Страж империи (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 45

В зале снова послышались негромкие аплодисменты, и я понял, что придется идти на крайние меры.

– В таком случае, герр Линдеманн, у меня последний вопрос. Вы и ваш компаньон-свартальв утверждаете, что психоклинок свартальвов и эфирная струна одержимого – одно и то же, хотя, конечно же, никогда не видели и не исследовали, как и чем одержимый режет людей и предметы. Я, в отличие от вас, обладаю даром видеть эфир, и потому гораздо лучше понимаю природу того, чем именно одержимые пытались меня располовинить. И я говорю вам, что эфирная струна не имеет ничего общего с психоклинком.

– Боюсь, Александер, что ваша позиция весьма уязвима, – снова улыбнулся Линдеманн. – Вы ставите мне в вину, что я никогда не видел «эфирную струну», но что-то утверждаю – а между тем сами никогда не видели психоклинок, но тоже что-то утверждаете. В чем-то вы правы – мы никогда не имели возможности исследовать эфирную струну. Но кое-кто другой такую возможность имел и воспользовался ею. Я говорю о свартальвах.

– Сами свартальвы этого почему-то нам не сказали.

– Угу. Они и про психоклинок говорят, что ничего такого у них нет. Но если у вас есть компаньон-изгнанник, которому уже не нужно хранить тайны его народа, к тому же кое-что знающий по теме – то, внезапно, вы можете узнать кое-что, чего не знают другие. Вы, Александер, частично правы, потому что психоклинок и струна имеют разное происхождение и даже не совсем идентичную природу. Однако принцип рассечения материальных объектов один и тот же.

– Это голословное утверждение, герр Линдеманн. Надо бы доказать.

– Ну, чтобы доказать, нужна встреча с одержимым, вы к этому клоните? Беда в том, что вначале нужен сам костюм, с броней и полнофункциональным преобразователем, иначе одержимый убьет испытателя другим способом. Если будут средства на разработку и создание боевого прототипа – в нем я готов встретиться с одержимым лично.

В зале снова раздались скромные аплодисменты.

– Да-да-да, понимаю, – кивнул я. – В этом-то вся проблема… Ладно, герр Линдеманн, давайте начистоту. Есть всего три возможных варианта. Первый – я ошибаюсь, а вы правы. Второй – я прав, а вы ошибаетесь. И третий – вы сознательно пытаетесь всех тут обмануть, герр Линдеманн, как бы грубо это ни звучало. Но, к счастью, у нас есть возможность установить истину прямо здесь и сейчас. Давайте предположим, герр Линдеманн, что за дверью ждет мой приятель. Он одержимый, но ручной. Он войдет, когда я позову, и попытается разрезать вас эфирной струной. Никаких летающих кирпичей, только струна. Вы согласны провести этот эксперимент?

– Да легко… если у вас есть такой приятель.

Тут подал голос один из джентльменов с явно военной выправкой из свиты короля:

– Вы же это не всерьез насчет одержимого во дворце?

– Да нет, конечно, скорее небо рухнет на землю, чем у меня появится такой приятель. Но эксперимент мы все-таки проведем.

Я подошел к возвышению, оттолкнулся носками, изящно запрыгнул наверх, к Линдеманну, и повернулся лицом к залу.

– Слыхал я, дамы и господа, что есть у вас в Сиберии один старый обычай. Когда покупатель приходил к мастеру за кольчугой – тот надевал ее сам, а заказчик бил кинжалом. Если кольчуга оказывалась плоха – в Сиберии становилось одним халтурщиком меньше… Ваше величество! Герр Линдеманн утверждает, что его преобразователь защищает от эфирной струны. Если я сейчас махну рукой и он развалится на две части – это не будет считаться убийством?

– А почему он должен… развалиться? – нахмурился король.

– Потому что я у одержимых научился не только быстро бегать. Видя, как они пытаются убить меня, я пытался повторять их способности. Не все мне удалось повторить, но эфирную струну я кое-как сумел освоить. Так что мы можем провести испытание преобразователя прямо сейчас, если, разумеется, вы освободите меня от ответственности за возможную гибель экспериментатора.

– Конечно же, это не может считаться убийством! – воскликнул Потоцкий и повернулся к королю: – герр Линдеманн утверждает, что неуязвим для струны. Соответственно, попытка испытать на нем его защиту не может считаться убийством, потому что если он прав, то останется невредимым, а если погибнет – сам виноват!

Король огляделся налево и направо и спросил:

– Дамы и господа, тут все разделяют точку зрения графа Потоцкого?

Послышались одобряющие реплики.

Король пожал плечами и резюмировал:

– Похоже, подавляющее большинство «за». Мне это совершенно не импонирует, но… Слушайте, Александер… Вы нас не разыгрываете? Вы действительно перенимаете способности одержимых?

– Спросите у министра Сабурова, как у него по кабинету летали печеньки, если не верите.

– Ну что ж… Герр Линдеманн, вы согласны на это эксперимент?

– Разумеется, – кивнул германец. – Я только «за».

И тут поднялся сидящий неподалеку от короля молодой дворянин.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, и заранее прошу прощения за свое предположение, если оно несправедливо, но не может ли быть так, что оба экспериментатора в сговоре? Александер, вы махнете рукой, герр Линдеманн не пострадает – так была ли эфирная струна, если ее не видит никто, кроме вас?

– Очень справедливое подозрение, многоуважаемый, – сказал я. – Скарлетт, дай лом этому господину. А вы, будьте так любезны, убедитесь, что лом целый, прочный и железный. Заодно можете передать его всем скептикам, пусть любой желающий убедится, что это обычный лом.

Зал оживленно загудел, пока группа зрителей собралась в центре, осматривая лом. Затем Потоцкий его взял, одним концом упер в подиум, вторым в пол и как следует налег на него ногой. Лом, разумеется, выдержал.

– Бесспорно, это обычный лом, – заключил он.

– Отлично, возьмите его за один конец, пожалуйста, и поднимите вверх, чтобы весь зал хорошо видел.

Как только Потоцкий это сделал, я шагнул на край сцены, вытянул руку, выпустил из указательного пальца эфирный «коготь» и провел им поперек лома, а затем ткнул пальцем. Отсеченная треть лома со стуком упала на пол.

– Ну вот, сами видите. Прошу дам и впечатлительных покинуть зал, когда человека рассекает надвое – это зрелище сильное, даже для моей закаленной психики.

Некоторые присутствующие начали покидать свои места, а я повернулся к Линдеманну, который уже немного побледнел.

– Герр Линдеманн, если вы думали, что я пытаюсь взять вас на испуг – вы ошиблись. И если вы мошенник – это будет сейчас стоить вам жизни, уж не взыщите.

И я экспрессивно замахнулся, словно намерен расколоть его надвое ребром ладони.

Линдеманн взвизгнул, попытался закрыться руками, отшатнулся от меня, потерял равновесие и опрокинулся, гремя цепями и гирями.

Я повернулся к залу и сказал:

– Ну вот, дамы и господа. Вы сами все видели: нет у него никакой защиты, и он это знает.

Зал не то чтоб взорвался аплодисментами, но рукоплескали мне гораздо громче, чем до этого – Линдеманну.

Король вздохнул и сделал знак двум крепким молодцам:

– Выкиньте жулика вон. Из дворца и из Сиберии.

Я поклонился королю и залу, словно актер, исполнивший свой номер, и спрыгнул со сцены.

– Александер, да вы же гений! – восторженно воскликнул Ян.

– Присоединяюсь, – ввернул министр Сабуров и добавил: – только не исчезайте, у нас тут куча вопросов появилась…

– Вы про струну? – я поднял брови в наигранном удивлении. – Если что – увы, но не было никакой струны.

– А как же лом?! – воскликнули сразу несколько человек, и среди них сам король.

– В бытность мою беспризорником я зарабатывал на жизнь подмастерьем бродячего фокусника, господа, вот и все объяснение, – солгал я.

Увы, без лицемерия еще обходиться можно, а без лжи – никак.

– Но я уверен, что лом был целый! – возразил Потоцкий. – Как вам это удалось?!!

– Не скажу. Фокусник, беря меня в подмастерья, заставил поклясться на Священном Писании, что я не расскажу ни один его секрет никому, кроме как своему ученику, когда сам стану фокусником, и не раньше, чем умрет мой учитель, а он сейчас, я полагаю, жив-здоров. Я вообще-то атеист, но клятва есть клятва, – сказал я и повернулся к Сабурову: – кстати, господин министр, у меня к вам тоже есть небольшая просьба… Ну это потом, когда тут все закончится.