Ребенок от мужа сестры (СИ) - Франц Анастасия. Страница 2

Смотрит мне прямо в глаза, пытаясь выудить хоть какие-то эмоции. Только для него они закрыты. Его хватка слабеет, позволяя вырвать руку из его крепкого захвата.

Иду в сторону кухни. Спокойно ставлю чайник. Завариваю крепкий кофе. Подношу чашку к губам. Делаю маленький глоток. Обжигаюсь. В коридоре слышится возня. Громкий хлопок двери. Чашка с обжигающим кофе летит в стену, разбиваясь, как и вся моя жизнь.

Из горла вырывается душераздирающий крик, похожий на хриплое воронье карканье — эхо твоего предательства!

Оседаю на пол, не сдерживая своих настоящих чувств, срывая маску равнодушия. Пальцы рук впиваются в кожу предплечий, раздирая её, кажется, до мяса. Но я не ощущаю боли. Кроме той, что в душе.

Откуда-то издалека доносится трель дверного звонка, но я никак не реагирую, отстраняясь от всего мира. Забираясь в свой личный кокон, где мне хорошо одной. Прячась ото всех.

Звон не прекращается, только к нему ещё добавляется и мелодия мобильного в сумке, показывая незваному гостю, что я действительно дома.

Разрывается телефон, кто-то настойчиво звонит в звонок, вдобавок к этому начиная барабанить по двери и кричать. Это голос Бергера… Застываю на месте. Не могу пошевелиться. Что он здесь делает? Первая мысль: "Что-то случилось с сестрой…" Не теряя ни секунды, подлетаю к раковине на кухне, открываю холодную воду и подставляю ладони под сильную струю. Пригоршнями брызгаю на лицо, приводя себя в порядок, и спешу к входной двери. Распахнув её, вижу Яна Бергера, буквально прожигающего меня взглядом, в котором бушует глубокое синее море.

Глава 2

Тея

Распахнув настежь дверь, действительно на пороге вижу Яна Бергера — мужа сестры-близняшки Таты. Мужчина смотрит на меня хмуро, сведя густые тёмные брови вместе. Несколько коротких прядей волос цвета вороньего крыла спадают ему на лоб. Одет Ян в простой тёмно-синий свитер, который будто вторая кожа обтягивает его в меру накачанное, сильное тело, что под подушечками пальцев начинает колоть, стоит только представить, как я провожу ими по широким плечам. Но быстро эту мысль отодвигаю. Руки Яна спрятаны в карманах классических тёмных брюк.

Вижу, как муж Таты напряжён, но не могу понять почему. Первая мысль, что что-то случилось с Татой, потому как ни по какой другой причине он просто не мог ко мне прийти.

С этим мужчиной я не виделась десять долгих лет. Десять лет, пока не увидела на семейном ужине, на котором близняшка представила его как своего жениха. Это было не так давно, но я до сих пор помню эти чувства, потому как они до сих пор живы во мне: неверие, шок, жгучую ненависть… Всё это было внутри меня, как и сейчас.

Он меня не знает. Не помнит. Вот только я всё помню до мельчайших подробностей и никогда не смогу забыть.

Ян не догадывается, что в далёком прошлом мы были слишком близко знакомы с ним. Если бы он только знал об этом — от меня бы ничего не осталось. Хотя жива ли я сейчас… Сомневаюсь.

После того, что я увидела более получаса назад — не выживают. А если и воскресают, то остаются поломанными птицами, не смеющими больше летать. Сильный удар в спину от любимого человека снёс меня, как ураган в солнечный летний день. Так внезапно, что я не успела быстро сгруппироваться, подставила не спину, а своё сердце, из-за чего раненой птицей умираю, разбившись о скалы — преданная морем.

Муж сестры сканирует меня взглядом с ног до головы, задержав внимание на моих глазах дольше положенного. Понимаю, что наверняка от слёз они красные, припухшие, но мне всё равно, как меня видит этот человек. Он мне никто. Лишь муж сестры, несмотря на то, что нас связывает прошлое, о котором он не догадывается. И надеюсь, никто никогда не узнает.

— Что-то случилось с Татой? — первое, что слетает с моих губ без приветствия.

Мне хочется быстрее узнать, зачем Бергер пожаловал ко мне в дом и, если это не столь важно — выпроводить, оставшись одной. Сейчас как никогда мне нужно одиночество, чтобы всё переосмыслить и понять, как жить дальше и что делать.

Нет, конечно, Мамаева я не собираюсь прощать. Не после того, что увидела и его слов в мою сторону, что для него я лишь бракованный товар. Уверена, если бы не выгнала, ещё много интересного узнала о себе, что разодрало бы мне душу ещё больше, чем сейчас.

— Нет. Я пришёл поговорить, — вырывает меня из моих мыслей хрипловатый голос, из-за которого по непонятным причинам по моему телу бегут мурашки.

Мне казалось, я всё забыла. В том числе и этого человека, но, оказывается, это совсем не так. Мозг забыл, но тело всё ещё помнит.

— Если это не касается Таты, то не смею вас больше задерживать, — слегка качаю головой, показывая взглядом направление выхода за его спиной.

— Что, даже не пригласишь на чай? Где же твои манеры, Ласточкина? — моя девичья фамилия слетает с его губ с неприкрытым нахальством в голосе, отчего моя рука, лежавшая на ручке двери, сжимается вокруг прохладного металла.

— Я Мамаева, господин Бергер. Советую не забывать про это, — говорю в тон ему. Никому не позволю меня принижать и вести себя со мной так.

— Для меня ты всегда будешь Ласточкиной, — вдруг говорит он, а я замираю перепуганной птичкой.

Узнал?

Да нет, не может этого быть. Мы слишком похожи с Татой, как две капли воды. Нас даже в детстве не могли различить, поэтому всегда за проступки доставалось мне. А Тата у нас белая и пушистая. Впрочем, и самая лучшая.

— Мы с вами видимся всего третий раз в жизни, поэтому такие фривольности вам непозволительны. Ни в каком контексте, — удерживаю маску безразличия, хоть в душе трепещу от мысли, что всё же Бергер меня узнал.

В ответ мне достаётся нахальная улыбка, от которой хочется врезать ему в лицо. Желательно посильнее, но кто я против него — хрупкая девушка против чемпиона Европы по боксу. К тому же, мужа сестры-близняшки.

— Может, всё же впустишь, и мы спокойно с тобой поговорим?

— Ну, входи, коль пришёл, — отодвигаюсь, пропуская его в квартиру.

Мужчина, не разуваясь, проходит внутрь, двигаясь по направлению к кухне. На миг замираю, вспоминая, что именно там творится, но потом отбрасываю эти мысли. Мне всё равно, что он подумает и скажет. Его жена Тата, а не я.

Бергер останавливается на пороге, а я проскальзываю мышкой мимо него. Нужно собрать осколки от разбитой чашки на полу. Мужчина молчит, как и я. И это раздражает. Если пришёл разговаривать — говори, если нет, то покинь эту квартиру. Желательно раз и навсегда.

Приседаю на корточки возле фарфоровых осколков и собираю их в руку, никак не замечая Яна.

— Ты что творишь? — слышу над собой грубый голос, но не вздрагиваю.

Я привыкла собирать разбитую посуду в ладонь, а уже мелкие детали сметать веником.

— Что здесь вообще произошло? — спрашивает, но я молчу, продолжая заниматься своим делом. Его это никак не касается.

Но моё молчание расценивают по-другому. Резко и больно меня хватают за руку, именно ту, куда собирала разбитую чашку, отчего осколки рассыпаются вновь на пол, а меня саму притягивают к мужскому телу.

Хмурюсь, смотря вниз, а потом поднимаю разъярённый взгляд на человека, что всё больше начинает меня раздражать.

— Какого чёрта ты творишь, Бергер? — взрываюсь. Меня этот человек бесит, и его нахождение в моей квартире мне ненавистно.

— Это ты что творишь, дура? — злой голос грохочет на всю кухню, но я ни капельки не боюсь, а смотрю на него в упор, чтобы он понял, как я его ненавижу.

— Вас моя жизнь никак не касается, — вырываю руку, хоть и чувствую боль от того, насколько сильно пальцы Бергера сжимали кожу.

Останутся синяки, но мне всё равно. Одной раной больше, одной меньше. Невелика беда.

— Вы пришли, кажется, поговорить, так давайте валяйте. А если нет — убирайтесь, — шиплю.

Смотрит пристально прямо в глаза, не отводя взгляда. Ничего ты там не отыщешь господин Бергер. Лучшей подруге, которая роднее всех для меня, я не показываю, что творится у меня внутри, и вам не позволю.