Жарким кровавым летом - Хантер Стивен. Страница 112

Животные на стене казались живыми. Они застыли с выражениями гнева или ярости атаки, их губы были вздернуты, клыки оскалены, морды исполнены величавой и взрывной животной мощи. Конечно, все это являлось чистейшей фантазией. Эрлу доводилось бывать в мастерской таксидермиста, оказавшегося лысым, жирным мелким дядькой, который пропах химикалиями и имел магазин, полный искусственных глаз, присланных из Нью-Йорка, с 34-й улицы, и представлявших собой точные копии настоящих глаз, сверкавших и даже, как казалось, смотревших на тебя, хотя на самом деле это были всего лишь стеклянные шарики.

"Что говорит мне эта комната?

Кем был мой отец?

Кем был этот человек?"

Эрл всматривался в висевшие на стене головы животных, а они смотрели на него – беспощадные, хотя и запертые в этой комнате, но все равно рвущиеся в нескончаемую битву.

«Что мог знать мой отец?»

Судя по обстановке этой комнаты, единственную радость ему доставляла охота. И те земные удовольствия, с которыми охота была связана.

Да, вот что знает охотник. Охотник знает землю. Охотник бродит по земле, и даже если он не охотится именно в этот день, он обращает на все внимание, запоминает, отмечает детали, которые могут когда-нибудь ему пригодиться.

Вот что отец должен был знать: дикое безлюдье арканзасских гор. Знать лучше, чем любой другой человек до него или после.

Это было единственным местом, где он когда-либо бывал по-настоящему счастлив.

58

Оуни очень волновался. Неподалеку кипела суматоха. Ночную тьму прорезали лучи прожекторов и пульсирующие вспышки красных мигалок, полицейские приезжали, останавливали машины и высылали в лес поисковые группы с собаками для охоты на него. Но озеро было абсолютно спокойным. Оно лежало в темноте, отражая, словно лист зеркального стекла, бесчисленные световые пятна, мятущиеся на берегу.

– Не волнуйся, – сказал Джонни. – Все будет точно так же, как в прошлый раз. И пройдет без помех.

– Я волнуюсь не из-за озера, – ответил Оуни. – Я волнуюсь из-за леса. Неужели ты до сих пор все помнишь? Это было так сложно. Да еще и ночью.

– У меня фотографическая память, – успокоил его Джонни. – Определенные веши я не забываю никогда, это все равно что положить их в банк. – Он улыбнулся, излучая обаяние. Все козыри были у него на руках, и он знал это. – А потом поговорим о деньгах.

– Их будет достаточно, можешь мне поверить, – с величайшей искренностью произнес Оуни.

– В этом вся проблема. Я не верю тебе. Сколько бы я ни попросил, ты начнешь плакать и пытаться сбить цену. Но я знаю, что у тебя есть несколько миллионов.

– Нет у меня миллионов, – возразил Оуни. – Это все долбаные сказки.

– О, я кое-что подсчитал, – сказал Джонни. – Сделал одну прикидку. Очень хорошую прикидку. В конце концов, мы же спасаем твою жизнь. Так что, мне кажется, я должен забрать у тебя все, потому что я ведь и спасаю все.

– Это побег или похищение?

– Ну, если честно, то серединка на половинку, – признался Джонни. – Мы не оставим тебя ни с чем.

– Конечно, ты этого не сделаешь, – сказал Оуни. – Ты же захочешь, чтобы я оставался твоим другом, когда все это в конце концов закончится. Ведь я все равно вернусь, ты это прекрасно знаешь. Я Оуни Мэддокс. Я держал «Коттон-клуб». Я держал Хот-Спрингс. Это всего лишь небольшой срыв. Я не ухожу ни в какую долбаную отставку. Я снова выйду на самую верхушку в рэкете, и скоро, вот увидишь.

– Нисколько не сомневаюсь, – согласился Джонни.

– Я думаю, что поеду в Калифорнию. Возможности там золотые, и у меня такое чувство, что там скоро сменится политическая власть. Никогда не бывает так, чтобы одна партия все время держала мазу.

Назначенное время почти подошло.

Джонни взглянул на часы, подошел к отверстию пещеры и посмотрел на озеро. Оуни последовал за ним, и довольно скоро из темноты показались белые паруса. Это было ядром плана Джонни. Он знал, что мысли законников будут сосредоточены вокруг драматического быстрого бегства преступников. Ни на что иное у них не должно хватить воображения. И поэтому полицейские будут думать главным образом о шоссе, самолетах и железных дорогах. Преступление было современным, совершено было быстро и основывалось на скорости. Кто мог подумать о том, что в нем будет задействовано парусное судно?

Эта красотка, принадлежавшая судье Легранду, имела пятьдесят футов в длину, две мачты и множество парусов, которые изящно и бесшумно влекли яхту по воде. Судья частенько отдыхал на ней, особенно в случае визитов конгрессменов и титанов промышленности, для которых устраивались элегантные прогулки под парусом под бриллиантово-голубым небом по бриллиантово-голубой воде, обрамленной поросшими соснами зелеными холмами предгорий Уошито; гости попивали шампанское, ели устриц и смеялись весь вечер, как и подобает важным людям, каковыми они и являлись, и поэтому, оставив сотни тысяч долларов за игорными столами Оуни, они, возвращаясь домой, все равно больше всего говорили о невиданном южном гостеприимстве и изумительных ночах под звездными небесами.

Яхта, осадкой в четыре фута, была очаровательным суденышком, сделанным из чистого тика и меди, и имела команду из четырех человек и вспомогательный двигатель (об этом никто не знал, это была личная тайна яхты), благодаря которому могла ходить при полном штиле и пробираться под мотором по узким протокам в случае необходимости – а такая необходимость непременно возникнет рано или поздно.

Судно было слишком велико для того, чтобы пристать к берегу, и потому оно просто остановилось, спустив якорь, в семидесяти пяти футах от берега. К ожидавшим бесшумно направилась шлюпка, подгоняемая умелыми взмахами двух пар весел.

– Ну вот и прекрасно. Давайте, мальчики, грузитесь на пароход, – скомандовал Джонни, как только лодка ткнулась в берег.

Они покинули пещеру, сползли вниз по крутому склону, пробрались через тростники и наконец добрались до носа лодки, которая неподвижно застыла, удерживаемая канатом, крепко зажатым в руке одного из гребцов, выскочившего на берег. Оуни перебрался через борт, и его сразу же прохватила дрожь от тянувшегося над водой легкого бриза. Ненадежность лодки чрезвычайно раздражала его – он любил прочные, массивные веши, – и он поспешил сесть. Он чувствовал, как лодка переваливалась с боку на бок, пока в нее забирались остальные его спутники. Впрочем, очень скоро они отплыли от берега и помчались к большой яхте.

Сильные руки ловко втянули Оуни на борт.

– Добрый вечер, мистер Мэддокс, – сказал Стивенс по прозвищу Кирпич, шкипер яхты, известный в местных краях как любвеобильный холостяк, который тайно (для Оуни это тайной не было) потрахивал и дочь судьи, и его жену. – Как поживаете, сэр?

– Я буду поживать гораздо лучше, когда стану потягивать пина-коладу в Акапулько, – ответил Оуни.

– Вы окажетесь там уже через несколько дней. Судья передает вам свои наилучшие пожелания.

– Пусть судья лучше продолжает посылать свои деньги. В конце концов, я же хозяин этого города.

– Я уверен, что судья понимает это, сэр.

Следом за Оуни на борт взобрались пятеро бандитов, увешанных оружием.

– Прекрасно, мальчики, – сказал Кирпич, – теперь спускайтесь вниз. А мы тем временем начнем смываться отсюда.

Они настороженно спустились по тиковой лесенке в помещение, гордо именовавшееся каютой, хотя ему больше подошло бы название нора. Но внутри... О, это оказалась просто замечательная нора, со стенками из полированного тика, с баром, который хотя и был невелик, но содержал множество различных напитков.

Оуни расположился на диване. Остальные уселись на стулья.

– Я хочу выключить свет, друзья, – предупредил Кирпич. – Так будет безопаснее.

– Надолго, шкипер?

– Часа на четыре, не больше. Ветерок совсем неплох, и я поставлю три паруса. Я знаю эти воды как свои пять пальцев. Доставлю вас, куда хотите, к двадцатидвухчасовым склянкам. По-вашему, по-сухопутному, это будет десять часов.