Когда мужу идут рога (СИ) - Стю Мари. Страница 14

– Дорогие друзья, – сказал Сергей, – предлагаю выпить первый бокал за дружбу, которая собрала нас здесь. Спасибо каждому из вас!

– За сказанное! – крикнули все дружно и после звонкого перестукивания бокалами выпили и закусили.

Вечер продолжался. Настроение гостей улучшалось после каждого тоста.

В доме стало душновато; я вышла на крыльцо подышать воздухом. «Хорошая семья, – думала я, вспоминая радостные лица. –  Собрались друзья, приятная компания…»

–  Как дела?

Я обернулась и увидела Виталию с двумя бокалами. Один она предложила мне.

–  Спасибо! – Я взяла бокал с вином. – У вас прекрасная семья!

–  Да, это так. Я люблю нашу семью.

Грустная улыбка выдала мое настроение.

–  Виталия, мы можем поговорить с тобой? Наедине. – Идея, которая пришла мне в голову, ужаснула.

– Конечно! – ответила она. – Пройдем в беседку.

– В беседку? Не думаю, что это - подходящее место. Ребята время от времени выходят на улицу покурить.

–  Тогда в кабинет…

Я кивнула; этот вариант меня устроил.

Мы с Виталией вошли в дом, поднялись по лестнице на второй этаж в кабинет Сергея. Она предложила мне присесть на диван возле стеллажа с книгами, а сама на правах хозяйки заняла место в красивом кожаном кресле за рабочим столом посередине комнаты; поставила бокал с вином на подставку, открыла ящик стола, достала начатую бутылку коньяка.

– Если разговор будет долгим и трудным, нам пригодится, –  Виталия улыбнулась.

Я перевела дыхание и, глядя ей в глаза, заговорила:     

– Виталия, не буду говорить долго. Скажу, как есть, коротко и ясно.

– Отлично! – согласилась она. – Не люблю долгих речей.

Тишина. Глоток вина. «Говори же!» –  велела я себе.

– Я читала твои письма, Виталия. Нашла коробку под кухонным гарнитуром в доме твоей умершей бабушки и... – Я примолкла – интересно же, как она себя поведет. Хотя бы бровью повела, чертовка! Не увидев никакой реакции с ее стороны, я продолжила. – Мне, признаться, плевать на твои слабости и пороки; вот только мужчина, которому ты «навесила рога» – мой друг. Я слишком долго и хорошо его знаю, и убеждена, что он достоин верности. Так что, не суди строго, но мне придется открыть ему глаза. Все письма я сфотографировала на смартфон; так, мои слова будут убедительнее…  

Я сказала достаточно, а потому замолчала. Неловкая минута тишины.

За долю секунды передо мной оказался совершенно другой человек. Из милой и добродушной молодой женщины, Виталия превратилась в тигрицу. Ее глаза заблестели как у хищницы, оберегающей детенышей от врага.

– Мужу идут рога, если счастлива семья, – наконец прервала она тишину.

–  Что? – переспросила я, полагая, что ослышалась.

–  Ничего, – прорычала Виталия и опять замолчала, вдумчиво глядя на меня.

Она встала, подошла к окну и, что-то бормоча, посмотрела на небо, усеянное звездами. Мне едва удалось услышать: «Как я могла забыть эту чертову коробку?» Потом Виталия повернулась ко мне лицом, широко улыбнулась, демонстративно и наигранно.

– Я говорила тебе, что люблю нашу семью? – отрывисто спросила она и тут же ответила. – Говорила. И, знаешь, подружка моего мужа, я не хочу терять то, что люблю.

Она опять замолчала и опустошила бокал. Словно по щелчку ее взгляд стал прежним, мягким и расслабленным, а поведение таким же спокойным и уверенным.

– Давай с тобой поговорим, как разумные люди, – Виталия налила себе немного коньяку и предложила мне. Я отказалась. – Мы сейчас отбросим все, что нам мешает здраво мыслить; мы забудем, что мы – женщины; забудем о том, что Сергей – твой друг; мы забудем обо всем и ...

–  Так не получится, – перебила я ее.

Виталия прикусила губу. Она старалась совладать собой и, впрочем, у нее это неплохо получалось.

–  Что ты хочешь от меня? – вдруг, спросила Виталия.

–  Хочу, чтобы ты знала…

– Что мне нужно знать? – тихо, но резко перебила она меня.

– Я собираюсь рассказать твоему мужу …

– Зачем мне знать об этом? – опять перебила она меня, но уже более спокойно. – Иди и рассказывай прямо сейчас. Что ты теряешь время?

Она застала меня врасплох. В самом деле, я ведь не собиралась никому ничего говорить.

Мне стало жарко, я вытерла рукой испарину на лбу. Опять тишина. Мы смотрели друг на друга, и, казалось, вот-вот вцепимся друг другу в патлы.

– Виталия, – немного успокоившись, сказала я, –  мне больно от того, что ты изменяешь моему лучшему другу. Я прошу тебя, перестань это делать. Иначе, …

Чуть не вырвалось “иначе я расскажу Сергею”, но вовремя опомнилась. 

Виталия встала, подошла ко мне, налила немного коньяку в пустой бокал.

– Не изменять твоему лучшему другу? Это невозможно.

– Тогда уйди от него, позволь ему встретить женщину, которая будет ему верна …

Виталия расхохоталась.

– Ты серьезно? Не говори глупостей! Сергей любит меня, детей. Дети без ума от него. Я люблю нашу семью. Мы – счастливая полноценная семья! И я должна отказаться от нее? Ради чего? О, боги! Не смеши меня, Маруся! Чушь! Чушь! Чушь! Глупо отказываться от крепкой и дружной семьи. Или ты считаешь, что верность –  ее основа?

–  А разве не так?

– Нет, семейное счастье и верность – не всегда соседи. – Виталия сделала еще пару глотков коньяку.  –  Семейное счастье – это когда и супруги, и дети довольны совместной жизнью. На мой взгляд, это важно; остальное – мелочи. Лучше изменять и жить в гармонии, чем, ругаясь друг с другом, кричать во все горло о верности. Мария, – чуть помолчав, сказала Виталия, –  мы можем философствовать сколько угодно, но вывод будет один: верность также способна разрушить семью, как и измена. Не суть – верна ли я. Важнее – хорошо ли Сергею со мной? А ты знаешь - ему хорошо. Так что, решай сама… Семейное счастье хрупкое. И не думаю, что он скажет тебе: “Спасибо!” за то, что ты по-геройски откроешь ему глаза.

– Возможно, ты права, – согласилась я, помолчав. – Правда его счастливым не сделает. Но мне почему-то кажется, что он хотел бы верную жену…

–  Вот заладила! «Верная жена», «верная жена»… - Виталия откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. – Понимаешь, Маруся, моя верность, будет началом конца нашей счастливой жизни.

–  Почему?

– Потому что я стану другой – невыносимой, злой, раздражительной и страшной; буду пилить твоего друга каждый день, и винить во всех неудачах. В конце концов, он уйдет от меня, от детей... Я не могу это допустить.

–  Бред какой-то! – съязвила я.

Дверь в кабинет открылась, и к нам вошел Сергей.

– Секретничаете? Хватит! Пойдемте к нам!

Я посмотрела на Сергея. Впервые за столько лет мне показалось, что нашей дружбе пришел конец. Отчужденность, порожденная невозможностью сказать правду близкому человеку.

Послышался визг и топот по лестнице. Дети подбежали к Сергею и набросились на него. Один, который младше, обхватил ногу отца, а старший запрыгнул на спину, держась за шею. Они втроем захохотали, потом скрылись за дверью.

–  Деррржи его, деррржи…

–  Папа, папа, мы тебя поймали…

–  Нееееееет, я не сдамся…

И опять хохот и визг.

–  Резвятся, – нежно произнесла Виталия и улыбнулась. – Так на чем мы остановились?

–  Думаю, мы закончили, – сухо сказала я.

Мне хотелось бежать из этого дома, как можно скорее. Не понятно, почему, вопреки всем моим убеждениям, этот дом наполняли радость и гармония…

Я встала с дивана и пошла к двери.

– Мария, – Виталия взяла меня за плечо, – на твоем месте я поступила бы также. Только знай, я буду бороться за семью до конца.

Я промолчала, убрала ее руку с плеча и, опустив голову, пошла вниз по лестнице, словно с поля боя, где в очередной раз потерпела поражение.

Еще около получаса я гостевала, потом вызвала такси и поехала к Артему.

Срывался дождик. Впору моему настроению. Только я села в машину, как слезы предательски полились из глаз. Конечно, меня коробило, что никак не получалось помочь другу. Но слезы в тот день – не поэтому. Виталия – молодая замужняя женщина и мать! С какой стороны не глянешь на нее – все мило! Изменяет мужу, как кошка, и цветет, как роза! Творит бесовщину и издает аромат магнолии! Ее семья завораживает естественностью, простотой, душевностью… Дети бегают счастливые по дому, а муж целыми днями готов носить жену на руках! «И я, вся такая правильная, нравственная, мыслящая о верности и преданности… живу до сих пор одна. Ни мужика, ни детей! Бледная, как смерть, колючая, как гледичия …», – плакала я.