Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна. Страница 17

Майя не могли решить: защищать им выкуп или отступать к стенам города, где призывно чернели распахнутые ворота (кому же это пришло в голову?!). Наконец, какое-то подобие порядка им удалось организовать, и майя издали клич, который должен был привести в чувство и встряхнуть растерявшихся, но не успели ещё последние, самые нерасторопные воины встать в боевой порядок, как стоявший неподвижно Амантлан резко взмахнул рукой в направлении города. Тут же воющие мешики разделились и обрушились на малочисленных противников. Левая лавина практически моментально смяла защитников выкупа. Правая быстрым маршем ринулась к городским воротам, которые по-прежнему были раскрыты.

Крах войска Коацаока стал очевиден. Едва мешики приблизились к стенам города, навстречу им выбежали воины и ремесленники, среди которых нёсся Кинич-Ахава. Шум в голове заглушался дикой злостью. Совсем недавно он пришёл в себя и узнал, что кто-то спровоцировал срыв переговоров.

Авангард захватчиков и защитники города буквально сшиблись. Всюду слышались крики, страшный треск проломленных черепов, хруст костей – это работали боевые палицы мешиков. Кровь обильно заливала тела убитых и утоптанную землю. Сражаться приходилось, спотыкаясь о поверженных и раненых.

Темнота скрывала огромные потери, которые несли обе стороны. Раненые не молили о пощаде, главным было удержать подходы к воротам, пока их кто-нибудь наконец закроет. У входа в город начала расти насыпь из человеческих тел, где смешались и мёртвые и живые, где невозможно было отличить мешика от майя, а наверху шёл жестокий последний бой личной охраны.

Кинич-Ахава не чувствовал усталости, только злая мысль, что с таким малым отрядом ему не удержать городские ворота, и он зря погубит людей, надоедливо билась в мозгу.

Раздался громкий рёв мешиков:

Посреди равнин

Наше сердце жаждет смерти,

От обсидианового ножа.

Жаждет наше сердце смерти,

Смерти на войне!

Сражение на подступах превращалось в жертвоприношение богам Анауака, имена их все чаще выкрикивались нападавшими. Инстинкт самосохранения у коацаокцев взял верх и заставил действовать решительно.

– Уходим в лес! – крикнул Кинич-Ахава что есть мочи. Сражавшиеся медленно, а затемвсё быстреенаращивая темп продвижения буквально проскользнули между городской стеной, за которой уже слышались громкие причитания жителей, подвергшихся нападению и грабежу, и горой трупов, гдевсего несколько мгновений назадони ещёбились за жизнь своих близких.

Отряд Кинич-Ахава был слишком мал и не представлял угрозы для захватчиков, поэтому воины-ягуары не преследовали беглецов. К тому жепотоки прохладной воды внезапно обрушились долгожданным дождём на опустевшее поле битвы.

Сражение перекинулось за стены города, теперь бой шёл в каждом доме, но побеждённым не на что было рассчитывать: нападавшие оставляли в живых только молодых девушек и юношей, которые могли бы выдержать долгий путь в страну Анауак.

Не жаловали мешики и семьи, получившие охранные пластинки от Халаке-Ахава, всех сопротивляющихся захватчики безжалостно вырезали.

Предводитель отрядов Амантлан шёл по центральной улице города и вёл себя как хозяин в своём поместье. Направлялся он к дворцу халач-виника, единственному зданию в Коацаоке, из окон которого не вырывались языки пламени.

– Прекратите жечь город! – недовольно бросил победитель, понимая, что многим придётся ночевать под дождём. Но дело было сделано, и дым стлался по каменным плитам мостовой захваченного города. Он мешал дышать и вынудил мешиков убраться из Коацаока до утра.

Дождь помог некоторым жителям. Они вовремя услышали шум в центральной части и предпочли воспользоваться шансом для спасения себя и своего добра. Под покровом ночи и дождя, подаренного им богами, горожане правильно рассчитали – они смогут беспрепятственно покинуть город через тайные лазы.

Среди беглецов, пробирающихся вглубь леса, уверенным шагом следовала Уичаа. Именно её охранники расчищали лесные завалы и подгоняли отстающих беженцев. На вопрос, куда же они идут, она с уверенностью отвечала:

– Домой! Митла даст нам кров! – а про себя, приложив руку к сердцу, Уичаа добавляла:"И мой сын направится туда… У него нет другой дороги…"

Беглецы-майя пересекли высохшее русло реки. Женщинам, несущим маленьких детей, тяжело давалась переправа. Люди спотыкались, ноги скользили на камнях, и только страх быть обнаруженными гнал вперёд настойчивеевоинов бывшей госпожи Коацаока. Вотпройдены несколько сотен метров леса по практически невидимой тропке в поникшей траве. Вот дорожка пошла под гору, темп замедлился – самое время дать людям передышку и осмотреться: кто успел спастись и, покорный судьбе, следует в изгнание.

Уичаа огляделась. Восемь бедных семей со скарбом. Навернякапожитки собирались в последнюю минуту – хваталось все, что попадалось под руку – вещи выглядывали и висели, напоминая листья неведомых растений. Чуть дальше – обычные пахари, они сидели на поваленном дереве обособленной кучкой и держали мотыги – жалкое имущество бедняков… Немного в стороне присела самая большая группа зажиточных ремесленников и горожан. Несмотря на внезапное бегство, слуги и рабы были основательно нагружены тюками. Совсем обособлено расположился жрец Ицамны в окружении всего троих служителей и четырёх рабов, нёсших на плечах храмовые ценности.

Женщина направилась к своему другу, что-то было в его облике не так, ощущался какой-то надлом. Жрец сидел на мешке с опущенными плечами и смотрел в одну точку. Она не успела ничего сказать – со стороны брода послышался вой ягуаров, на него откликнулись ещё, а затем и ещё.

Это мешики шли по их следам. Ини дождь, льющийся стеной, ни темнота ночи не помешают им догнать беглецов. Люди сначала затихли, но затем как-то вдруг, похватали жалкие узлы и бросились вверх по тропе, движимые одним желанием: "Выжить!".

– Они догонят нас, сделай что-нибудь! – обратилась к жрецу Уичаа, продолжая следить за убегающими жителями Коацаока.

Её личная охрана выстроилась в боевой порядок, перекрыв лесную тропинку.

– Что я могу?! Здесь?! Нужно спасаться! Уходим вниз, они не заметят – последуют за толпой по их следам! – жрец схватил мешок, на котором только что сидел, и попытался бежать в сторону, противоположную той, куда направились испуганные горожане.

Бывшая правительница преградила ему дорогу:

– Призови Ицамну! Ты можешь всех спасти!

– Этих людишек?! Спасаем себя, Уичаа! – он опять сделал попытку обойти ее, прорваться мимо женщины вниз.

– Людишек? Это же наш народ! Ты обязан призвать Ицамну! – с яростью Уичаа толкнула жреца в грудь, тот не удержал равновесия из-за груза на плече и растянулся, в его мешке что-то жалобно звякнуло.

– Нет! Я не могу! – отрицательно замотал головой мужчина, пытаясь встать, – Спасаемся, Уичаа! Мы упускаем время!.. Прошу тебя!

Волна воя ягуаров нарастала, от неё звенело в ушах. А жрец, забыв гордость, ползал у ног бывшей правительницы Коацаока, пытаясь дотянуться до её рук.

Женщина замерла, мучительно вслушиваясь в треск леса – не все мешики шли по тропе; они, как на охоте, веером рассыпались, растянувшись в достаточно большую цепь.

"Они догонят нас, куда бы мы ни побежали… Но смогу ли я?..Ицамна, дай мне силы!" – Уичаа быстро осмотрела место временного привала – беглецы вытоптали достаточно большую полянку. Не обращая внимания на ползающего у её ног мужчину, даже пнув его пару раз, она вышла на середину тропы и подняла голову вверх.

Струи дождянежными каплями упали ей на лицо.

Женщина замерла, погрузившись в себя, собирая силы, и через мгновение её большие глаза распахнулись ещё шире. Она резко, одним рывком сбросила одежду, обнажив сильное красивое тело, которое засеребрилось под одинокими засветившимисяструями дождя.

– Духи леса, травы, земли, я призываю вас! – её голос стал необыкновенно густым и таким сильным, что жрец его свита вздрогнули – он перекрыл вой ягуаров.