Влюбиться в своего мужа (СИ) - Ибис Александра. Страница 7

Новых заклинаний, брошенных в мою сторону, не последовало, и это позволило мне собрать волю в кулак и сделать последний рывок, чтобы буквально снести магией императора одну из зачарованных железных дверок, за которой пряталась одна из самых мерзких хищниц, когда-либо встреченных демонами. В зале раздались перепуганные крики. Соранна и Томар разумеется знали, к кому именно я влезла.

Меня встретила мягкая подстилка из зелёной травы. Я упала на локти, в боевой ипостаси сохранив себя в целости, и рывком поднялась на ноги. Вовремя. Резко удлинившаяся ветвь хищной яблони метнулась ко мне и заверещала, когда на подлёте её обожгло чёрным пламенем. Обычное эту гадину практически не брало.

Согласно легенде, когда-то давно эта яблоня сожрала десятилетнего демонёнка, и его отец, один из гвардейцев тогдашнего императора, отомстил за своё дитя, навеки пленив её, лишив солнечного света и сладких жертв. Она была бессмертна, чем дольше голодала, тем беспощаднее становилась, и среди чудовищ в подземельях содержалась на случай самых жёстких тренировок императорских отпрысков или на случай угрозы масштаба нашествия охотников на демонов, когда-то уничтоживших родной мир моего народа и заставивших их искать себе новый. Сейчас ей предстояло успокоить меня.

Хищную яблоню давненько не кормили, но при этом растущие на ней ядовитые яблочки золотели своими боками, как слитки в императорской сокровищнице. Она беспощадно хлестала меня со всех сторон, орала, так как пламя защищало меня, но всё же оплелась вокруг моей уже слегка пострадавшей правой ноги, вздёргивая в воздух и таща к зубастому стволу, из которого обильно капала слюна.

Я активно заработала крыльями и взмыла под высокий потолок пещеры, где содержалась яблоня, выдирая оплётшую меня ветвь. За это порядка пятнадцати ветвей удлинились и захлестали меня по ногам, потому что выше не дотягивались. От боли я чуть снизилась, попав в ловушку. Меня бы, вероятно, четвертовало, и каждая моя оторванная частичка попала бы яблоньке в пустой десятилетиями желудок, если бы не вся та внутренняя боль, с которой я пришла к ней.

Из до этого сжатых губ вырвался отчаянный, так давно ожидавшийся крик, а вместе с криком из рук, изо рта, из глаз полилось чёрным бесконтрольным потоком пламя. Мой крик слился с криком бессмертного бессердечного существа, и я рухнула спиной на горящую чёрным пламенем траву, к обугленным догорающим ветвям. Перевернулась на живот: бессмертное существо баюкало свои ветки и зашипело на меня, пересекаясь красненькими глазками с моими проясняющимися.

— Убирррайййссся! — и рык, и шипение, и стон. Золотые яблоки обильно полетели в меня, вылетая в открытый проём в тренировочный зал. — Убирррайссся, дрряянь! Не глумисссь, дррряяяянь!

Одно из яблок врезалось мне в лоб, перепачкав ядовитым соком. Обессиленная, выпустившая просто огромное количество магии, которая была мне пока не подвластна, я выползла прочь.

Дверь, ранее снесённая мной, уже успела восстановиться и заперла яблоньку в её тюрьме. В зале катились по камню ядовитые яблоки, пущенные в полёт и до сих пор не затормозившие.

Глава 3. О любви, что опаснее яда

Пожалуй, главной причиной, из-за которой я когда-то ненавидела Линаину и не особо люблю её до сих пор, помимо того, что она забрала мужчину, на которого я имела притязания, была её слабость. Линаина эшара Ранисса, уроженка пятого круга аристократии людей, выращенная, как обычная земная девушка Елена Полянская, была трусоватой, цепляющейся за мужские плечи девчонкой, легко ранимой и постоянно нуждающейся в чужой поддержке. Я уважала принцессу за её жертвенность и самоотверженность ради моего народа, первоначально оказавшего ей холодный приём, но раздражалась из-за мягкотелости, как мне казалось, выставленной на показ за пределами залов суда и совета, хотя не удивлюсь, если Линаина этого даже не осознавала.

Вот как сейчас.

На ней — льдисто-голубое платье, украшенное серебряной нитью. Ледяные узоры по подолу, прикрывающая плечи тонкая шаль, словно из снежинок сшитая. Каштановые волосы завиты и спадают на спину мягкими крупными волнами, на месте диадемы — тонкая коса. Наследная принцесса казалась хрупким, упавшим с небес созвездием, а мой муж… героем, что её поймал.

Дирлих был красивым мужчиной. Если бы не отцовское воспитание, согласно которому, люди — это собаки, которых демоны обязались защищать, и моё былое стремление к власти, я бы и раньше обратила на него внимание, до брака. Он был несколько ниже Ансора, его красные глаза заметно отливали карим. Зато, стоило ему улыбнуться, всё вокруг озаряла крайне приятная, весёлая улыбка. А когда Дир надевал вычурный чёрный сюртук с плащом, то вдруг становился будто бы выше, значительнее, приятнее глазу. Его тёмные прядки, коротко остриженные, обрамляли по-человечески доброе, не угловатое лицо.

— Лена, — голос мужа мазнул по ушам, такой нежный, такой ласковый, какой я даже по ночам не слышала. И это обращение… немногие называли принцессу её земным именем, но её это всегда крайне радовало. — Лена, тебе бы поспать. Ты выглядишь так, словно тебя пытали.

Дирлих слабо улыбнулся, а Линаина откинулась на спинку дивана в нашей гостиной.

— Кантор кричит по ночам. Он ещё маленький, не осознаёт, что Арина не может и не хочет постоянно быть с ним рядом… Мне жаль эту девочку, но своего сына я люблю всё же больше, — принцесса устало вздохнула и прикрыла алые беспокойные глаза. — Не знаю, как мне следует поступать, что говорить и как себя вести с этими детьми. Я словно опять стала совсем беспомощной.

— Ты никогда не была беспомощной, — мой муж, сидящий в кресле напротив, подался вперёд и накрыл её руки, лежащие на коленях, своими ладонями. Для Линаины это всего лишь дружеский жест, но я-то знаю, как ему нравится хотя бы так касаться её. — Разве не ты пережила встречу с гарпиями? Не ты спасла принцессу волков? Остановила войну? — он помедлил и хмыкнул. — Обуздала наследного принца Ада?

Наследная принцесса рассмеялась.

— Величайшее моё достижение, — сказала Линаина, высвобождая руки из захвата Дира. — Хотя, мы оба знаем, что Ансора невозможно обуздать. Кстати, я всё хотела спросить: как у вас с Изирой? Она не болеет? В последнее время она сама не своя…

Я замерла за дверью покоев, как молнией поражённая. В тоне принцессы слышалось искреннее беспокойство, и я не могла определить точно, удивляет оно меня или злит. Знала лишь, что не хочу слышать, как они обсуждают меня за моей спиной. И распахнула двери покоев, входя внутрь.

"Мой дорогой отец, я бесконечно благодарная вам за возвращении былого подарка: считать ли мне отправленные вами заколки разрешением вернуться в род и вновь зваться вашей дочерью?" — написание письма давалось мне тяжело. Я выглянула в окно нашей с Диром супружеской спальни: луна и звёзды сегодня ночью были удивительно прекрасны, они сияли ярче, чем днём, и чуткие глаза демона не нуждались в дополнительном освещении, чтобы писать. Дирлих спал в кровати за моей спиной, и звуки его дыхания успокаивали и пугали меня одновременно: пойми он, что именно и кому я пишу, вероятно, его доверие было бы утеряно. Сомневаюсь, что он смог бы поверить в истинные мотивы моего поступка. Тем не менее, мне было необходимо знать, что я не одна, пусть и таким образом, иначе ответ в письме мог бы стать моей очередной ошибкой. А я уже совершила достаточно ошибок.

"Вы воспитали меня, как истинную дочь своего рода, соответственно, мои амбиции никогда не будут утеряны", — я вздохнула, перо в моей руке дрогнуло, на листе бумаги осталась отвратительная клякса. Письмо пришлось скомкать и убрать в карман, чтобы потом сжечь. Я тихонько открыла ящик стола и достала ещё один лист бумаги, после переписала уже придуманный текст заново, чтобы отец не распознал мои сомнения. "И, разумеется, что жизнь в тени мужа, вдали от вас и матери, для меня невыносимая мука! Я показывала вам это каждым своим словом и жестом! Я готова исполнить вашу волю, отец", — жирная точка. Конец письма.