Осторожно: злая инквизиция! (СИ) - Ясная Яна. Страница 41
Я торжествующе хмыкнула: я же говорила!
И тут же пожалела: запах, пусть и ощутимый на грани обоняния, но раздражающий, снова коснулся чувствительного ведьминского носа.
— Затем вызвал клининговую компанию, — продолжал строить версию Кирилл, пока Макс сосредоточенно и внимательно слушал, — и ему надраили дом до блеска, попутно уничтожив любые следы преступной деятельности, за которые могли бы зацепиться наши коллеги из обычной полиции. И только после этого собрал вещи и документы — и отчалил в неизвестном направлении.
Гений! Как есть гений!
— Не знаю насчет уборки, но вот полки из подвала он мог убрать на время ремонта, — с невинным видом вклинилась я в его речь, потому что наконец-то опознала бесячий запах…
— Какого ремонта? — обернулся в мою сторону Макс, который последние десять минут не уделял мне внимания, самым возмутительным образом предпочтя сногсшибательной брюнетке посредственного рыжего.
— Ну-у-у… — протянула я, — не знаю! Стены там оштукатурить…
Оба замерли на выходе из подвала, который уж было собирались покинуть. Оба синхронно дернули носами. Переглянулись…
— Твою мать! — выдал Кирилл и ринулся наверх, прыгая через три ступени разом.
Мужики за дело взялись с энтузиазмом: тонкий слой белой шпаклевки со стен полетел с рекордной скоростью.
Не знаю, каким заклинанием они при этом пользовались, но я взяла на заметку, к кому обращаться, если надумаю делать ремонт (когда отойду от психологической травмы, нанесенной мне прошлым подобным мероприятием).
И через считанные минуты банда инквизиторов-шабашников получила возможность сквозь белую пыль, висящую в воздухе, полюбоваться рунической росписью стен, пола и даже потолка подвала. Выполнено было мастерски, что ни говори.
Один только беглый взгляд вычленил минимум три функции: сложная вязь экранировала эманации, усиливала направленные магические воздействия и стабилизировала потоки.
Идеальное сочетание для магической мастерской.
Очень, очень хотелось бы знать, что именно наш маг здесь мастерил?
— Ничего себе! — присвистнул Левашов и закашлялся, спускаясь по ступеням к нашей теплой компании. — Что тут у вас? И где обещанный труп?
— Ну, что я могу сказать? — когда Левашов закончил осмотр и стянул перчатки, вокруг уже уверенно сгущались сумерки, а сверчки в кустах завели свою вечернюю песню.
— Самое главное: нож не тот. Во всех прошлых случаях в качестве орудия убийства выступал нож с длиной клинка около двадцати сантиметров и шириной у основания в районе трех. Этот нож короче и шире. Что касается времени смерти — телу не меньше суток. Я бы сказал, около двадцати четырех — двадцати шести часов. Больше, к сожалению, ничего сказать не могу. Вернусь — добуду больше сведений от коллег.
— Да не надо, — поморщился Кирилл. — К вашему возвращению у нас, скорее всего, вся информация ваших коллег уже будет.
— Давайте сворачиваться, — распорядился Соколов. — Подвал закрыть, и я его отводом глаз запечатаю, а вы пока пробегитесь по дому и убедитесь, что нигде наших следов нет. И до завтра прощаемся.
Парни разбежались выполнять указания, Левашов принялся складывать свой чемоданчик, а я затосковала: впереди отчетливо замаячила перспектива экстренной готовки.
Нет, ну чем плоха яичница?
Я дернула Макс за рукав:
— Сейчас нужно будет заехать в магазин, купить что-нибудь к ужину…
Инквизитор, которому съеденная на ходу шаурма тоже была что слону дробина, тоже погрустнел, но покладисто кивнул.
Левашов перевел взгляд с него на меня, что-то там сообразил и вдруг улыбнулся:
— Ребят, а не хотите у нас с женой поужинать?
В отличие от судмедэксперта, я примерно предполагала, как обрадуется его жена внеплановым гостям к столу, и потому с благодарной улыбкой отказалась:
— Спасибо, Кирилл Андреевич, не хотим стеснять вашу супругу!
— Надя вареников с вишней наготовила…
В дороге мы с Максом еще как-то сохраняли рабочий настрой, обсуждая странности в поведении преступника: сначала он хладнокровно и скрупулезно уничтожает все улики, а потом бросает в доме труп? Но потом приехали к Левашовым, где под виноградником призывно и уютно светился фонарь в латунном переплете, а прямо под ним во дворе нас уже дожидался накрытый стол: покромсанные в салат огурцы и помидоры, пласты домашней брынзы, при виде которых мой инквизитор посветлел лицом, и укутанная полотенцем кастрюля с варениками.
— Знакомься, Наденька, это мои коллеги, очень хорошие ребята. Ксения, Максим, это моя супруга, Надежда Павловна!
— Ой, та просто Надя! — махнула рукой немолодая уже женщина, в отличие от худощавого Андреича, дородная и округло-приятная. — Вы мойте руки и садитесь скорее, знаю вас, молодежь: весь день в бегах, поесть толком некогда!
«Ксюша, Ксюша, ты хотела скинуть пару-тройку килограмм!»
— Спасибо, мне салатик! — мужественно объявила я за столом.
И прикусила губу, чтобы не засмеяться, когда жена Левашова схватилась за сердце:
— Ой, какие я варенички наварила! Ой! — она придерживала пышную грудь, качала головой от восторга и постанывала. — Да без косточек же ж! Да такие сочные!
Держаться! Держаться, Ксюша!
А как держаться, когда плечом чувствуешь, как трясется рядом в беззвучном смехе Макс?
— Ой, как варенички мне удались! — и в тарелку инквизитору сыпались они, просвечивая начинкой сквозь тонкое тесто.
— Ну, попробуешь?
И под взглядом хозяйки, лукавым и искусительным, я сдалась:
— Давайте три штучки!
— Та давай пять?
Левашов, когда пригласил нас в гости, сразу предупредил, что его жена — не одаренная и вообще про магию не знает, да я и сама видела, что колдовского дара у Надежды Павловны нет… Но ведьма она самая что ни на есть натуральная!
Прощай, диета! Приветствую вас, килограммы!
Откуда, ну откуда у любой зрелой женщины это всесокрушающее желание — накормить все, что сопротивляется?
— Наливочку будете? — между тем хлопотала над гостями хозяйка.
— Нет-нет, я за рулем! — отказался Макс.
А я обиделась: вы посмотрите! За рулем он! За рулем — он!
— Надюша, ну какая «наливочка», в дорогу же завтра, — тут же вскинулся бдительный Левашов.
— Ну так не с утра ж поедем, а в ночь, — пожала плечами его супруга. — Ну и пейте ваш чай. А девочки — будут!
И внезапно чмокнула недовольного мужа в макушку:
— Не нуди, старый черт!
И такой нежностью повеяло от этого жеста, что я смутилась.
А Левашов — отступил.
Ситуация стремительно выходила из-под контроля.
Потом заглянула соседка, которая оставалась у Левашовых на хозяйстве, пока они в отъезде. Заглянула вроде бы по делу, что-то уточнить, но разговорилась, присела на минутку — и вскоре уже звонила домой:
— Дашута, бабушка там кабачков нажарила, будь зайкой, принеси к бабе Наде!
А девчоночий голос в трубке с неподражаемыми ворчливыми интонациями уточнял:
— Настойку брать, или второй раз меня гонять будете?
Потом заглянула другая соседка, прижимая к крутому боку кастрюлю с оладьями, томлеными в сметане, — и эти оладьи я ела, как запретный плод, с ужасом (оладьи! в сметане! с сахаром! ночью!) и восторгом, ибо на вкус они были как забытое детство, как безмятежность, как вкуснейшая в мире прабабкина стряпня, и я цепляла их вилкой, наплевав на все на свете, а тетки жалостливо цокали языками, осуждающе смотрели на Макса: «Совсем замордовал девку, изувер!» и подпихивали поближе ко мне кастрюлю…
Потом мы пели «А мой милый вареничкив хоче», правда, слов ни одна до путя не знала, но кого бы это останавливало?
Было весело и смешно.
Особенно уже дома, когда Макс запирал двери на ночь на все замки и выговаривал мне:
— Ксюша, ну ты же ведьма! Как можно было так нализаться с одной бутылки?!
Ой-ой-ой, я не могу!
Сказать ему, что ли, что в трехлитровой банке с компотом был не компот?