ВИЧ-положительная - Гарретт Кэмрин. Страница 11

— По-любому! — Я подпрыгиваю от голоса Джека. Он не то чтобы кричит, но я еще ни разу не слышала, чтобы он так громко говорил. — И если скажешь не сразу, а уже после, то они натравят на тебя разъяренную толпу.

Бри смеется и, будто смущаясь, прячет лицо. У Джека розовеют щеки. Ральф закатывает глаза.

— Ну, каждый имеет право реагировать так, как хочет, — осторожно замечает Джули. — Главное, чтобы партнер знал о вашем статусе до любого контакта сексуального характера, даже если вам трудно об этом говорить. Это может сбить с толку и даже шокировать. Но это нормальная реакция.

— Так не должно быть, — бурчу я, уставившись на свои колени. В руке у меня пончик, который я еще даже не попробовала. — Что в этом такого? Не они же живут с вирусом. И заразиться шанс совсем маленький.

— Но шанс все же есть, — возражает Джули. — Все не так просто.

— Да, но какой? — Я наклоняюсь вперед. — Если вирус неопределяем, то он непередаваем. Разве мы об этом не говорили буквально на прошлой неделе?

— Симона…

— Типа, вот я оказалась в ситуации, в которой у меня может случиться секс, тогда я возьму с собой пять презервативов, если им так будет спокойнее, — не унимаюсь я. — Уровень моей вирусной нагрузки неопределяем. А если и этого недостаточно, то они могут выпить те специальные таблетки.

— Ой, ладно, не драматизируй, — со скучающим видом произносит Ральф, хрустя костяшками пальцев. — Если с тобой не хотят заниматься сексом, не надо уговаривать. Это выглядит просто жалко.

— Я вообще не об этом. — Кажется, у меня дергается глаз. — Я говорю, что буду готова, если захочу заниматься сексом. Это не значит, что я собираюсь кого-то упрашивать.

Ральф щурит на меня глаза. Я могла бы сказать, что у него сегодня просто плохой день, но быть придурком — это его отличительная черта в любой день.

— Все верно, — поддакивает Бри, отвлекая меня от этой небольшой дуэли взглядов. — Мы готовы, потому что нам по-другому нельзя.

Алиша вдруг начинает смеяться.

— Как мне здесь нравится, — говорит она. — Ребята, вы просто супер. Все знаете. Хотела бы я в свое время быть как вы.

Джули откашливается. Ее лицо покраснело, но на этот раз мне не стыдно. Ничего такого я не сказала. Я откусываю пончик.

— Ладно, — произносит она ровным голосом. — Теперь давайте поговорим о безопасном сексе. Хорошо?

Я откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди. Пожалуй, на моей памяти это лучшая сессия группы, потому что Джули не доминирует в разговоре. Я рада, конечно, что она старается, но она просто не знает, каково это. А эти ребята знают. Хоть мы и не друзья, они понимают. Похоже, папа прав — только я никогда ему в этом не признаюсь.

После сессии большинство ребят сидят в телефонах и ждут родителей. Только несколько счастливчиков могут сами уехать домой.

— Тебе все еще нравятся мюзиклы или как?

Я морщусь от звука его голоса, а потом медленно оборачиваюсь. Руки Ральфа скрещены на груди, и весь вид у него такой строгий, будто он — учитель и сейчас отчитает меня за несоблюдение дресс-кода.

— Угу. — Я засовываю руки в карманы. Надеюсь, если я буду отвечать односложно, он не будет со мной разговаривать.

— Надо нам как-нибудь сходить погулять.

— Не думаю.

— Почему? — Он кривит рот. — В прошлый раз было весело.

— Болеть пневмонией было веселее, чем слушать, как ты на «Безумном Максе» болтаешь весь фильм. — Я достаю мобильный. Если родители не появятся прямо сейчас… — Ральф, без вариантов.

— Тебе обязательно быть такой стервой? — Он подступает ближе, почти прижимая меня к стене. — Я просто спросил. Глядишь, у тебя бы и с сексом заладилось, если б ты научилась вести себя поприветливее.

— Че ты вообще несешь? — огрызаюсь я. Если бы Джули все еще была здесь, она бы вмешалась, но остались только я и он, да еще несколько ребят с вытаращенными глазами. — Я такая стерва только с тобой, потому что ты нарываешься.

Мой телефон пищит. Я даже не читаю сообщения и, едва увидев имя отца на экране, резко разворачиваюсь и иду к двери.

7

Есть несколько секретов, которыми я не готова так просто делиться. Понятно, что один из них — это мой ВИЧ-статус. А вот другой: я не знала, как мастурбировать, пока одна подружка меня не научила. Мы зашли в комнату вместе с ней и Сарой. Заперли дверь — нарушая правила пансиона Матери Божией Лурдской, — она открыла в тамблере фотки парней из «Дневников вампира». Потом я легла на кровать, укрылась одеялом, и она мне все подробненько объяснила.

Стыдно ужасно, но блин, восьмой класс. Что вы хотите?

Сейчас я это делаю немного по-другому — в основном беру другой иллюстративный материал. Клавдия надо мной посмеялась, но вот мне нравится смотреть на фотографии белых стариканов, когда они были в самом расцвете сил. Можете говорить обо мне что угодно, а Брюс Уиллис, Харрисон Форд и Ричард Гир в молодости были очень даже ничего. Иногда в подборку добавляется Кейт Бланшетт, но Клавдия говорит, что это не считается.

— Это же Кейт Бланшетт, — категорично заявила она тогда. Это был последний раз, когда я завела с ней разговор о том, что мне нравятся девушки.

После я смотрю в потолок. Дом у нас не широкий, а скорее высокий и узкий, и моя комната располагается на самом верху. Раз я так далеко, родителям меня не слышно. Ну или, по крайней мере, я так думаю. А если и слышно, то спасибо им большое, что ни разу ничего мне про это не сказали. Обычно после того, как я кончаю, в голове наступает ясность. Совсем как сразу перед сном: никаких мыслей, никаких тревог. Сейчас же я не могу перестать думать. Может быть, это ужасно, но я завидую своим друзьям.

Клавдия асексуальна, и я знаю, что в отличие от меня она не проводит каждое утро, думая о сексе. С другой стороны, есть Лидия, которая развлекается с бойфрендом всегда, когда ее родителей нет дома. А у меня ситуация — ни то ни се.

На прошлой неделе учительница биологии долго рассказывала о том, что девушки должны в свои формирующие годы открывать себя и заводить близких друзей. Дружба, сказала она, приносит такое же удовлетворение, как и любовные отношения. Наверное, она права. Я так благодарна, что у меня есть Лидия и Клавдия. Я их люблю не могу, но не в романтическом смысле. А без них мне так одиноко, что даже трудно описать.

Я заставляю себя подняться. Сегодня суббота, а значит, через час я должна быть на репетиции, где увижу Майлза. Я думала, что после нашего поцелуя чувство одиночества уйдет, но оно лишь превратилось в другое чувство — вожделение. Теперь я знаю, что у меня есть шанс заняться с ним сексом, и от этого только хуже, потому что я не перестаю надеяться. Даже если это значит, что мне придется ему рассказать.

Большинство людей боится заразиться вирусом. Если я скажу Клавдии и Лидии, им не о чем переживать, ведь мы с ними не собираемся обмениваться «жидкостями». С Майлзом другая история.

К тому же теперь мне еще нужно выяснить, кто написал эту дурацкую записку. Я понятия не имею, с чего начать. С девятиклассников в драмкружке? Не, вряд ли у кого-то из них хватит терпения оставить записку в шкафчике и ждать, пока я ее прочитаю. Мисс Клейн? Сомневаюсь. Она невыносима, но не зловредна. Кто еще это может быть?

— Ну почему все так сложно? — вслух спрашиваю я. Лишь постер «Аиды» смотрит со стены в ответ.

Все, что я сейчас чувствую, — раздражение, сексуальное возбуждение — обостряется на репетиции. Словно зуд где-то внутри, который я никак не могу унять, он сводит с ума. «Богема» — отличный мюзикл, но, живя им каждый день, я не могу не думать про друзей моих родителей, о которых они упоминают лишь изредка, тех, кто умер до того, как я успела их узнать. Потому что никому не было дела до больных СПИДом геев.

Эпидемия — это так страшно, просто уму непостижимо. Как фильм ужасов, что надолго остается со мной липким страхом, от которого трясутся колени и сводит живот. Эпидемия кажется чем-то абсолютно невероятным. От того, что это реально, это случилось, мне хочется схватить народ на сцене и кричать: «Вы понимаете, как это серьезно? Это вам не просто мюзикл, который кто-то придумал, это чьи-то жизни».