Ребенок от мужа сестры (СИ) - Франц Анастасия. Страница 25

Ян

Я смотрел в эти голубые глаза, похожие на лучезарное небо, такое спокойное, но со скрытой печалью, что в душе у меня поднималась буря. Видел, что Тея мне врёт. Что это не Бальз — её коллега — ей звонил, и мне даже не нужно пытаться узнать у неё, кто это был. Я и так знаю.

Тея может начать отгораживаться от меня после звонка только от одного человека — от Таты. Хотя нас связывает многое, что просто так не забывается, не стирается бесследно. У нас есть общий ребёнок, одна на двоих любовь. А то, что она есть в глазах любимой женщины, у меня нет сомнений.

Я помню этот взгляд, касания — их не изжить из памяти, даже если очень хочется. А я не хочу.

Я только её люблю. Люблю эту маленькую девочку, которая поселилась в моей душе ещё двенадцать лет назад. Я не смог её забыть в течение десяти лет отсутствия в стране. Не смог забыть, когда на кону стояла не только моя жизнь, но и её и моих родных, которые нуждались во мне. Я не смог отказаться от неё даже тогда, когда узнал, что она принадлежит другому. Не мне.

Не мне она улыбается, а на щеках виднеются маленькие ямочки. Не на меня смотрит влюблёнными глазами, обвивая тонкими руками шею этого дурака, который получил самый ценный клад в своей жизни. Получил и профукал. Так по-идиотски, что мне хотелось и мокрого места от него не оставить. И я это сделал. После того, как Тея развелась с Мамаевым, я в грубой форме с ним поговорил. Никто не смеет её обижать.

Помню, когда пришёл к ней домой в тот день. В глазах боль. Такая, что даже меня всего скрючивало от той силы, что была в них. Всё, что я предложил тогда, было лишь моей инициативой, чтобы как можно ближе её к себе привязать. Всеми возможными способами, которые есть на этом свете. Тата к моей идее не имела никакого отношения.

И ребёнок — это первое, что я хотел от любимой женщины.

Да, это было неправильно — не считаясь с ней, даже не предлагать, а требовать. Но я ничего не мог с собой поделать.

А когда прикоснулся — там, на небольшой кухне — к моему ангелу, мне словно башню сорвало. Я соскучился. Хотел её до зуда во всём теле, и она откликалась на каждое моё прикосновение. На каждый толчок и поцелуй в желанные губы.

Я рад, что именно в то самое сближение Тея забеременела. И пусть я буду дураком, но я рад, что сейчас у нас есть шанс сблизиться настолько, чтобы стать семьёй. Но душа болит о том, что сейчас наш сын — наша с ней частичка — там за стеной лежит и страдает.

Мне, взрослому мужику, невыносимо видеть, как страдает этот маленький человечек — мой сын. Как он борется за свою жизнь, как хочет к маме. И как больно мне, когда в любимых глазах вижу боль, страх, что во время операции может что-то пойти не так… Потеря ребёнка убьёт, опустошит, оставляя лишь боль внутри, которая постепенно оставит на месте души выжженную дыру.

Но сейчас я должен дать Тее надежду на то, что всё будет хорошо. И я сделаю всё возможное и невозможное, что от меня требуется, чтобы помочь, защитить своих родных, выстоять против Таты и всех остальных, чтобы начать новую жизнь, где мы втроём будем счастливы. Нужно лишь немного подождать.

Но в глубине души меня царапает то, что моя Ласточка меня отталкивает, хотя в её глазах я читаю жгучее желание быть рядом со мной — и чтобы и я оставался с ней.

Я видел в её глазах страх, что я не приму Сашку, что запрошу тест на ДНК, но он мне не нужен, потому что я уверен в том, что это мой сын. И я люблю их обоих, как бы она ни отпиралась.

Знаю, что нам всем будет сложно, так как если я стану донором стволовых клеток для Сашки, предстоит операция, и потребуется много сил, потом реабилитация, знакомство отца с сыном, из-за которого я так же нервничаю, как и Тея. Я боюсь, что родной сын оттолкнёт, что не захочет видеть меня с его мамой, что я буду не нужен ему как папа. А я хочу… хочу быть ему отцом, а Тее — мужем, хочу их защищать во что бы то ни стало.

— Тея, — моя рука с подбородка перемещается на щёку, нежно провожу, заправляю выбившуюся прядку волос за ухо. — Да, я уеду, — вижу боль в её глазах, которая тут же отзывается во мне самом. — Дослушай меня, а потом уже ковыряйся у себя в голове, придумывая то, чего на самом деле нет, — я её знаю, сейчас напридумывает себе ужасов и закроется от меня и от всего мира. — Да, мне нужно будет уехать, но я вернусь. Вернусь к тебе, к сыну, — беру её лицо в кокон рук. — Вы моя семья, — заглядываю глаза, давая понять всё то, что они для меня значат. — Я люблю

сына. Я люблю, — чувствую, как её дыхание замирает, она ждёт продолжения, и я даю ей глоток кислорода, — тебя. Это никогда не изменить.

Прикрывает глаза, а по щеке стекает слеза, и я целую её прямо в эту слезинку, прижимаюсь губами к векам.

— Я любил тебя тогда. Я люблю тебя сейчас. И буду любить всегда, — чувствую, как моя малютка трепещет в моих руках, как хватается за меня, вцепляясь в ткань рубашки. Всхлипывает.

Прижимаю к себе ближе, желая успокоить. — Я всё решу, только не думай, пожалуйста, ни о чём, хорошо? — Тея качает головой, утыкается мне в грудь. — Ты от меня больше никуда не денешься, — даю ей обещание, которое обязательно сдержу. По-другому просто не может быть.

В кармане звонит телефон. Достаю его одной рукой. На дисплее светится “Мама”.

— Привет, мама. С тобой всё хорошо? — звонок от родительницы кажется мне странным. Обычно я ей всегда звонил.

— Привет, сынок, — слышу родной голос. — Со мной всё хорошо.

— Как ты себя чувствуешь? Ты ходила на обследование? Что говорят врачи? — мне нужно убедиться, что кризис миновал, и сейчас с моей мамой всё хорошо

— Сынок, врачи говорят, что мне стало лучше, поэтому тебе не стоит так беспокоиться.

— Хорошо. Мам, я сейчас не в стране, как приеду, отправлю тебя в санаторий. Как тебе такая идея?

— Ян, это же дорого.

— У меня есть деньги. Успокойся, — пока разговаривал с родительницей, малышка в моих руках не шелохнулась, только крепче вцепилась в меня, словно боялась потерять.

Я не уйду от тебя никогда, Тея. И не мечтай.

Глава 22

Тея

Результатов мы ждали три дня. Мне кажется, это были самые длинные три дня в моей жизни. Я была вся на нервах, хоть и постоянно со мной рядом был Ян, который старался меня успокоить и вселить веру в то, что всё будет хорошо и мы со всем справимся. Я верила, но червячок сомнения всё же ел меня изнутри, и от этого становилось ещё страшнее.

С Яном мы не стали ближе, но в то же время не отдалились. Несмотря на то, что он мне сказал тогда, я всё равно понимала, что дома в России его ждёт жена, которая его любит. А я никакого права на него не имею, хоть и понимала с каждым днём всё больше, что именно этого мужчину я любила все эти годы.

Бергер видел мои сомнения и так же хмурился, как и тогда в больнице. Пытался поговорить, чтобы наконец расставить, так сказать, все точки над и, но я отнекивалась, понимала, что всё равно это ничего не изменит.

Зная мою сестру-близняшку, понимала, что ничего хорошего не будет. Она не даст нам быть вместе, настроив против нас с Яном наших родителей. А это они ещё не знают, что у меня от него есть ребёнок. Пусть он об этом долгие годы не знал, но это, собственно, ничего не меняет.

Спали мы вместе, прижавшись к друг друга. Нет, близости между нами не было, но внутри неизменно царило тепло, даря мне успокоение и покой. Я наслаждалась этим, понимая, что у нас не так много времени. Но даже этим минутам я была рада, благодарна, что они у меня есть.

Единственное, что меня настораживало, это постоянные звонки Яну, из-за которых он уходил в другую комнату и подолгу оставался там, с кем-то ругаясь по телефону. Я пыталась выяснить, но мужчина только качал головой и говорил, что всё расскажет, но не сейчас. Что он не хочет меня волновать, и я понимала: волноваться есть за что, и это мне не нравилось.

Меня пугали его багрово-синие пятна по всему телу. Я пыталась с ним поговорить, чтобы рассказал, доверился, что происходит в его жизни там в России, но он отказывался наотрез.