Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна. Страница 24
– Давай, матушка, выясним это спокойно? – он вежливо усадил Ишто, и сам занял удобное положениенемного поодаль, потому что хорошо знал её горячий нрав – одной оплеухи за несколько лет ему было вполне достаточно.
– Какая женщина и что за дети?
– Твоя женщина и твой ребёнок!
– Кто же моя женщина?
– Ха, у тебяих так много…
– Скажем так, о ком ты говоришь? – улыбался Амантлан.
– Об этой твоей рабыне-майя, на которую у тебя были свои виды, – Ишто утвердительно кивнула и удовлетворённо отметила растерянное выражение на лице сына.
Амантлан встал, нерешительно отбросил длинные волосы за спину и внимательно посмотрел матери в глаза:
– У неё будет ребёнок?
– Да, но пока не слишком очевидно. Потому не стоит вести себя так, словно ничего не происходит.
– Хорошо. Спасибо. Я сам разберусь! – подхватив мать под руку, он буквально вытолкал её и опустил занавес из шкур.
Ишто не пыталась протестовать, знала – Амантлан поступит только так, как посчитает нужным.
Ощущая тревогу где-то в глубине души, он несколько раз измерил помещение, приводя мысли в порядок. Слишком много не увязывалось с этой майя. Известие о ребёнке огорчило, но большую роль играл чисто мужской эгоизм. Рабыня нравилась, но нравилась, как красивая редкая вещь, попавшая в руки. Если бы она принадлежала любой мешикской семье, он, не раздумывая, взял бы её в жены. Скольких женщин ему удалось добиться благодаря терпению! Но появление ребёнка всё меняло, как и редкая внешность рабыни, не говоря уж о её происхождении.
Прежде всего, он попытался вспомнить, его ли это ребёнок. Кроме ночи, которая была несколько дней назад, когда он оказался слишком пьян, вместе они не оставались. По крайней мере, он хорошо помнил все встречи и то, что во время них ничего не произошло. Это не его ребёнок.
Амантлан выглянул наружу и громко крикнул:
– Иш-Чель!
Через некоторое время она вошла. Хозяин стоял у окна, вполоборота к ней и был чем-то встревожен.
"Меня отдают!" – мелькнула мысль.
Она попыталась заглушить панику, заранее уговаривая себя смириться.
– Ты ждёшь ребёнка? – не в привычке Амантлана было ходить вокруг да около.
– Да.
– Ты знаешь, кто его отец?
Она утвердительно кивнула.
– Это случилось в ту ночь, когда мы захватили Коацаок?
– Нет. Это ребёнок моего мужа.
– У тебя нет мужа, женщина!.. Значит это ребёнок Кинич-Ахава. Занятно! И что же мне теперь с тобой делать?!
– Отправить домой!
– Да, конечно! – согласился Амантлан, едва сдерживая раздражение. – Ребёнок, вернее, его появление будет немедленным тебе приговором. Я не смогу спасти двоих!
Иш-Чель почувствовала, как хозяин начинает злиться. Вот только на кого? А гнев действительно нарастает.
– Господин, – обратилась к нему она, выбрав, как ей казалось, самую приемлемую форму, – Почему вы не хотите получить выкуп? Я понимаю, что моего мужа найти невозможно, но у меня есть семья, я из…
– Выкуп?.. И кто же будет платить его?
– Моя семья.
Убеждённость заинтриговала Амантлана.
– Я уже много раз повторял – у тебя нет мужа и семьи. Анауак закончил войну с Коацаоком… На его месте руины и бродячие собаки. Может быть, они соберут за тебя выкуп?
– Коацаок – город моего мужа.
Амантлан поморщился, сам не понимая, почему ему неприятно упоминание о Кинич-Ахава как о муже. Он для него был пока непобеждённым противником, которого разбил, но не уничтожил.
– Я происхожу из семьи Кокомо. Думаю, это имя для вас что-то значит?
– Конечно! Братоубийство, обман, распри, захват чужих и дружественных городов, – чётко, без запинки ответил Амантлан.
Иш-Чель смутилась. Характеристика верная, но неприятная, ведь из прозвучавших слов ни одно не было положительным.
– Можно подумать, мешики ведут себя иначе!
– Разумеется, нет, но никто и не пытается рассчитывать на нас, если мы этого не обещаем, – слукавил Амантлан.
– Какой бы вы не представляли мою семью, но – она моя, и ей будет небезразлична…
– Сомневаюсь, женщина. За тебя, как водится, отработал муж, и никто никому не должен.
– Но я – дочь Кокомо. И меня не оставят в неволе…
– Значит, я могу получить выкуп?
– Конечно! Мой господин, нужно только отправить послов…
– А ты не подумала, женщина, что такие вопросы решает тлатоани, а не я? И ещё неизвестно, как он посмотрит на моё укрывательство такой знатной пленницы. Кинич-Ахава бродит в лесах, и послы могут попасть ему в руки. Мне ведь известно… именно тебе выпал жребий взойти на теокалли и спасти Коацаок. Ты уверена, что Кинич-Ахава захочет, чтобы ты была жива?
– Но выкуп будет платить мой отец и братья, почему…
– Если наш тлатоани поверит в это и пошлёт послов к Кокомо, а твоя семья не откажет, что поимею я? Я тебя отобрал у своих воинов, кормил, не обижал и останусь ни с чем? Я не пошлю послов!
– Но, мой господин…
– Довольно, женщина! Я не собираюсь давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить. Тлатоани не нужен никакой выкуп, раз. Во-вторых, если к нему обратиться с такой смешной просьбой, то он найдёт, конечно, выгоду для страны, только тебе не станет легче. Я понял, чего ты добиваешься – хочешь, чтобы признали знатной пленницей, а не рабыней. Так вот, может быть, у Кокомо или Кинич-Ахава, случись такое, были бы другие мысли, но ты в Анауаке, в Теночтитлане, а это все меняет!
– Что меняет?!
– Тебя никто никогда не признает даже заложницей! Какую выгоду ты представляешь для моей страны?! Как жена Кинич-Ахава?! Никакой! А верить в твои рассказы, что ты дочь Кокомо… Ну и что? Нет, конечно, тлатоани любит красивых женщин, а если я тебе противен, то, может быть, тебе понравиться стать одной из его наложниц!
– Почему вы не хотите мне поверить?!
– А зачем? Почему я должен верить какой-то рабыне? Где выгода? Повторяю, твой дом здесь, под моей защитой!
– Но недавно мне было сказано, что, как только станет известно кто я, меня заберут у вас!
– Да, не отрицаю.
– Ничего не понимаю! Какой же выход?!
– Убедить меня, что ты мне нужна, – после недолгого раздумья спокойно произнёс Амантлан, обрезаятем самымвсе пути отступления.
Чем больше вождь смотрел на рабыню, тем больше она нравилась, хотя он и пытался как-то противиться. Да, майя была иной, совершенно непохожей на женщин мешиков. Дочь грозного Кокомо, живое воплощение богини. Наверное, там, у майя, ей поклонялись, посвящали стихи, дарили цветы, считали живым воплощением богини… Временами он чувствовал, что не знает, как с нею себя вести, как обратиться, ощущая огромную пропасть между ними. И выбирал наиболее простой путь насмешки и давления. По праву хозяина, господина, победителя.
Слова Амантлана смутили её, и он это понял. Они стояли и смотрели друг на друга. Такие разные взгляды. Перед ним два чистых ясных озера, а перед нею тёмная непроглядная тьма с какими-то дикими пугающими огнями. Откровенность взглядов смутила, прямолинейность слов заставила женщину покраснеть.
– Ты ведь могла сказать, что ребёнок мой, почему не сделала? – прервал он неловкое молчание.
– Я не люблю врать.
– Не убедила.
– Но я не могу…
– А я не зверь, могу и подождать.
– Пять лет?!
– Ты не жена, не наложница.
– А кто же тогда я буду?
– Просто моя прихоть, моё желание… Всё, довольно, иди и думай… У тебя нет работы?! Пусть принесут мне тилматли, я еду к тлатоани, ступай, женщина, и прикажи готовить каноэ! – Амантлан повернулся к окну и стал смотреть в сад. Он не хотел больше продолжать спор, не хотел признаваться себе, что не допустит исчезновения Иш-Чель из его жизни. Он понимал безвыходность ситуации, в которую загнал женщину. Отказаться от неё становилось всё тяжелее, а почему, не знал, да и не хотел об этом задумываться. Слишком уж сложными оказались их взаимоотношения, а он любил простоту, которую так легко дарили многочисленные женщины.
МЕЖДУ ДВУХ КОСТРОВ
Разгорячённый беседой с Иш-Чель, Амантлан поначалу собирался поехать к знакомой, но потом отчего-то раздумал, чем весьма озадачил гребцов, которые впервые без цели блуждали по озеру. Едва доплыв до одного знакомого чинампе, они сворачивали в противоположную сторону. Амантлан все думал и думал, и никак не мог привести мысли в порядок. Но желание развеяться и провести вечер приятно не покидало. И тогда он решил, что следует посетить друга – главного советника тлатоани Тлакаелеля. В мирной и тихой беседе с мудрым человеком он сможет успокоить пляшущие мысли.