что рядом с ним стоит старая негритянка, словно дожидаясь его. Как ей удалось подойти так близко совершенно неслышно? Быть может, тут не обошлось без магии?

«Давай-ка без глупых суеверий», – строго одернул себя Сэм. Мумбо-юмбо тут ни при чем; это забытый богом Юг, река, похожая на сточную канаву, люди, полностью деградировавшие вследствие отсутствия всяческих контактов с окружающим миром. Ему ничто не угрожает. Негры не нападают на белых, так что бояться нечего.

– Мадам, у меня в кармане новенькая хрустящая десятидолларовая бумажка. Будет ли ее достаточно за крышу над головой на одну ночь и простой ужин? Если, конечно, в этом городе нет гостиницы, а я подозреваю, что здесь на тысячу квадратных миль вокруг нет ни одной гостиницы.

Он протянул негритянке купюру; та жадно схватила ее.

Сэм пошел за старухой.

Дом пожилой негритянки ничем не отличался от остальных, только находился чуть глубже в лесу. Это была еще одна убогая лачуга, низкая, грязная, полуразвалившаяся, крытая рубероидом. В загоне за домом хрюкали и копошились свиньи, на крыльце, а точнее, на паре досок под покосившимся навесом валялась шелудивая собака.

Увидев Сэма, собака зарычала.

Негритянка пнула ее ногой.

– Проклятая псина!

Заскулив, собака убежала прочь. Судя по всему, эта собака не принадлежала негритянке; старуха просто позволяла животному делить с ней кров, а иногда в порыве великодушия вознаграждала за общество костью или миской похлебки.

– Проходите назад. Будете спать вместе с курами.

– Большое спасибо, – поблагодарил негритянку Сэм, пытаясь задобрить ее улыбкой.

Занятие это оказалось бесполезным, поскольку старуха не испытывала к нему никакого сочувствия и думала лишь о том, как с минимальными усилиями отработать полученную десятку.

Пройдя в заднюю часть лачуги, Сэм обнаружил там птичник, отгороженный от остального дворика низкой проволочной сеткой. При виде его к нему устремились, переваливаясь с ноги на ногу, несколько тощих куриц.

– Дом, милый дом, – насмешливо пробормотал Сэм, обращаясь исключительно к собственному чувству юмора.

Все номера гостиницы были заняты, и администратор – оранжевый петух – поднял было шум, но Сэм, чувствуя себя существом на более высокой ступени развития, строго топнул ногой и громко закулдыкал, как делал это на День благодарения, играя со своими детьми. Признав поражение, петух пронзительно закричал и суетливо удалился, шумно хлопая крыльями.

Выбрав себе лучший номер, то есть угол, где солома показалась ему более сухой и чистой, Сэм уселся на землю.

Быстро сгущались сумерки.

Сэм решил, пока еще не стемнело окончательно, составить для своего клиента подробное описание событий прошедшего дня. Он достал из портфеля вечное перо и заправил его чернилами из маленького пузырька. Раскрыв любимую желтую тетрадь, Сэм принялся за работу и вскоре полностью потерял контакт с окружающей действительностью.

Он не услышал, как вошла негритянка.

– Вот, – наконец заговорила она. – Я принесла поесть.

– Что? Ах да, конечно.

Негритянка принесла оловянную миску – свой лучший фарфор – с дымящимися белыми бобами, политыми каким-то соусом, и ломтем домашнего хлеба. В другой руке у нее была кружка горячего кофе и столовые принадлежности, оказавшиеся чистыми и даже блестящими.

– Благодарю вас, мадам, – сказал Сэм. – Вижу, у вас дома хозяйство налажено по высшему классу.

– Это не мой дом, – возразила негритянка. – Был когда-то моим домом. Но больше он мне не принадлежит.

– Это не ваш дом?

– Он принадлежит конторе.

– Какой конторе?

– Конторе колонии. Другой у нас нет. Конторе принадлежит все.

– О, должно быть, вы ошибаетесь. Если эта ваша контора находится в ведении администрации штата, она не имеет права заключать залоговые сделки с недвижимостью, получать прибыль и лишать права выкупа собственности – по крайней мере, без судебного разбирательства с участием представителей всех сторон. Закон запрещает подобную деятельность.

– У нас здесь контора – это закон. Вот и все. Вы ешьте бобы. А завтра уходите заниматься своими делами. Из-за вас я могу попасть в беду. У нас чужих не любят. Вы никому не скажете о том, что я вам говорила?

– Разумеется, нет.

Высказавшись, негритянка умолкла. Сэм доскреб остатки бобов. Забрав миску, негритянка ушла, не сказав ни слова. Сэм проследил взглядом, как она возвращается в лачугу, сгорбленная и измученная, сломленная горем.

«Господи, я жду не дождусь, когда наконец смогу покинуть это жуткое место».

Сэм составил четкий план действий. Завтра утром он как сможет приведет себя в порядок, после чего сразу же отправится в контору – в администрацию тюрьмы, где, судя по всему, сосредоточена вся здешняя власть. Сэм был полон решимости обязательно докопаться до самой сути.

Сняв ботинки, шляпу и наконец развязав галстук, Сэм свернул пиджак в некое подобие подушки и лег спать. Сон не заставил себя ждать. Солома, хотя и колючая, была сухой и теплой. Соседи по общежитию тихо кудахтали на насесте, и даже петух наконец свыкся с незваным гостем, убедившись, что тот не покушается на честь наседок.

Измученный до предела, Сэм заснул крепким сном. Сны, которые ему снились, были приземленными до крайности, начисто лишенными свободного от всякой логики сюрреализма, заполняющего сознание большинства спящих. В снах Сэма мир оставался таким же упорядоченным, как и в действительности; в нем царили те же самые законы – от закона всемирного тяготения до законов наследования; рассудок торжествовал над чувствами, и все неизменно заканчивалось торжеством системы. Временами Сэм жалел о том, что даже на подсознательном уровне остается чересчур скучным, однако устранить этот недостаток было не в его силах.

Когда его разбудили, Сэму ничего не снилось. Он словно провалился в черную пустоту, и ударивший в глаза свет причинил ему физическую боль. Сэм быстро сел, видя вокруг смутные силуэты, чувствуя запах лошадей, сознавая, что вокруг царит суматоха.

Его пригвоздили к месту лучи трех фонариков.

– Скажите на милость, черт побери, что здесь… – начал было Сэм, но прежде, чем он успел договорить, кто-то ударил его по плечу деревянной дубинкой.

Боль была невыносимая, и Сэм согнулся пополам, непроизвольно вскинув руку к онемевшему плечу.

– Господи! – воскликнул он.

– Ребята, хватайте его!

– Проклятье, не дайте ему ускользнуть!

– Лютер, если он будет сопротивляться, врежь ему еще!

– Что, мистер, хотите еще раз попробовать моей дубинки? Клянусь богом, в следующий раз я проломлю вам череп!

Сэма повалили на землю, перевернули на живот, заломили руки за спину и надели наручники.

– Готово. Тащите его на улицу!

Сэма потащили из лачуги. Он разглядел, что имеет дело с тремя помощниками шерифа, крепкими ребятами, привыкшими применять грубую силу, общаясь с другими людьми. Свет фонариков слепил Сэма, но больше всего его выводили из себя наручники. Он был просто взбешен. Еще никогда в жизни на него не надевали наручники!