Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза". Страница 80

Так что Куроки пострадал лишь по причине "высокой дисциплины в армии": Юрьев просто точно смог просчитать, куда нужно ставить батареи чтобы ударить по четырем колоннами одновременно. Хотя нет, и из-за технологической отсталости тоже: чтобы нужные восемь сотен стволов одновременно жахнули (а ненужные и не дергались), потребовалось еще десяток носимых радиостанций и куча полевых телефонов. Вот только барон так и не узнал, что он технологически отстал: судя по тому, что удалось найти, его мина приземлилась точно ему на голову…

А еще вместе с бароном не повезло британскому военному агенту Яну Гамильтону, который вместо того, чтобы мирно сидеть где-нибудь в Токио, поперся с японской армией в Корею…

Оставленных в Пхеньяне японцев зачищать не стали: и город жалко, и потери в городских боях ожидались немаленькие. Так что собрали трофеи, прикопали в окрестных ущельях японские тушки (в живых не оставив ни одного человека) и отошли обратно в Анджу – ждать, пока японцы новых солдатиков в чисто поле не выгонят. Только ждать пришлось долго.

А трофеи у Гёнхо получились богатые. Только пушек ему досталось около двух сотен, еще сорок восемь пулеметов, винтовок тридцать пять тысяч, патронов вообще без счета – именно так указал Юрьев в телеграмме, посланной из Мукдена через три дня. В ней же указал, что "среди мартышек сих затесался и один в мундире британском, в звании генеральском, что свидетельствует о том, что под видом японцев англичане гадят". Вообще-то Вениамин Григорьевич не очень понимал, зачем я просил его телеграммы писать именно в подобном стиле, но просьбу мою исполнил точно. А тут еще и целый генерал под горячую руку попался! То есть не совсем уже целый…

Вообще-то все подразумевают, что тайна личной переписки государством соблюдается. Наверное государство и соблюдает, но вот отдельные телеграфисты – они грешат нарушением обязательств. И содержание телеграммы Юрьева как-то быстро просочилось в прессу, причем иностранную. Германская – та вообще очень ехидно по японцам прошлась: целая армия была попросту уничтожена каким-то отрядом охраны корейской шахты! Однако ехидство – ехидством, но все остались в глубоком недоумении по поводу причин столь странного разгрома: армия – уничтожена, это факт неоспоримый. А вот как? Свидетелей – с японской стороны – не было, а с другой – информации не поступало…

То есть что-то поступало, причем почему-то "издалека": в очередном номере "Книжного обзора" у Бариссона появилась статейка под названием "О разгроме первой японской армии". В которой автор, скрывающийся под псевдонимом "Алистер Маклин", рассуждал о том, что у Тихого океана всего два берега, на одном из которых находится Россия, а на другом – США. И что эти две державы в состоянии поделить его по справедливости. Тем более, писал далее автор, ссылаясь на некие "источники, близкие к русскому императору", царь очень даже не против в этой части мира договариваться лишь с одним партнером. А Британии, которая к тому же уже в открытую играет на стороне Японии, придется оттуда убраться. Придется-придется, ведь если всего один корейский охранный батальон (правда, под руководством русского отставного офицера) уничтожил японскую армию целиком, то пара русских кадровых полков и со всей британской армией справится…

Плохо, когда политика зависит от семейных привязанностей. Вот царь наш был ярым англофилом, и от войны с Японией чувствовал некоторое стеснение: ведь она-то, по большому счету, ведется Россией против британских интересов! И англичане, в общем-то, знали об этом. Но знали они и о том, что царь не только Англию любит, но и жену – которая вообще немка и островитян, несмотря на то, что сама была внучкой королевы Виктории, мягко говоря, недолюбливает. А тут русские (а кто же еще-то?) японскую армию изничтожили, да к тому же позволили себе наглость уконтрапупить британского генерала! Опять же, странная история с германским кредитом – поневоле закрадутся подозрения, что жену император русский любит как-то уж слишком сильно…

Евгений Алексеевич Линоров – после того, как закончились его обязанности "агента связи" с Гёнхо – отбыл в Петербург и там занялся совсем иной работой. Странной, даже для него самого, но очень нужной. Я с Линоровым перед отбытием его в столицу по поводу предстоящей работы говорил три полных дня – но он все же принял мои доводы и работу выполнял с невероятным рвением и тщательностью.

Повезло мне с ним… В этот раз он снова набил морду высокородному железнодорожнику и опять мне удалось сманить его к себе после "позорной" отставки. Ну а теперь я подробно объяснил ему, почему отставка его была практически неизбежна, и он не просто с усердием, но и с явным удовольствием приступил к работе в должности коменданта "трамвайного городка" в Петербурге. Выстроенный "на задворках" Николаевского вокзала городок объединял трамвайное депо и жилье для его рабочих. Ну а то, что рабочих было довольно много – так это специфика российских трамваев: и сами трамваи гораздо больше зарубежных, и линии трамвайные более тщательного ухода требуют. Опять же, на остановках магазинчики работают круглосуточно, а для них тоже люди нужны. Так что традиционные уже для "волковских рабочих городков" пятиэтажки никого особо не смущали: даже с башенкой на одном из них дома до высоты Зимнего явно не дотягивали, а к тому, что у "трамваестроителя" рабочие живут "просторно", народ уже привык. Как не смущала никого и отдельная железнодорожная ветка в этот городок: и запчасти к трамваям тяжелые, да и сами трамваи аж из Москвы по чугунке возят…

В конце апреля мне тоже пришлось временно переселиться в Петербург. В "инженерный дом" в том самом "трамвайном городке" имени меня – как раз в дом "с башенкой". Все же хотя война шла для России и не самым успешным образом, Япония тоже особых успехов не демонстрировала. Две страны бесполезно сжигали на войне деньги, причем деньги чужие – и кому-то это могло очень не понравиться. И я даже знал кому – только не знал когда.

В понедельник двадцать пятого апреля телеграф донес весть о высадке второй японской армии на Ляодуне. Ну а до меня эту новость донесли радиоволны еще вечером двадцать четвертого – по петербургскому времени, понятное дело. Дальнейшие действия японцев были понятны: Порт-Артур блокируется и с суши, японцы захватывают Дальний и прут в Маньчжурию. А у меня в Дальнем, между прочим, уже свой собственный причал выстроен, и прочих разных домиков несколько. Деньги вложены, и не маленькие. Жалко, если пропадут…

Я сидел в небольшой комнатке в башенке "инженерного дома" и задумчиво глядел на мигающий "зеленый глаз" приемника. Сидевший рядом Евгений Алексеевич тоже задумался, а далекий голос моего "старого знакомого" капитана Травина методично перечислял:

– За день высажено японской пехоты до двух полков, артиллерии пока нет. Береговыми наблюдателями отмечены еще девять транспортов. Пароходом "Хирю-мару" буксирно к месту высадки доставлены около трех десятков джонок, из чего ожидается ускорение высадки пехоты…

Да, на раздумья больше времени нет, и я взял микрофон:

– Петр Сергеевич, а чем занята армия Стесселя?

– А ничем! Александр Владимирович, там даже наблюдателей от армии нет! Подошла какая-то рота, посмотрела на японцев и тихонько отошла…

– Всё, спасибо, я понял. Капитан Травин, с шести утра местного времени начинается сенокос и кратковременные дожди.

– Так точно, Александр Владимирович! Спасибо! Сенокос! Дожди! С шести утра!

– Кратковременные! Справитесь?

– Не извольте беспокоиться, справимся! Все готово уже давно, команды лишь ждем!

– Ну, с богом! Конец связи.

Линоров поглядел на меня встревоженным взглядом:

– Это те самые дожди?

– Надеюсь. Но у вас тут забот, мне кажется, лишь прибавится. Кому-то эти дожди ледяными покажутся…