Влюбиться в своего мужа (СИ) - Ибис Александра. Страница 26

— Тем более что они тебе больше не понадобятся, — равнодушно добавила я, хотя это никак не соответствовало тяжёлому ненавидящему взгляду, что был направлен на лорда Кебера.

— Полагаю, яд окончательно лишил мою дочь рассудка, — хмыкнул отец, сохраняя ледяное спокойствие.

Я отбросила мокрое полотенце в сторону, не заботясь, куда оно упадёт.

— Скорее прояснил его, — ровно произнесла я. — Вам ведь известно, кому Их Высочества доверили решить вашу судьбу?

— Одни дети позволили другой девчонке вершить правосудие, — хмыкнул лорд Кебер, делая глоток из как всегда наполненного стакана виски на столе. — И что же, Изира? Ты осмелишься вынести мне смертельный приговор, хотя сама же и решила поддаться моему влиянию и поступить, как хорошая дочь?

— Я не ваша дочь, — не сводя с демона глаз, сказала я. — Когда-то желала ей быть, но никогда не была. Уверена, вы это знали. Как давно?

Отец прищурил по-демонически красные, но не такие уж и жуткие глаза. Императорских змеиных черт в нём не было. Он переплёл пальцы перед собой, упёрся в них подбородком и ответил:

— Позже, чем должен был. Моя жена оказалась единственной, способной дурить меня на протяжении одиннадцати лет. С того момента, как начала носить тебя в своём чреве, и до твоего десятилетия. Впрочем, важно лишь то, что ты воспитывалась мной, считалась моей и следовала моей воле. И потому сейчас ты пощадишь меня и не только сохранишь все мои привилегии, но и вернёшь те, которых меня лишил этот арест.

— Заблуждаетесь, лорд Кебер, — я прикрыла рот ладонью, чтобы не засмеяться ему в лицо. Всё же насколько нереальность интересно отразила реальность и сколь многому меня научила! — А я понимаю, что выбрала для вас самое подходящее и унизительное наказание из всех возможных.

Я медленно приблизилась к нему и упёрла руки в мраморную столешницу, склоняясь к лицу демона, которого считала отцом.

— Вас забудут, — вкрадчиво сказала я. — За свои преступления против членов императорской семьи, к коей отношусь и я, вы лишитесь своей должности, своих земель, своего титула и будете изгнаны из Ада и Нижнего Мира в Средний Мир. Наши союзники, империя Талера, не примут вас, и вам придётся податься в белые королевства, к тем людям, что ненавидят демонов и тёмную магию, которой мы владеем и которой одарили людей империи. Вы будете жить среди людей, которых презираете, не имея возможности вернуться домой.

— Моё имя будет жить, — холодно сказал лорд Кебер, не выказывая страха. — Пока жива ты, оно будет жить, и демоны будут помнить, как ты поступила с собственным отцом.

— Нет, не будет, — усмехнулась я. — Ты отрёкся от меня однажды. А я навсегда отрекусь от тебя. Я признаю себя ублюдком, внебрачным ребёнком, возможно, стану насмешкой двора, но сотру тебя в порошок, папа.

— Если ты вдруг стала настолько бесстрашной, отчего же не казнишь? — задумчиво посмотрел на меня демон.

— Казнить? И дать тебе умереть у всех на глазах? Сделать из твоей смерти представление, сохранить твоё имя? — я засмеялась. — Нет, для такого демона, как ты, это будет слишком милосердно.

— Ты изменилась, — отметил лорд Кебер. — Сейчас я действительно вижу пред собой свою дочь.

Это была провокация, и я не стала на неё поддаваться словами, хотя и стукнула кулаком по столу.

— Я демон, — ответила я. — Да, я изменилась. Я знаю, что совершила много ошибок, что оскорбила когда-то тех, кто не заслуживал оскорбления, что ранила невинных, что совершала злые поступки. И я раскаялась в них. Но моё раскаяние не сделает из меня добряка-слепца. Есть те, кто не заслуживают прощения. И я не боюсь ни тебя, ни мук совести, потому что, отсылая тебя, я делаю это во благо стране, которую люблю, и демонам, которые мне дороги. Я не могу стать такой человечной, как Линаина, потому что никогда не была человеком. Я не могу стать такой, как Ансор и его друзья, так как воспитана иначе. Но я могу стать собой, извиниться перед ними и помогать им, потому что они — будущее этой страны. И во мне больше нет ни страха, ни ненависти к тем, кто её не заслуживает, ни сомнений, ни прошлого, что меня держит.

По щеке скатилась слеза и упала на правую руку.

— Ты больше не сможешь управлять мной. А без меня ты теперь ничто.

Я резко распрямилась и толкнула рукой одну из масляных ламп на столе. Она упала, и стекло разбилось, начиная небольшой пожар. Отец отвлёкся на него, и это позволило мне стремительно его покинуть. Как и поместье, которое больше не было мне домом.

Сразу же по возвращении во дворец, я помчалась в тренировочный зал наследного принца, точно зная, что сегодня там никто не появится. Ансор проводил время с семьёй и развлекал не обычную для них с женой гостью, а Соранну я сама попросила освободить для меня зал и передать это остальным гвардейцам. Но сейчас не о Соранне речь.

Несколько боевых пульсаров влетели в пещеру за железной дверкой и взмыли под каменный потолок. Я вошла внутрь, чувствуя яблочный сладкий аромат, что распространялся по всей клетке. Он был знаком и приятен. Трава под ногами за две недели сумела снова вырасти, словно я не устроила тут пепелище в прошлое своё посещение.

Ветвь яблони в дальнем конце пещеры дёрнулась ко мне, оплелась вокруг талии и резко подтянула прямиком к лицу на стволе. В безумных красных глазах мелькнула тень узнавания, уголки злобно искривлённого рта поникли, и древнее существо вяло сказало:

— А, это ты. Девочка, что приняла себя.

Ветвь, что оплетала меня, поставила меня на ноги, ослабела и освободила. Яблоня не испытывала ко мне ненависти, злости, не желала отомстить за нападение, будто…

— Вы ведь наблюдали за мной, верно?

— Разумеется, — проворчала яблоня. — Зачем ты пришла, девочка? Ты прошла свои испытания, я не стану тебя есть. Ты достойна жизни.

— А вы?

— А что я? Какая мне жизнь? Одни ненависть и голод, — созданное предками чудовище печально вздохнуло, подслеповатые глаза закрылись.

Я смотрела на яблоню, одно из яблок которой сумело позволить мне узнать саму себя, и испытывала неприятную, делающую сердце в груди тяжёлым, острую жалость. Мне повезло: я могла примириться с близкими, могла отомстить за себя и тех, кто мне дорог, могла решить все свои проблемы. Я могла применить знания из извлечённых из путешествия уроков. Яблоня же, хотя наверняка и сожалела о многом, не могла ни отомстить своему пленителю, что уже давно стал частью земли, ни попросить прощения у своих сестёр-яблонь за то, что не защитила, и тем самым справиться с чувством вины, ни умереть, как они.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я, изнывая от жалости, которой ранее не позволяла столь полно властвовать над своим сердцем. Моя рука легла на старое дерево, туда, где по логике должна быть щека, и погладила ствол.

— Ты? — переспросила яблоня. — Ты могла бы попытаться. Сжечь меня тем пламенем, которым со мной боролось. Только вот.

— Только вот что, госпожа? — мне было невыносимо тяжко смотреть на ту, кто, в отличие от меня, терзавшейся пять лет, страдала веками. Сегодня я испытала много сильных эмоций: с Дирлихом, матерью, Линаиной, отцом. Но жалость, как мне в ту минуту казалось, истощала сильнее всего.

— Ценой моего бессмертия стали жизненные силы моих сестёр. Чтобы его у меня отнять, девочка, тебе придётся… отдать всё твоё пламя.

— Что? — растерялась я, ощущая, как всё внутри меня сжимается в страхе от подобной перспективы.

— Цена бессмертия. была высока. Цена. его уничтожения. должна быть не менее высокой, — яблоня тяжело задышала. За долгие годы ей стало непривычно так много говорить, и она устала. — Тебе… придётся… пропустить через себя. всё доступное тебе… императорское пламя… Отказаться. от этой своей способности.

В моём сердце боролись две силы: новая, но сильная жалость, и давняя жажда власти, которую даёт императорское пламя. Отказавшись от него, я стану. обычной аристократкой. Демоницей с боевой магией, но не несокрушимой вероятной императрицей. Мне действительно останется только помогать своей империи, больше не имея ни малейшего шанса ей править. Я отчаянно зажмурилась, понимая, к какому решению меня толкает сердце. Я ведь уже отказалась от своих притязаний ещё в Карточном Королевстве. И хотя жажда власти шептала, что с этим даром я могла бы так много сделать для своей страны, столь многих защитить, я сказала: