Набросок скомканной жизни (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна. Страница 12

Уже лучше. Но все равно не то. Старый запойный мужик. Нет, надо завязывать с виски! Надо заняться спортом, как раньше. Надо перестать курить по три пачки в день. Надо…

— Матвей, я тебя предупреждаю, что консьерж через две минуты вышибет дверь!

Он тяжко вздохнул и открыл защёлку ванной. Визг немедленно прекратился, и в просторное помещение влетела Нелли.

Чуть ли не с первого дня, а значит, уже три года, Матвей не мог понять, с какого перепоя он поселился вместе с ней. Точнее, случилось-то всё с самого настоящего перепоя, и это Нелли переехала к нему, заполнив свободное пространство квартиры своими бронзовыми статуэтками, нелепыми модными сухими цветами и шмотками, стоимость каждой из которых превышала месячную зарплату толкового менеджера. Яркая брюнетка, всегда накрашенная самым вызывающим образом, с безукоризненным (и очень дорогим, судя по чекам из салона красоты) загаром, а главное — с телом, подходившим под все каноны красоты двадцать первого века, она просто вошла в его жизнь, уцепилась за локоть и больше не отпустила.

— Стареешь, дорогой! — съязвила она, вывернув до отказа кран горячей воды в ванне. — Глохнешь! Скоро ослепнешь и вообще рисовать не сможешь!

— Писать, Нель, писать!

— Тоже мне писатель! — фыркнула молодая женщина, сбрасывая кружевной пеньюар. Матвей невольно окинул взглядом её идеальное тело и отвернулся.

— Художники тоже пишут, — пробурчал он, выходя из ванной. Без толку спорить. Нелли имела собственное мнение обо всём на свете, даже о том, в чём она совершенно не разбиралась.

Оставив ее в ванной, Матвей зашел в кухню. На автопилоте наполнил резервуар кофеварки, достал из шкафчика капсулу крепкого кофе, чашечку, заменитель сахара, ложечку, приготовил всё и сел к барной стойке. Пачка сигарет лежала на гранитной поверхности со вчерашнего вечера, и Матвей закурил, чувствуя, как сушняк превращает его рот в размокший под дождем и высохший картон. Вот зачем он вчера напился? По поводу днюхи? Тоже мне, праздник называется! Хорошо хоть не буянил в ресторане, а то там было много знатного народу. Взять хотя бы мэра Питера, большого поклонника его картин. Сколько работ ему продали? Пять или шесть, надо спросить у Вики… Вика тоже хороша! Могла бы удержать его от последних трёх стаканов. Или даже четырёх. Агентша хренова! А может ей выгодно, чтобы знаменитый художник Матвей Белинский напивался, как сапожник?! Она прекрасно знает, что без виски Матвей не напишет ни одного полотна.

Блин, никто не понимает, что без виски у него просто не получится малевать эти модные и абсолютно бездарные картины, которые раскупаются за одну ночь выставки!

Машина, похожая на сложный космический прибор, громко заурчала, извлекая из своего нутра ароматный крепкий кофе. Матвей очнулся от размышлений и взял маленькую фарфоровую чашечку. Тьфу ты, даже в пальцах не удержать! Куда Нелли задевала старый сервиз, из разноцветного стекла? Там хоть чашки были нормальные, а не из детского набора. Так нет, вышел из моды — вышел нафиг!

Телефон ругнулся матом и начал громко орать: «Эй, ты тут? Возьми трубку, придурок, тебе звонят!» Матвей не шелохнулся. Надо будет — перезвонят. Забыли поздравить вчера — тем хуже для них. По всем вопросам до полудня звонить надо Вике. Его контакты в курсе этого правила, а на неизвестные номера он всё равно не отвечает.

Айфон продолжал ругаться матом, и Матвей поморщился. Надо дать Вике, пусть поменяет мелодию. Достала эта игрушка, и вообще это смешно только первые три дня.

Телефон замолчал, и на смену ему пришла Нелли. Как она умудряется так быстро приводить себя в состояние полной боевой готовности — уму непостижимо. Но факт.

— А почему мне кофе не сделал? — ее высокий голосок отозвался острым шилом в голове Матвея, и он поморщился. Поднявшись с табурета, пошел к кофеварке. Проще сделать и не оправдываться, чем вынести хоть две минуты кошмарного визга. Нелли распахнула холодильник и достала масло, сыр и джем, пакет мангового сока.

— Вика просила напомнить, что ты должен быть на выставке к семи часам! Относительно трезвый!

— Что вы обе понимаете под сочетанием слов «относительно трезвый»? — попытался съязвить Матвей, но Нелли окатила его ледяным душем карих глаз и отрезала:

— Два стакана!

— Перестаньте меня ограничивать, — буркнул Матвей. — Ведьмы!

— Будем ругаться? — практично осведомилась Нелли, сосредоточенно намазывая масло на гренку, но Матвей покачал головой:

— Смысл?

— Правильно, — кивнула женщина. — Лучше иди рисуй! У тебя заказ висит.

Матвей прикрыл глаза. Заказ! Если бы не надо было писать эту идиотскую картину… Он бы нарисовал глаза маленькой племянницы Нелли! Но… Придется идти в мастерскую и ляпать краской на холст.

В мастерскую, расположенную на втором этаже просторного дуплекса, Матвей пошёл с удовольствием. Потому что Нелли не переставала болтать, рассказывая очередные сплетни богемного мира Петербурга. Её голос раздражал его, как ничто другое в мире. Вежливо пожелав своей драгоценной провести замечательный день, Матвей взял вторую чашку кофе и поднялся по скрипучей винтовой лестнице на второй этаж, под самую крышу. Там было его царство. Он запретил вход всем и каждому, даже Нелли. Особенно Нелли!

Дверь никогда не запиралась, зачем делать из себя Синюю Бороду, вдруг мысленно подумал Матвей и рассмеялся от этой идеи. Нет, запирать было необязательно. Нелли всё равно не переносила запах красок, они её обволакивали и мешались с запахом духов, отчего она бесилась и неслась в ванную начинать туалет сначала.

Кисти он, конечно, убрать забыл. Теперь всё засохло. Идрит-мадрид, ну как можно быть таким безответственным! Матвей вздохнул, сел со своим кофе посреди просторного помещения и уставился на незаконченную картину.

Сплошное месиво из красок, взрыв тёмных цветов, аляпистые мазки чуть более яркого колера там и сям. Всё какое-то объёмное, тяжёлое, навевает торжественные мысли. В полотне чего-то не хватало, и Матвей бился над ним уже три недели. Казалось бы, чего проще, дай там кистью, проведи тут, как учёная обезьяна. Ан нет. Смысл надоть. Чтобы тётки в очках и дядьки в элегантных шарфиках ходили потом на выставке, присматривались к картине под разными углами и важно рассуждали про «концепцию светового решения» и «необычную перспективу работы кистью».

Матвей попробовал сам взглянуть на картину с другого ракурса. Прошёлся медленно слева направо, внимательно наблюдая, как меняется освещение, но ничего особенного не придумал. Картина была явно незавершённой. И в таком виде придётся сдавать её заказчику.

Права Нелли. Он стареет. Исписался. Три года на пике моды и вот уже не может закончить холст. Ну ничего, денег у него достаточно, картин ещё полно, продаются они на ура, так что года два можно будет не беспокоиться о будущем. А там будет видно.

Матвей вздохнул и направился в угол мастерской, где были сложены старые работы, непроданные, ожидающие своего часа или просто отвергнутые критиками. Может, там найдется идея.

Идей было до хрена с небольшим хвостиком. Беда, что ни одна не подходила. Ни красная загогулина, ни квадратный круг, ни загадочная белая радужка чёрного глаза не вписывались в концепцию светового и цветового решения той фигни, которую Матвей мучал уже двадцать один день с половиной. Он в отчаянье перебрал все картины два раза и у самой стены наткнулся на толстую папку формата А2. Что он туда складывал, небось и сам господь не помнит… Матвей смахнул пыль с корешка папки и развязал туго затянутые тесёмки.

Глазам его предстали рисунки обнажённой натуры. Ясно, ранние работы, портреты из прошлой жизни скитальца, подписанные заглавной буквой М.

Модель, юная и прекрасная, вызвала у Матвея странное и давно забытое щекотание в пальцах. Захотелось добавить тень под рукой и очертить чётче контур нежного маленького соска. Как давно он не рисовал портреты! Когда это было, и в каком городе? Модель, как бишь её звали? Тося… Катюша… Нет, не вспомнить. Совсем мозги пропил, поздравил себя мысленно Матвей. Продолжаем в том же духе! Хрен вам два стакана! Напился вчера, напьётся и сегодня и, вот честное благородное слово, плевать на выставку!