«...И ад следовал за ним» - Хантер Стивен. Страница 16
Отделившись от своих приятелей, Джед вразвалочку спустился к пристани. Это был широкоплечий мужчина средних лет, вооруженный тремя револьверами; повсюду кожа, портупеи, ремни. Взглянув на него, Сэм пришел к выводу, что он достаточно туп и отнесется к приказам своего начальника серьезно. Переубедить такого вряд ли удастся: Джед не станет слушать, что ему говорят, а без размышлений воспользуется дубинкой.
Джед смачно сплюнул в воду.
– Не беспокойтесь, шериф, – сказал он. – Можете не сомневаться, я позабочусь об этих ребятах.
Когда Сэм проснулся, было темно.
Он наконец принял решение.
Сэм шел к нему долго, борясь с самим собой, сознавая, что это может поставить под угрозу всю его дальнейшую судьбу, быть может, даже саму жизнь.
Но он понимал, что не сможет жить в Блу-Ай, штат Арканзас, притворяясь, что защищает закон и порядок, когда в каких-то трехстах милях оттуда процветает эта невидимая язва.
Сэм твердо решил: Фивы должны пасть.
Это должно произойти – неважно как, но произойти обязательно. Сэм мысленно набросал план. Строгий и четкий, который неминуемо должен был привести к успеху. Необходимо будет создать что-то вроде комитета из уважаемых, порядочных, честных прокуроров южных штатов – он был лично знаком со многими – и заняться тщательным сбором доказательств. Нужно будет подготовить неопровержимый документ. Затем копии этого документа предстоит осторожно разослать в избранные средства массовой информации, которые обнародуют его содержимое в тот самый день, когда комитет представит доклад губернатору штата Миссисипи, председателю палаты представителей штата, двум сенаторам и пяти конгрессменам от Миссисипи и, черт возьми, быть может даже, хотя бы в целях как можно более широкой огласки, самому Гарри С., черт бы его побрал, Трумэну или, поскольку с тех пор прошло уже несколько лет, этому взлетевшему на самый верх боевому генералу, который в настоящий момент обитал в Белом доме. [7]
Все предстоит делать строго по закону, честно, шаг за шагом, трезво оценивая реальность, чтобы конечный продукт своей страстной убедительностью смог преодолеть бушующую злобу Юга. Сэм хотел достучаться до белых мельников и мелких фермеров, торговцев и арендаторов-испольщиков, политиков из маленьких городов и чертовых женщин (если только им удастся обойтись без дурацких слез!), всяких Джонсов и Уайтов, Мак-как-их-там и О’как-вас-там, – если угодно, до новой Конфедерации всех тех, кто взбирался вверх по Семетри-Ридж и маршировал по широкой равнине под Геттисбергом за дураком Пикеттом [8], сражался и погибал на залитых кровью кукурузных полях Антиетама [9]. Они смогут это сделать, ибо это у них в груди, им нужен лишь человек, который поведет за собой. Они, и только они, смогут свалить порядок, существующий в Фивах, и сделать наш мир чуточку лучше.
Но Сэм также понимал: все должно начаться с документа.
Все останется пустой болтовней до тех пор, пока не появится вещественное доказательство, лист бумаги, на котором будет прописано четко, как дважды два четыре: здесь царит зло. Так не должно быть. Этому нужно положить конец.
Необходимо иметь на руках что-то неопровержимое. Он прекрасно это понимал, без этого никак не обойтись.
Сэм решил: «Я должен попасть в эту контору».
И тотчас же подумал: это будет безумством. Речь идет о тюрьме, которая строго охраняется и не расстанется просто так со своими секретами. До тюрьмы целая миля по петляющей лесной дороге, по которой он никогда не ходил, на дворе кромешная темнота, и, самое главное, он не тот человек, чтобы проникать куда-то незаконно. Его непременно схватят, а если его схватят, у него будут серьезные неприятности.
Сэм подумал дальше: он не обойдется без помощи. Ему нужен человек, который взял бы на себя риск достать необходимый документ.
Тут он вспомнил пожилую негритянку, которая предоставила ему ночлег в своем курятнике. Сперва ее речь казалась ему сплошной тарабарщиной, но затем, вслушиваясь, Сэм постепенно привык к странным интонациям и начал понимать ее. Это она рассказала ему про контору. Старуха должна понимать порочность юридических основ округа Фивы, суть преступления, сделавшего всех жителей бесправными должниками, вынужденными работать практически задаром на хозяев города, которые свели затраты до абсолютного минимума и загребают огромные деньги, чья железная система правления, основанная на насилии, позволяет им набивать свои карманы.
У негритянки должна быть какая-то бумага. Сэм вспомнил ее сморщенное старое лицо, проницательный взгляд, живые глаза. Да, пожалуй, пожилая «мамаша» была единственным человеком в городе, втайне сохранившим силу духа, умным и в то же время осторожным.
Прищурившись, Сэм разглядел в темноте, что часы показывают почти четыре часа утра. Если ему удастся пробраться незамеченным мимо цербера, оставшегося сторожить причал, к половине пятого он доберется до дома старухи, а в пять уже вернется назад, имея на руках то, что станет отправной точкой. Именно так работает адвокат: добывает бумагу. Ему необходимо достать бумагу. Достать доказательства. Если существуют хоть какие-то доказательства.
Выбравшись из-под одеяла, Сэм осторожно надел ботинки. Хотя воздух был достаточно теплым, он взял пиджак, служивший ему подушкой, и накинул его на плечи, чтобы скрыть свою белую рубашку. Осторожно поднявшись, Сэм пробрался с носа, где он лежал, на корму и задержался на мгновение, вслушиваясь в громкий скрип старых легких Лазаря, который крепко спал в кабине, скрючившись в таком положении, в каком не смог бы заснуть ни один цивилизованный человек. Старик хрипел, словно умирающий с простреленным легким. При каждом выдохе у него на губах пенилась мокрота, но в остальном его нельзя было разбудить даже выстрелом из пушки.
Выбравшись на пристань, Сэм обнаружил, что помощнику шерифа, как и следовало ожидать, надоело торчать на одном месте в ночной тишине и он удалился отдохнуть, вероятно, в обществе покладистой цветной девушки, ибо все полицейские производили впечатление людей, которые при свете дня разговаривали с неграми исключительно посредством кнута, а с наступлением ночи тискали чернокожих женщин.
Сэм поднялся от берега реки по главной улице города, в которой не осталось ничего ни от главной, ни от улицы – лишь заколоченные витрины, за которыми до подступивших вплотную сосновых зарослей тянулись убогие лачуги. Сэм попытался сориентироваться. Туда или сюда? Не то чтобы Фивы представляли собой сложную паутину большого города, где в хитросплетении переулков и тупиков можно блуждать вечно. И все же в темноте все выглядело по-другому, и Сэм не узнавал местность. Но потом он увидел кабак, в котором пытался разговорить двух желчных стариков, и вспомнил… нет, к лачуге старухи он свернул уже после того, как побывал здесь. Почему он не обращал внимания, куда шел? Тогда это казалось ему неважным, однако сейчас все приобрело огромное значение.
В конце концов Сэм, мысленно представив трехмерную карту Фив, определил свое местонахождение. Пройдя мимо кабака, он свернул в переулок и двинулся мимо притихших лачуг. Время от времени брехали собаки; доносился тихий шорох из курятников, где копошились наседки. В двух-трех местах по какой-то причине не спали свиньи, вероятно, увеличивали количество дерьма на земле. Но человеческих существ нигде не было ни видно, ни слышно.
Стояла теплая, душная южная ночь. Над головой иссиня-черное небо, усыпанное гроздьями звезд, отдыхало от палящего дневного зноя. Повсюду чувствовался запах сосен, бодрящий и свежий, почти лечебный. Ночной мрак скрыл нищету и отчаяние, и Сэм даже мог убедить себя, что находится где-то в нормальном, здоровом месте, а не на этой про′-клятой земле.
И вот наконец он нашел то, что искал. Лачугу пожилой негритянки. Она несколько отличалась от остальных, отстояла чуть дальше от дороги, у самого леса. Но Сэм узнал место, узнал форму строения, и, когда его глаза привыкли к темноте, он различил огороженный проволокой загон, где так недавно устроился на ночлег в обществе наседок и обиженного петуха.