Как достать босса? (СИ) - Вишневская Альбина. Страница 45

— Слушаю вас, Инна Георгиевна, — каким-то хриплым голосом обратился я, почему-то чувствуя себя препаршиво, вспоминая причину звонка этой женщины.

— Я ее видела, Саша, — единственное, что сказала мне Инна и отключилась, оставив меня наедине в дикой болью в голове и непониманием: а что случилось, что в деталях произошло в этом кабинете.

Я медленно подошел к столу, в первую очередь обращая внимание на то, что на пол свалены папки с бумагами, мелочь из скрепок, ручек, карандашей. Но это было финальным ударом под дых. Мой взгляд зацепился за центр стола, где лежало мое фото с Алевтиной в обнимку, а в моей груди торчало острие тонкого лезвия.

— Только не так, — едва не взвыл я, понимая, что слишком затянул с тем, что должен был сказать своей девочке уже сегодня, я потерял драгоценное время, и теперь я в отчаянно мотаюсь по кабинету и пытаюсь вновь и вновь звонить Оле, но ее телефон глух к моим мольбам.

— Шурик, я тут хотел тебе сказать, что Оля ушла…

На пороге появился Черкасов, он моментально закрыл рот, как только увидел меня в бешенстве, со всклоченными волосами.

— Оставь меня, ничего не спрашивай.

— Понял, ухожу.

Я остался один, не зная, куда бежать, что делать и где ее искать. Сидеть смысла на одном месте не видел, я выскочи из кабинета и отправился ее искать…

Прошло 7 дней

— Как она? — Осторожно спрашиваю у Марго, которая сидит у палаты Оли и никуда не идет, упрямо ждет доктора, который должен ей подробно рассказать о лечении Оли, которая от переохлаждения, слегла в высокой температурой и попала в больницу.

— Я с тобой не говорю. Я не знаю, что между вами за кошка в очередной раз пробежала, Оля отмалчивается, но прошу об одном: уйди. Я все равно с тобой, недоделанный волшебник, говорить не буду. И только попробуй пройти в палату — вызову охрану, и тебя вышвырнут отсюда. Все достаточно ясно?

Это она мне повторяет уже ровно семь дней, именно с того момента, когда я нашел Олю в одном из парков, где мы недавно с ней гуляли и ели мороженое. Было очень поздно, дождь моросил всю ночь, поднялся сильный промозглый ветер. А она бродила босяком по асфальту, промокнув до нитки. Узнав меня, не далась в руки, устроила истерику, била меня ладошками по груди и проклинала тот день, когда впервые меня увидела. Я не мог ничего сказать, мне не дали рот открыть. Она не дала мне возможности просто сказать о том, что прошлое давно позади, что она — мое будущее, и дело не в том, что она чем-то похожа на Алевтину. Да они совершенно разные, это я давно для себя уяснил.

— В любом случае я поговорю с ней, — отвечаю жестко, устав от постоянного недовольства на лице Марго.

— Не ко мне с претензиями, а сейчас разворот налево и шагай к выходу.

— Ты перегибаешь палку, — хриплю ей в ответ.

— А ты ее давно перегнул. Всего хорошего, Уваров. Если ты, конечно, заслуживаешь на это хорошее…

Середина декабря

И она была права, я действительно не заслужил на то, чтобы быть счастливым и иметь возможность строить отношения с Олей. Она вернулась через три недели на рабочее место с четким планом поскорее отдать долг за лечение мамы. Мои попытки поговорить она игнорировала, закрывая уши или руками, или затыкая наушниками, в которых играла музыка.

Отчаяние меня заставляло бросаться из крайности в крайность. Казалось, что теперь Оля преследует какой-то свой коварный план, который заключался в том, чтобы окончательно свести меня с ума. Каждый день я видел ее, с болью в сердце отмечал любое изменение в ее облике и таял от недостатка ее тепла, внимания, веселого смеха. Теперь он редко звучал в стенах нашего офиса, она больше не болтала по телефону, не бегала к Жорику и девчонкам. Она словно робот выполняла работу, а в положенное время забирала сумочку и уходила, бросая скупое: «Всего хорошего, Александр Валентинович».

А я сидел в кресле и в очередной раз в моих руках лопался карандаш, которым я чертил зигзагообразные линии или писал ее имя. Стопка денег, которые Оля исправно приносила мне, как возврат долга, уверенно росла, приличная сумма собралась на полке. Я принципиально не трогал эти купюры. Черкасов странно косился на меня, но уточняющих вопросов не задавал. А я порой хотел схватить эти тысячи и вышвырнуть в окно. И мои слова о том, что она мне ничего не должна, не играло с Олей никакой роли. Она упрямо шла к своей цели, упрямо игнорировала мои попытки, мои объяснения.

Разговор с Инной был тяжелым, я долго не мог успокоить женщину, унять ее боль, как-то привести в стабильное состояние. Она отчаянно желала общаться с Олей, но Оля на отрез отказалась иметь с нами хоть что-то общее.

Я, как больной шизофренией, отчаянно следил за личной жизнью Оли. Но ничего из ряда вон выходящего не наблюдал. Она привычно после рабочего дня встречалась с Марго, вдвоем они прогуливались, а потом возвращались домой. Я же сидел в автомобиле и каждый раз облегченно вздыхал, радуясь, что она никого себе не искала. Я продолжал отчаянно искать способы к примирению, но обида Оли была сильнее, чем здравый смысл.

Одно дело, которое я решил сдвинуть с мертвой точки, касалось будущего Марго и Марка. Я случайно подслушал разговор Оли с подругой, узнал о месте встрече, о цели прогулки девушек по торговому центру. И мой план, очередной безумный план, созрел сам по себе. Я рискнул. Сталкивая Черкасова и Марго с друзьями. Он, план, сработал, что радовало. А мои отчаянные попытки получить Олю обратно изо дня в день терпели поражение.

43 глава

Ольга

Двести пятьдесят шесть, двести пятьдесят семь… шепчу сама себе, смотря в окно, где падают крупные снежинки. Их видно в свете ночного фонаря, который находится вблизи нашего окна. На столе ароматно дымится чашка с чаем, а я почти не замечаю, что сильно громко расколачиваю ложечкой содержимое.

— Оль, ты сегодня не в себе? –

На кухню заходит Марго, пытается заговорить со мной, а я нахожусь в каком-то своем мире. Впрочем, как и последние три с половиной месяца после того случая с Инной Георгиевной в приемной Уварова.

Как ни старалась забыть о том дне, а не получалось, не стереть из памяти то, что пережила эмоционально. Я думала, в тот день умру от дикой боли, которая разрывала мое сердце на части.

Мне никто не виноват, что поддалась на очарование глаз Уварова, что неожиданно меня переклинило, и мое сердечко дало слабинку, затрепетало от чувств к мужчине, от которого разум требовал держаться подальше. Не удержалась, нырнула в чувства без остатка, не подозревая, что мной просто заткнули пробел. Я теперь не могу верить ему. Каждый раз, когда невольно наблюдаю за тем, как работает Уваров, мне хочется сорваться с кресла и устроить ему скандал, который я не устроила в ту ночь, когда он меня насильно увез из парка, в котором я бродила под промозглым дождем.

С того дня меня словно перепрошили, чувства, эмоции стерлись, мне хотелось только плакать и плакать. Поговорить не с кем, Марго я боялась хоть что-то намекнуть. Боялась из-за того, что моя Лисица нежно себя чувствовала, она тоже плохо переживала расставание. Я же видела, как плачет по ночам, хотя по утрам хочет казаться беззаботной и веселой.

Несколько раз, вне стен нашей компании, на выходе из высокого здания меня высматривала Инна. Женщина выглядела подавленной, какой-то измученной. Она хотела поговорить, просто посидеть за чашкой чая. Я же не видела в этом смысла, не считала правильным травмировать человека, который много лет назад потерял самое дорогое.

На что рассчитывал Уваров? Он ведь знал, что отношения с мамой Алевтины он поддерживает из года в год, что у него есть друзья, которые так или иначе были связаны с его прошлым. Что он думал, на что надеялся? И почему сразу не сказал, как только в офисе прозвенел первый звоночек: появилась его знакомая, которая сразу же ввела меня в ступор своим заявлением.

Впрочем уже не интересно, ни капельки. Потому что его мотивы просто ужасны, и именно это меня сильно ранило. Не я ему была важна, как человек, а картинка, которая напоминала о ней. Не зря по офисам блуждала информация, что он много лет не может забыть бывшую невесту. Никто ее никогда не видел, зато о байках из жизни Уварова были наслышаны.