Дочь княжеская. Книга 4 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 76

— Случайно, Млада. Всё это получилось случайно. Мила сама хотела… ожить. И забыть свою прежнюю жизнь как страшный сон. У неё получилось. А повторить подобное… я не смогу, если ты об этом.

— Повторить никто и не просит. Но… Я раньше думала, чудеса случаются с кем-то из героев из легенд. Но когда вот так напротив себя видишь… не знаю…

— Я обычная, Млада, — горячо сказала Хрийз, перехватывая пальцы подруги. — Я всё та же.

— Ага, та же… Особенно аура…

— Что мне сделать, чтобы ты перестала меня доводить? — вздохнула Хрийз. — Треснуть магией в лоб?

— Не надо, — торопливо сказала Млада. — Вот уж это ни к чему вообще.

И Хрийз вдруг увидела, как она улыбается. Скупо, одними уголками рта, но улыбается. Лёд треснул…

Позже, когда Млада возглавит замковую стражу, они еще не раз вспомнят этот момент и над ним посмеются. Но не сейчас. Сейчас обеим было пока не до смеха.

— Гральнч Нагурн вернулся, — вдруг сказала Млада.

— Что? — переспросила Хрийз, решив, что ослышалась.

Нет, не ослышалась. Нагурн вернулся еще с прошлой зачистки одного из схpонов лТопи. Долго приходил в себя, в клинике Сихар. Сейчас вернулся в патруль. Правда, парень не в Младиной смене, но иногда пересекаются.

Вот так, значит. Вернулся, и не дал знать, что с ним всё хорошо.

— Я долго думала, говорить или нет, — призналась Млада. — Вроде как… вы счастливы. Но ведь и Нагурн не чужой. В общем-то.

— Не чужой, — кивнула Хрийз. — Спасибо, Млада.

Она встала, давая понять, что разговор окончен. Млада тугодумием не страдала, встала тоже.

— Что-нибудь ему передать?

Передать. И что? Что Гральнч, обалдуй оранжевый, мог бы и дать знать бывшей девушке, что живой и с ним всё хорошо. Что… А на себя если посмотреть? Кто ты, наследница своего отца, замужем за сЧаем тБови, и кто он, простой патрульный. Давать ему надежду? Бывает, замужние женщины не могут забыть свою первую любовь и приближают к себе… Но сама мысль о том, что возможно делить ложе с другим мужчиной, пока законный муж в отлучке, глубоко возмутила её.

Бывают тройственные браки, когда у женщины два мужа, но тут явно не тот случай.

Хрийз покачала головой:

— Ничего, — сказала она тихо. — Ничего ему не передавай…

— А то, что я рассказала… о нём?

— Знаешь, — вздохнула Хрийз, — не надо рассказывать даже этого…

Млада ушла, а Хрийз осталась. Посидела какое-то время, держа руки на гладкой мраморной столешнице. Потом встала, прошлась по залу. Заглянула в окно, там сияло под солнцем бескрайнее море.

Гральнч… Первая девичья серьёзная любовь. Его улыбка, его голос, вкус поцелуев на губах, — всё вспомнилось неожиданно чётко, ярко, зримо, как будто было только вчера. Но первая любовь почти никогда не приносит счастья. Наверное, затем, чтобы хватило сил на всю остальную жизнь.

Хрийз вздохнула. Она умерла, вернулась из-за Грани, боролась за жизнь в чужом, искалеченном долгим лежанием в коме, теле и, если бы не сЧай, возможно, вовсе бы не выжила. В пещере с костомарами проклятого лТопи так уж точно. И она любила сЧая, она знала, чувствовала это. Эта любовь очень сильно отличалась от чувства к весёлому безбашенному юноше по имени сГрай. То чувство было узенькой горной речкой, весело скачущей по огромным камням. Нынешняя любовь нашла, как лавина, погребла под собой и распростёрлась от края до края как океан. Даже сравнивать не получалось, абсолютно разные весовые категории.

Но детскую свою влюблённость было немного жаль. До слёз от светлой грусти по тому, что не сбылось, хотя когда-то мечталось.

Ладно. Нашёлся Гральнч, жив, и хорошо. Может, встретит ещё девушку себе под стать. Может, всё у него наладится…

сЧай вернулся, когда с неба уже срывался первый снег. Пока ещё мокрый, он сыпался с затянутого тучами неба, накосо врезался в землю и, не успевая слежаться в сугробы, таял, бежал ручьями по дренажным канавкам вдоль парковых тропинок. Солнце укатывалось на юг: дни становились короче, ночи — длиннее.

Хрийз доложили, когда она вязала очередное платье для Милы. Девочку тянуло одевать по-королевски: заслужила. Сама же Мила ворчала, что слишком много приходится таскать на себе дамского, ни тебе на дерево не влезть, ни в лужу сесть.

— Дерево я ещё могу понять, — выговаривала Хрийз, — но лужа-то тебе зачем? И опять по математике двойка. И руки покажи — ты ими что, колесо меняла?

Мила бурчала, но слушалась. Ей нравилась её новая жизнь. Нравились наряды, и наряжаться нравилось. Хрийз всё чаще замечала, как Мила вертится перед зеркалом, рассматривая себя. Ох, пропали парни. Сведёт же с ума их всех, оптом и в розницу, как только подрастёт…

… Так они и побежали встречать вдвоём. Повисли на сЧае — вдвоём, каждая со своей стороны.

Он смеялся, подбрасывая девочку в воздух. Мог бы так подбрасывать собственную дочку… Хрийз грызла её собственная неполноценность: Сихар сказала, что проблема именно в ней. А как она хотела? Умереть, поднять чужое тело, и пусть даже свершилось чудо, Мила, жертвуя своей магической силой, перемкнувшей знак на Жизнь со Смерти, исцелила от «отложенного возмездия» и последствий комы, проблема с зачатием лежала куда глубже.

Недостаток энергии души.

Тот же самый диагноз, с каким она попала сюда, вывалившись в самый первый раз через дыру в скале Парус. Что с этим делать, Сихар пока не знала. Но наследников, очевидно, ждать пока не приходилось.

— Может быть, попросить Хафизу Малкиничну приехать? — спросила Хрийз у Сихар. — Лечила меня тогда именно она… Может быть, она сможет понять, как вылечить сейчас.

— Да, вот о Хафизе Малкиничне я и хотела с вами поговорить, ваша светлость, — сказала Сихар.

— Я слушаю, — с готовностью кивнула Хрийз.

Они шли по галерее, к своим покоям. Сихар по-прежнему проживала в замке, в крыле, где раньше обитала сама Хрийз. Впрочем, от своей комнаты девушка не отказывалась, сохранила её за собой. Спала там все те дни, когда в замке не было сЧая. Слишком тяжело оказалось укладываться на пустующее супружеское ложе — там спальня была просто громадной, да ещё и с бассейном рядом с постелью, чтобы мужу-моревичу было удобнее. Лежишь в тишине, одна, за плотно сомкнутыми шторами — рассеянное сияние уличного освещения плюс луны, если ночи ясные. И нет рядом живого тепла, только память о нём. И подушки не смяты. И, если протянуть руку прикоснуться, то поймаешь ладонью пригоршню пустоты. Бр-р!

— Хафиза Малкинична возвращается из Дармицы, — сказала Сихар. — Она вполне может наблюдать вас, ваша светлость. Тем более, что лечила вас и раньше. А у меня подросла отличная смена; они уже сейчас берут на себя всё в моей клинике. Я прошу позволения покинуть Сосновую Бухту. Уехать туда, где от меня будет наибольшая польза.