Влюбиться в своего мужа (СИ) - Ибис Александра. Страница 14

Его шёпот пробирал меня до костей. Мои волосы были моей гордостью. Длинные, золотые, шелковистые. Мужчинам нравилось их касаться… Мысль о том, что они станут короче, что я стану другой, пугала. Но. мертвой я точно не буду красивее.

— Делай, что нужно, — процедила я.

Я смотрела на спину всё-таки отвернувшегося Дирлиха, напряжённая, сжимающая в кулаках розовые лепестки. Денис прекратил сокращать длину моих волос и вдруг начал перебирать их между пальцами. Он плёл умело, туго, как мужчина может плести только в женском воображении.

Закончив с волосами и подвязав их атласной чёрной ленточкой, он вынул из кармана принесённого платья кисточку и краски. Я хмуро глянула на него, но на этот раз промолчала, позволив безумному преображению совершиться.

— Теперь платье, — отстраняясь от меня, со вновь широкой и не обеспокоенной улыбкой проговорил Денис.

Мне предлагалось чёрное нечто с пышной юбкой до колен и короткими рукавами-фонариками. Поверх предполагался белый передник с карманами.

— Это.

— Тебе ведь нужно будет быстро бежать?

— Оно похоже на. детское, — скривилась я.

— И? — насмешливо протянул Чеширский Кот. Мне отчаянно хотелось ударить его по лицу, чтобы он перестал постоянно улыбаться и насмехаться. Вместо этого я натянула на себя платье и зашнуровала на ногах высокие чёрные ботинки.

Ванна в домике вдруг испарилась, и посреди гостиной образовалось зеркало. Я заглянула, заранее страшась своего отражения. Мои глаза густо обвели чёрным, а под правым нарисовали краснокрылую бабочку. Губы алели, как окровавленные. Под левым глазом обнаружилось сердце червей. Голову оплетала тонкая золотая коса-корона. Я выглядела. иначе. Безумно, как всё в этом мире, но мне это неожиданно. понравилось. Словно всё это безумие и есть настоящая я.

— Ох, как долго, теряете время! — вновь обеспокоился Чеширский Кот, его хвост опять закачался, как маятник. Зеркало исчезло в парах тумана, Денис приблизился ко мне вплотную. Я вдруг подумала, что могла бы коснуться его губ. Интересно, умеет ли этот мальчишка целоваться?

— Эй! — его рука скользнула мне в передник и извлекла оттуда бутылёк. Он выдернул из него пробку и, не спрашивая, влил зелье мне между губ. Я снова начала стремительно уменьшаться! А Денис просто взял и схватил меня, покачнув на огромной ладони. Я же сейчас, наверное, не длиннее какой-нибудь шпильки для волос. Кукольной…

— Пей! — его голос показался мне громовым раскатом, когда бутылёк был придвинут к губам Дира. Мой муж присоединился ко мне на ладони Дениса, такой же малюсенький, как и я сама. Чеширский Кот открыл дверь кукольного домика. и швырнул нас вниз! Да мы же разобьёмся к охотникам на демонов собачьим!

Я закричала, но Дирлих остался спокоен и поймал мою руку в полёте, а потом мы упали на что-то белое и мягкое. На кролика! Это был кролик!

— Не оглядывайтесь! Неситесь вперёд, как и положено проноситься мгновениям! Как и положено проноситься секундам! К Гусенице! — удивительно отчётливо донёсся до нас голос Дениса.

— К Гусенице! К Гусенице! К Гусенице! — подхватил его призыв хор оглушительных детских голосов обитателей Безвременной Обители.

— Кто такая Гусеница? — спросила я некоторое время спустя, когда езда на белом кролике перестала казаться нелепой и страшной: мне удалось устроиться на мягком мехе и вцепиться в шерстку. Я уже понимала по Чеширскому Коту, оказавшемуся Денисом, и по Дирлиху, бывшему рыцарю, носящему прозвище Шляпник, что здесь многие не те, кем представляются на слух.

— Когда-то она была советницей Червонной Королевы, — поведал Дирлих, — но рассорилась с её палачом, жестоким Временем, и покинула двор.

При упоминании Времени, нашего преследователя и своего давнего врага, мой муж помрачнел, свёл брови к переносице. Я не отказала себе в удовольствии притронуться к ней пальцем и пронаблюдать за тем, как его лицо становится удивлённым. Мне приятно вызывать у него такую реакцию, не омрачённую плохими воспоминаниями. Однако есть то, что взволновало меня в его словах.

— И ей можно верить? Какие у неё мотивы предавать Червонную Королеву? Насколько серьёзна её ссора со Временем? — я не понимала, как можно идти и просить о помощи ту, которая успела послужить уже безумной Лине?

— Гусеница курит трубку мудрости, — сказал, как пояснил, Дирлих, но я пояснением не прониклась, что он и мог прочесть в моих глазах. — Она знает, кому советовать и кто достоин совета. Уж вам-то она точно поможет.

Я прикусила нижнюю поалевшую губу и прокусила её клыком. К счастью, мои губы сейчас и так казались смоченными в крови, так что слизанную мною капельку Дир и не заметил. В отличие от него, я как раз и не была уверена, что окажусь достойной совета. У меня вдруг создалось ощущение, что я лгу о себе Диру в лицо, хотя эта ложь изначально была заложена в нём этой нереальностью.

Зато правду обо всём знает Чеширский Кот. И он решился направить меня к Гусенице. Пожалуй, только на этого безумца я и могу всецело положиться. А пока… хорошо бы поспать…

— Прошу тебя, любимая, борись! Ты нужна здесь! Ты нужна им! Ты нужна мне…

Мне было тепло, но кто-то забрал это тепло, и моего тела касалось что-то холодное! Мокрое! Мокрым прошлись по моим лицу, шее, рукам, ногам. Ощущалось это неприятным, хотелось вернуть тепло, но не имелось способности пошевелить и пальцем. И даже голос, прозвучавший над головой, узнать я не могла.

Я проснулась от того, что кто-то выдохнул на меня облако табачного дыма. И это было отвратительное пробуждение: приходилось кашлять и отмахиваться, разгоняя дымовую завесу пред глазами.

— Моя леди, простите, я не думал, что мы прибудем так быстро, — услышала я Дирлиха и почувствовала, как он за талию стащил меня с кролика.

— Как это невежливо: спать, когда прибываешь поговорить! — посетовал женский голос над моей головой, и я мгновенно распахнула глаза и рванулась вперёд, узнав эту холодную, манерную речь.

Я не знаю, каким образом течёт время в нереальном Карточном Королевстве, но небо над нашей головой было нежно-сиреневым, сумеречным. Трава под моими обутыми ногами блестела, как сиропом облитая, и подошвы ботинок липли к ней, как бабочки и мухи к паутине.

— Мама!

Пред нами стоял невысокий белый гриб. Ножка его была до того коротка, что мы смотрели прямо в глаза сидящей на коричневой шляпке леди Арсении, которая выглядела, как мама из реальности, и вместе с тем — совсем не как она: её кожа серебристо-синяя, усыпанная сияющими золотыми пятнами, напоминающими звёзды на ночном небе. Она в синем обтягивающем платье, с ней рядом на шляпке стоит кальян. Её светлые, как у меня, волосы, собраны в высокий хвост и светятся, как пятна на коже.

— Какая же я мама Пиковой Даме? — леди Арсения, сверкая змеиными красными глазами, выпустила кольцо дыма мне в лицо. — Разве же я являюсь членом карточной колоды, несмышлёное дитя?

— Вы разговариваете со мной совсем как мама, — сказала я, откашлявшись. — И выглядите, как она. Как может так быть?

— Тебе знать, — пожала плечами женщина и выпустила вверх несколько разноцветных дымных колец. После она мельком глянула на стоящего рядом со мной Дирлиха, чья рука покоилась на эфесе меча на поясе. — Тебе понадобится собственный меч, Пиковая Дама.

— Зачем?

— Чтобы живой прийти на суд Червонного Двора, — пояснила Гусеница, что выглядела, как моя мама.

— Но её же приговорят к казни, если она заявится туда! — воскликнул Дирлих, выступив вперёд и затолкав меня себе за спину. — Разве можно доверить Червонной Королеве судить её? Линаина жестока и безумна!

Г усеница, совсем как леди Арсения, чей облик и приняла, лениво скользнула взглядом по моему мужу, всем своим видом давая понять, как её раздражают его возмущения и крики.

— Ты привёл свою люди ко мне за советом, Шляпник. И смеешь повышать на меня голос?

Она выдохнула ему в лицо чёрное дымное кольцо. Мой муж закашлялся, а мама слегка приподняла в улыбке уголки губ: в реальности широкую улыбку она позволяла себе лишь в том случае, когда шла чаровать и производить впечатление на глупых мужчин Адского двора. Взгляд Гусеницы обратился ко мне, и я зажмурила глаза и щипнула себя, что было силы, чуть ниже плеча: я так давно хотела увидеть маму и поговорить с ней, и вот я беседовала с той, кто имела её облик, но, как и в реальности, не считала меня своей дочерью. Больно, обидно, неприятно, но никаких больше слёз.