Крутые белые парни - Хантер Стивен. Страница 54
— Ха! — рявкнул Лэймар. — С тобой все ясно, сынок. Придется мне переплыть эту чертову реку. Ты поможешь закрепить конец на этом берегу. Мы привяжем его к какому-нибудь дереву, чтобы этот конец не снесло течением. А потом вы, держась за эту веревку, друг за другом переберетесь на другую сторону. Все понятно? Рута Бет, ты пойдешь за мной. Оделл?
— Да, папочка.
— У-гу.
Лэймар и Оделл размотали веревку и привязали один конец ее к кривому толстому стволу ивы, вросшей в крутой откос берега, при этом Лэймар, словно он был боцманом или бойскаутом, завязал веревку каким-то сверххитроумным прочным узлом.
— Отлично. Оделл, возьми-ка эти штучки. С этими словами Лэймар извлек из-под воды два револьвера и протянул их Оделлу, который жадно схватил оружие.
— Ну, с Богом, пожелайте мне удачи, — сказал Лэймар, — чтоб я не забыл те уроки плавания, которые мне преподали когда-то в деревенском клубе.
Он бросился в воду, как резвящийся мальчишка, и через несколько взмахов исчез в темноте. Прошло почти пять минут, прежде чем они увидели, как Лэймар выбирается на противоположный берег. Он вылез из воды и закрепил на стволе какого-то дерева другой конец веревки. После этого он подал знак.
— Ну все, мальчики, — сказала Рута Бет, — папочка зовет. Оделл, ты пойдешь первым?
— Пойду, — отозвался Оделл.
Оделл начал движение, перехватывая руками веревку, протянутую под розовеющей в лучах восходящего солнца поверхностью воды. Он был так неимоверно силен, что двигался удивительно быстро, несмотря на то что при нем был мешок с деньгами.
— Теперь ты, Ричард.
— Нет, Рута Бет, иди ты.
— Ты можешь любить себя сколько хочешь, но не мешай другим. Полиция висит у нас на хвосте, и мы не можем ждать. Если они возьмут тебя, то, как бы сильно ты ни боялся Лэймара, ты его тут же продашь. Мы оба отлично это знаем. Так что не канителься.
Она пронзила его пылающим взглядом. Ее маленькое деревенское личико выглядело необыкновенно суровым в сероватом свете утра, она была похожа на одну из обнаженных моделей Боттичелли, лица которых, казалось, состояли из плоскостей, ограниченных острыми углами. Было похоже, что Рута Бет, словно ведьма, хотела дурным глазом навести на него порчу и заколдовать его, чтобы он не мог избежать своей судьбы. Затем она пошла вперед, легкая и по-деревенски сильная. Она продвигалась быстро и, казалось, без малейшего усилия. Скоро она исчезла в стремнине вод.
Теперь настала очередь Ричарда. Против своей воли он двинулся вперед. Течение оказалось намного сильнее, чем он мог предположить. Он страшно пугался, оказываясь на глубоких местах, где не доставал ногами дна. С каждым перехватом веревки его тревога нарастала. Он замерз как ледышка. Он собрал расходившиеся нервы в кулак и двинулся дальше. Веревка глубоко погрузилась в воду, там же оказалось и его лицо. Ричард ощущал страшный холод и сильное течение. В одном месте веревка погрузилась под воду на добрых два фута, все его силы уходили на то, чтобы хоть время от времени высовывать голову из-под воды и судорожно вдыхать живительный воздух. В таком положении ему вообще ничего не было видно — ни земли, ни неба; он видел только сверкающую поверхность воды. Вселенная свернулась, от нее не осталось ничего, кроме воды. Эта мысль повергла его в ужас.
Однако пока он продолжал двигаться вперед. В какой-то момент он слишком рано открыл рот и хлебнул воды. Кашель мучительно сотрясал все его тело, однако он крепко держался за веревку. «Ну, еще немного», — подумал он. Он умудрился еще дважды перехватить веревку, прежде чем ему удалось вынырнуть на поверхность, чтобы глотнуть свежего воздуха. «Должно быть, я уме недалеко от берега», — подумал он.
Это была его роковая ошибка, когда он решил посмотреть, где находится противоположный берег. Ричард думал, что осталось несколько футов, а оказалось, что он не прошел еще и половины пути.
Его словно ударили обухом по голове. Все его существо охватила безнадежность.
— Сдайся, — произнес он вслух, — брось, все равно ничего не выйдет.
Однако он продолжал слепо сопротивляться. Это была ночная прогулка на ощупь. Весь мир сузился до ревущей воды и бесконечной усталости в его руках. Ричард всей душой желал прекратить сопротивление. В какой-то момент он сделал такую попытку и приказал своим рукам отпустить веревку, но руки отказались повиноваться ему. Он еще несколько раз перехватил веревку, потом еще, потом еще. Ему удалось глотнуть еще несколько порций сладкого, освежающего воздуха. Он медленно, но упорно продвигался вперед.
Кажется, этому суждено было продолжаться целую вечность. Но в следующий момент, взглянув на берег, он был поражен его неожиданной близостью. Рванувшись вперед, он хлебнул добрую порцию холодной воды. Вдруг он увидел их в кустарнике, на берегу. Ноги его коснулись дна. Он решился оторваться от проклятой веревки. Он встал на дно и помахал рукой.
В это мгновение пучина поглотила его.
— Ричард, — не повышая голоса, позвал Лэймар. Ричард был уже очень близко, он уже выходил из воды. Но тут произошло что-то непонятное. Он словно присел и тут же исчез, как будто какая-то сила дернула его под воду. На поверхности осталась лишь голова, которую стало стремительно уносить течением. На лице Ричарда блуждала идиотская полуулыбка, словно он сам не успел поверить в то, что случилось, словно он думал, что все это чья-то нелепая шутка.
— Ричард, — уже со злостью повторил Лэймар, — тащи свою чертову задницу из воды и прекрати...
Но Ричарда уносило. Течение увлекало его, и Лэймар видел, как глупое выражение на лице несчастного сменилось выражением ужаса и слабости. Ричард запаниковал, беспорядочно замахал руками, потерял контроль над собой и через несколько секунд исчез из виду.
— Ви-чад, — произнес Оделл.
— Унесло парнишку, — констатировала Рута Бет. — Река взяла его.
Лэймар все еще наблюдал. Он испытывал нечто вроде разочарования. Затем пришел в ярость. Проклятый идиот этот Ричард, пройти почти весь путь и...
— Вот дерьмо, — сплюнул он.
— Лэймар, с ним кончено. Пусть тонет, — сказала Рута Бет. — Пусть тонет.
Ричард тонул. Мир стал темным и бесформенным. Там, внизу, не было света. Он слабо дергался и махал руками, пытаясь противиться судьбе, но в этом мире не было места пощаде и милосердию. Он пытался вынырнуть на поверхность и вдохнуть хоть глоток воздуха, но легкие его заливала вода. Ему нужен был воздух, но вместо воздуха кругом была одна только вода. Его окружал серый мрак. Он закрыл глаза.
И подумал о матери.
«Мама», — ему захотелось плакать.
Его мать была очень красивой женщиной. Вместе со своими «друзьями» она прогнала прочь его отца. Мать и ее окружение происходили из Талсы. Это было третье поколение нефтяных магнатов, которые жили на нефтяные деньги, давно уже переставшие пахнуть трудом и потом нефтяных разработок. Папаша же его предпочитал компанию парней-сорвиголов, мошенников и спекулянтов, по которым плакала тюрьма. Эта компания, как и он, предпочитала зарабатывать деньги на свой страх и риск, выматывая на этом деле свои кишки и нервы. Короче, вся эта напыщенная публика, эти дружки матери с их замашками аристократов с Восточного побережья, объединились и прогнали вон бедного малого. Ричард был уверен, что они даже не потрудились оформить развод.
Мать постоянно твердила Ричарду, что из него может получиться художник. Она в нежном возрасте начала водить его на занятия в художественную школу и окружила компанией людей искусства. В возрасте шести, девяти, одиннадцати и четырнадцати лет его возили в Европу. Не ее вина, что из этого ничего не получилось. Она сделала все, что было в ее силах.
Как бы то ни было, обстоятельства всегда складывались не в пользу Ричарда. Мать обязательно представляла его выдающимся личностям из мира художников, когда те оказывались в их местах, но он всегда разочаровывал их. Несомненно, он обладал талантом, но не слишком великим — это было ясно каждому. Кроме того, в общении он был намного менее интересен, чем его мать. Он проигрывал ей во всем — он не умел поддержать светскую беседу; ему недоставало ее блестящего переливающегося очарования, живости, умения доверительно выслушивать собеседника. Она говорила ему об этом, причем не косвенно, щадя его самолюбие, а резко и прямо в глаза.