Мастер-снайпер - Хантер Стивен. Страница 26

Репп стрелял все быстрее, ведь русских оказалось так много. Он довольно удобно вклинился между кирпичами башни, и на каждый выстрел винтовка отвечала резким легким толчком, не тем разбивающим кости ударом, как «Кар-98», а осторожным и сдержанным. Когда Репп убивал их, они падали на камни, обливаясь кровью, но без видимых повреждений. Калибр 6, 5 миллиметра убивает скоростью, а не силой удара: вращающаяся пуля вонзается в плоть как сверло и, не обходя кости или позвоночник, вылетает наружу. По тому, как расслабленно падали эти люди, Репп пришел к заключению, что они не чувствовали боли. Они так тесно толпились, что ему даже не надо было передвигать винтовку, он просто держал ее на том же месте. К этому моменту Репп уже истратил пять обойм, двадцать пять зарядов. Он убил двадцать пять человек. Когда он поражал их, одни казались ошеломленными, другие — злыми, третьи — рассеянными. Репп стрелял в грудь. Он не рисковал. Не придумывал ничего необычного.

Русские, конечно, заметили его. Их пули свистели и ударялись вокруг него, откалывали кусочки кирпича, наполняли воздух снегом и пылью, но он испытывал волшебное ощущение. Он продолжал заставлять их падать. Груда белых тел росла.

У него за спиной раздался звук, и Репп обернулся. Наверху лестницы, согнувшись, стоял парень и держал в руках его сумку.

— Ваша сумка, господин гауптштурмфюрер. Вы оставили ее внизу.

— Ага.

Кто-то все же догадался принести ее. Сумка была набита боеприпасами, еще шесть коробок, в каждой пятьдесят специально заряженных патронов, 180 гран под пулей с никелевым наконечником. Бердановские капсули, самые лучшие, с двойным отверстием для искры.

— Ты можешь зарядить их для меня? Все то же самое, что и на твоем карабине, кроме обоймы, — мягко сказал Репп, в то время как очередь из «Дегтярева» просвистела у него над головой и ударила в стену. Он кивнул на кучу пустых барабанов, валявшуюся у него под ногами среди стреляных гильз. — Но держись пониже, эти ребята уже по-настоящему рассердились.

Репп стрелял все утро. Атака русских захлебнулась, они снова были отброшены к началу Центрального проспекта. Он убил всех их офицеров и был совершенно уверен, что среди них был даже полковник, которого он уложил всего лишь мгновением раньше. По его подсчетам, он убил почти сотню Девятнадцать пустых магазинов, и в этом последнем осталось всего лишь три заряда; таким образом, за два с лишним часа он убил девяносто восемь человек. Винтовка нагрелась, и раза два Репп останавливался, чтобы капнуть в дуло каплю-другую масла. В один из двухминутных перерывов он, намотав на шомпол тряпку, энергично протер ствол, после чего тряпка оказалась черной от гари. Парнишка сидел скрючившись у его ног, и каждый раз, когда на землю падал пустой барабан, он подбирал его и тщательно набивал новыми патронами.

Поповцы начали наступать с другой стороны; очевидно, они выслали отряды для нападения с флангов. Но атакующие попали под сильный огонь, который велся с нижнего этажа завода, а тех, кто выжил, достал Репп. И все же интенсивность огня, направленного против завода «Красный трактор», возрастала. Репп слышал, что сражение снова приближается к кульминационной точке. У таких событии тоже есть своя мелодия, и Реппу казалось, что он слышит ее.

На вершине лестницы появился покрытый грязью лейтенант, виденный им утром.

— Ты еще жив? — поинтересовался у него Репп.

Но парень был не в том настроении, чтобы отвечать на шутки Реппа.

— Они прорвались. У нас нет достаточной огневой силы, чтобы сдерживать их и дальше. Они уже заняли одно крыло завода. Давай, Репп, уходи. У нас еще есть шанс выбраться отсюда на собственных ногах.

— Спасибо, старик, но я лучше останусь, — весело ответил Репп.

Он чувствовал себя schufifest — пуленепробиваемым, но в силу особенностей немецкого языка эти звуки могли приобрести дополнительное значение — «заговоренный»

— Репп, здесь тебя ничего не ждет, кроме смерти.

— Уходи сам, — ответил Репп. — Мне здесь слишком интересно, чтобы уходить.

Теперь он стрелял на более дальнее расстояние, сквозь дрейфующий столб дыма он различал маленькие фигурки в нескольких кварталах от него. Увеличив изображение при помощи оптического прицела, он увидел двух офицеров, стоящих в дверном проеме и совещающихся над картой. Сцена была видна поразительно отчетливо, Репп разглядел даже волосы у них в ушах. Первому он попал в сердце, а второму — в горло, потому что, когда в его товарища попала пуля, тот отвернулся, словно это могло его спасти.

Потом Репп убил снайпера, находящегося в семи кварталах от него.

На другой улице Репп убрал водителя грузовика, расколов при этом ветровое стекло на миллиард осколков. Грузовик бесцельно уткнулся в груду обломков, а люди из него разбежались в поисках укрытия. Из семи человек он сумел подстрелить троих.

Снизу раздалось несколько взрывов гранат, застрочили автоматы, в тесном закрытом пространстве их звук в несколько раз усиливался и отдавался эхом.

— Думаю, они уже проникли в здание, — заметил Репп.

— Я зарядил все оставшиеся патроны в магазины, — сказал боец. — Получилось девять штук. Еще сорок пять пуль.

— Тогда тебе лучше уходить. И большое спасибо.

Парнишка смущенно покраснел. Ему было лет девятнадцать, может быть, восемнадцать, симпатичное худое лицо.

— Если я снова встречусь с тобой, то напишу благодарность твоему офицеру, — пообещал Репп; до абсурдного мирный момент в разгар великого современного сражения. Пули, щелкая и хлопая, ударялись о башню со всех сторон. Парень побежал вниз по лестнице.

В конце Центрального проспекта еще до наступления сумерек иваны организовали очередную атаку. Репп убил одного, который по глупости выглянул из-за дымящейся бронемашины. Винтовка была горячей, как печка, и ему приходилось быть осторожным, чтобы не коснуться пальцами металлической части ствола. Однажды он уже притронулся к стволу и сразу же ощутил вскочивший на коже волдырь. Но винтовка работала превосходно, австрияки действительно умеют делать такие вещи. Винтовка была сделана в Штайре, неподалеку от Вены. Двойной курок, узор на металле, что-то из жизни старой империи: охотничьи домики у подножья Тирольских холмов, и лесники в зеленых кожаных штанах и гетрах ведут вас к лучшим оленям в лесу.

Капли света взлетали вверх, чтобы уничтожить его. Трассирующие пули разворачивались в ленивом полете, как брошенная веревка. За некоторыми пулями тянулись ниточки дымка. Пули ударялись о кирпич со странным, похожим на щелчки звуком. Репп понимал, что это лишь вопрос времени и что, если он до сих пор жив, когда в городе стреляет каждое русское ружье, то это просто-напросто какое-то статистическое отклонение, которому вскоре придет конец. Но разве это имеет значение? Может быть, такой вот момент настоящей снайперской войны стоит его жизни. Он стрелял, стрелял и стрелял большую часть дня, сделав более трехсот точных, направленных из укрытия выстрелов, используя четыре улицы как каналы для стрельбы, имея массу боеприпасов, парня для того, чтобы заряжать магазины, и множество целей повсюду: они толкались на улицах, скрывались за развалинами, выглядывали из сточных канав, но если он мог увидеть их, то он мог и попасть в них.

Репп убил солдата с огнеметом за плечами.

Сорок четыре пули.

К тридцать шестой пуле стало ясно, что люди внизу или отступили, или убиты. Он слышал внизу отчаянную возню. Русские, должно быть, воспользовались канализацией, чтобы проникнуть туда: по улице они точно не проходили.

Двадцать семь.

Как раз за секунду до этого кто-то находящийся у основания лестницы выпустил вверх очередь из семидесяти одного патрона. Репп оказался защищен от этого, он стоял в нише в кирпичной стене, но, когда пули запрыгали вокруг, дощатый пол башни разлетелся в щепки. Воздух наполнился деревянной пылью. У Реппа была граната. Он выдернул из рукоятки чеку, бросил гранату на лестницу и услышал, как она запрыгала по ступенькам. Когда раздались взрыв и крики, он уже опять прильнул к прицелу.