Хороший мальчик. Строптивая девочка (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 67

— Вот именно тогда и понял, — упрямо настаивает на своём отец.

Я на это только глаза закатываю.

— Стас, любовь она разной бывает.

— Да, причём, тут вообще любовь?! — негодую, наконец-то, поворачиваясь к нему. Кажется, папа вернул себе своё самообладание, пошатнувшееся после нашей стычки. А может быть, и не терял его вовсе, и я один такой истеричный в нашей семье.

— Это всегда причём. Чувства разными бывают, как и всё остальное.

— Ты вообще про что сейчас? — не понимаю я отца.

Он тяжело вздыхает, видимо, поражаясь моей тупости.

— Ребёнок, — впервые за долгое время обращается он ко мне так, ведь даже в детстве он старался обращаться ко мне по имени. — У нас с мамой происходили разные перипетии в жизни. И так уж получилось, что вы были, да и есть, частью всего этого. Я прекрасно понимаю, что наши действия всегда напрямую отражались на вас. Ты мне это тогда вполне доходчиво объяснил…

Папа с намёком потирает место под глазом, в которое я когда-то набил ему фингал. Значит, тоже до сих пор помнит. А я от этого, если честно, испытываю садистское удовлетворение.

— И как это в итоге объясняет происходящее сейчас?

— Напрямую. Считай, что вы все отражение наших с мамой чувств…

— Зашибись! — возмущенно качаю я головой, памятуя о собственной участи.

— Стас! — неожиданно весело усмехается отец. — В такие моменты у меня закрадываются сомнения, что я тебя где-то в детстве либо не долюбил, либо вовремя не выпорол!

По моему выразительному взгляду прекрасно видно, что я об этом всём думаю, что заставляет отца спрятать свою ухмылку и вполне серьёзно продолжить.

— Да, чёрт возьми, с тобой всё случилось спонтанно и далеко не так просто как хотелось. Но знаешь, для меня это сейчас самое правильное развитие событий. Чтобы я тогда не чувствовал к нашей маме, и какие мотивы бы нами двумя не двигали, случилось самое главное — у нас родился ты. И поверь, ни один из нас ни разу не пожалел об этом. И даже если бы мы с мамой не стали… развивать отношения дальше, для тебя бы этого ничего не изменило… ну в плане наших чувств к тебе.

Хочется ляпнуть что-нибудь насчёт того, что он ко мне подмазывается, но язык не поворачивается.

— Да, с Ромой вышло иначе. Но ведь тоже не ясно как оно лучше? Рома скорее следствие нашей увлечённости, чем ещё одного взвешенного решения. Про Кирюху сам всё понимаешь, что не означает, что мы его как-то по-другому любим. И знаешь, я, наверное, только с одним единственным человеком на такой шаг смог бы решиться…

— С мамой? — почти шёпотом спрашиваю я.

— Да. От и до, это только заслуга Сани. Мне в данной ситуации досталась самая лёгкая роль — обеспечить вас всем необходимым, ну и просто не сойти с ума от тревог.

Здесь он делает длительную паузу, и мне даже кажется, что наш разговор окончен. Но потом папа всё же продолжает.

— С девочками получилось достаточно сумасбродно. Хотя я тогда думал, что мы поступаем вполне взвешенно и обдуманно. Но сейчас я вижу, что нет. Моя прихоть, мамино согласие… То что их может оказаться двое никто и не предполагал. Но опять-таки, ты сейчас представляешь себе иной вариант развития событий? Лично я — нет. В итоге всё сложилось идеально, но ведь по сути это одна сплошная авантюра с нашей стороны. Прям как в наших взаимоотношениях, у нас с мамой была наша любовь, но поверь мне, это ещё не означает, что мы оба до конца осознавали, что происходит между нами. Скорее это было подобно душевному порыву… а не чему-то зрелому. Шли вслепую и наугад, и, наверное, нам просто везло, что наши ориентиры до поры до времени смотрели в одном направлении — на вас. Про Дамира надо объяснять? Его ты можешь, кстати, к себе в заслугу записать.

— Я ему передам, — ёрничаю.

— Обязательно, — кивает папа головой, — пусть шоколадку тебе за это, что ли, купит. Хотя мне кажется, что ты ему за эти годы столько нервов вытрепал, что скорее наоборот, это ты должен ему памятник возвести. Но ладно… и снова, ни с кем другим, кроме как с мамой я бы на это не решился. Знаешь, вот оглядываюсь назад и пугаюсь нашей же смелости, граничащей с безумством…

Его лицо даже светлеет от всех этих воспоминаний. Мне тоже как-то тепло… Но зверь внутри меня всё ещё никак не желает успокаиваться.

— Прекрасно, но к нынешней ситуации это какое отношение имеет?

— Все эти годы, вы и наши действия опережали наше сознание, или, если хочешь, наши чувства. Мы сначала делали, а уже потом разбирались с тем, что получилось. В итоге это вылилось… в мою измену.

Здесь я болезненно дёргаюсь, и отец не может не заметить этого.

— Стас! — повышает он голос. — Да, я облажался. Да, чёрт возьми, я вас всех подвёл. Но поверь, я уже десять раз за это поплатился, и сильнее чем я сам себя, меня уже не в состоянии никто наказать. Почему так получилось? Не знаю. Просто было хреново, нереально хреново. Мы с мамой отдалились на километровую дистанцию, при этом, делая вид, что всё у нас хорошо. Просыпались каждый день вместе, улыбались и тонули… тонули под грузом одиночества, сомнений, недоверия. А ведь ещё были вы, и на это тоже нужны были силы. Но ваше адекватное воспитание — это полностью заслуга вашей матери. Хотя с кое-чем я бы поспорил.

— Тогда что изменилось?

— Всё. Пришлось, правда, для этого душу друг другу вывернуть и практически всё потерять. Но впервые в жизни мы услышали, и, наверное, поняли. Это не означает, что до этого наша любовь была неправильной или слабой. Но как оказалось, мы были не готовы к этому. Пришлось меняться, пришлось учиться, каждому из нас. Поверь, мама тоже многое тогда переосмыслила. Не знаю, как это назвать… Считай, что мозги включили. И теперь не мы шли на поводу у наших чувств, а… жили в гармонии с ними. Не подумай, что это всё розовые облака и какающие радугой пони. Это тоже не всегда легко, но, по крайней мере, мы теперь знаем, что со всем этим делать. И никому мы ничего не доказывали. Если бы я хотел… что-то доказать, то мы бы родили ещё одного ребёнка в тот же год. Но ведь прошло пять. Вы выросли, мы с мамой тоже. Стали другими, и теперь сами определяем свои желания, а не они нас.

— И вы всё-таки решили…

— Решили попробовать хоть раз в жизни сделать это осознанно. Не рожать ребёнка, а потом пытаться приноровиться к происходящему. А родить, потому что… потому что можем, потому что готовы… потому что хотим. Считай, что мы созрели. И наша любовь тоже созрела для этого.

С недоверием посмотрел на него, а папа запустил руку в свои и без того растрёпанные волосы, ероша их ещё сильнее. Такой детский жест при всей его солидности. Видели бы клиенты его сейчас.

Мне нужно время, чтобы понять и принять это. Наверное, папа видит мои терзания, по-своему интерпретируя их.

— Стас, но как бы оно не было. Независимо от того, кто из вас и как появился на этот свет, или же кому и сколько лет, пусть это будет всего лишь несколько часов или же двадцать два года. Вы наши дети. Каждый. Абсолютно, со всеми вашими радостями и проблемами, достоинствами или же жутким характером… — делает паузу, а потом добавляет, с намёком поглядывая на меня. — И я сейчас совсем не про Рому.

Я, конечно, усмехаюсь, потому что знаю, что он это специально говорит, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Вот только мне не смешно, от слова совсем. Скорее уж плакать хочется, но я упорно проталкиваю ком в горле внутрь себя, не давая чему-то пронзительному и до ужаса трепетному выйти наружу, нам сейчас ведь не до моих эмоций.

Но папа на удивление точно всё понимает, и, кладя свою ладонь мне на затылок, нагибает мою голову к своему плечу и неожиданно прижимается подбородком к моей макушке. Так вот мы и сидим…

Спустя какое-то время нас позвали наверх в отделение неонатологии. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как последние слова были сказаны нами, но мне почти удалось задремать, впадая в вымученное оцепенение.

По лестнице шли напряжённые и молчаливые, хотя новости вроде бы и хорошие, с ребёнком всё в порядке и с ним можно увидеться. Моё сознание пока упорно отказывалось применять к нему такое знакомое «брат». Вот Кир мне брат, Рома — брат, Дам… А здесь. Я ведь и имени его знаю, а спросить боюсь. Речь отца вроде бы примирила меня с реальностью, но ведь от этого она не стала проще.