Господин изобретатель. Часть II (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич. Страница 37

Теперь об основном положительном моменте: справившись с командировкой, я сделаю еще шаг по карьерной лестнице. Что там Обручев говорил о приеме у царя? Быть ближе к трону – это в Российской Империи все, здесь решает один человек и называется он Самодержец Всероссийский.

Ну и маленький плюс: я ведь тоже хочу повидать новые края! На рожон лезть не буду, а дорожные впечатления не дадут душе закиснуть в холодном зимнем Петербурге.

Теперь посмотрим, что там в папочке. Ага, это про Ашинова мы уже слышали: авантюрист, сочинял сказки о каких-то персидских казаках, кочующих (Sic!) [91] по бескрайним просторам Персии и Месопотамии. Не вышло с переселением «персидских» казаков на Кавказ, поехал в Абиссинию вместе с горсткой русских, привлеченных его выдумками. Из Абиссинии был выслан, привез оттуда двух эфиопских детей, якобы племянников негуса, и страуса. Везде клянчил деньги, пока его не привлекли за растрату вверенных сумм русские купцы в Константинополе. В Афонском монастыре познакомился с монахом Паисием, который, на самом деле, был бежавшим с каторги скопцом [92]. Вместе с Паисием приехал в Петербург где встретился с литераторами Катковым и Аксаковым, которым рассказал о «Новой Москве», казачьей станицей на берегу Красного моря, оказавшейся фикцией.

Появились добровольцы готовые ехать на Красное море, набрал «казаков» среди которых было 11 осетин, составлявших личную гвардию атамана, горстка настоящих казаков, образованные люди: доктор, недоучившиеся студенты, народные учителя, несколько отставных военных, мастеровые – плотники и столяры. До кучи в Одессе прибилось полтора десятка босяков, реально с уголовным прошлым. Паисий произвел впечатление на Обер-Прокурора Святейшего Синода Победоносцева, за что был рукоположен в сан архимандрита, с обязательством открыть православный монастырь в Абиссинии, приняв под свое начало четыре десятка монахов и паломников. Только вот в Абиссинию атаман свое войско не повез, а занял старую крепость Сагалло на принадлежащем французам побережье недалеко от их укрепленного поселения Обок, по сути – столицы побережья. Русским переселенцам также не хотелось уходить в какую-то неведомую Абиссинию от берега теплого моря, изобиловавшего рыбой, удобного песчаного берега с зелеными лугами и небольшими зарослями кустарников. Они разбили огороды, засеяв их привезенными семенами и все шло неплохо, пока босяки не украли и съели принадлежащую французам корову. Дальше – больше, отношения испортились, в Париж полетела жалоба и на рейде против крепости с русским трехцветным флагом и желтым Андреевским крестом [93], бросили якорь четыре французских корабля. Командир эскадры прислал с туземцем ультиматум – сложить оружие и спустить флаг, но, Ашинов потребовал для переговоров офицера. В результате самонадеянных действий «атамана», корабли начали обстрел, в результате которого погибли три женщины и двое детей и только один вооруженный казак. Началась паника, женский плач, крики испуганных детей, в результате деморализованный атаман поднял вместо белого флага чью-то нательную рубаху. Потом незадачливых колонистов вернули в Россию, но приговор Ашинову и Паисию был мягким, они даже не попали в тюрьму.

Так и все это произошло четыре года назад, то есть воспоминания в Африке о дурковатых русских еще свежие. Понятно, что желающих ехать туда никого не нашлось: помощи от французской администрации не будет, прием у эфиопов холодный, да еще дикари какие-то скачут, убивают, грабят и в плен берут случайных путников. Читаю дальше, вот и записка Лаврентьева из которой следует, что форпост в Африке на берегу Африканского рога России нужен, так как можно полностью запереть Суэцкий канал, а Абиссиния – единственная страна в Африке, сохранившая независимость (и то, расплатившаяся за это с итальянцами всем своим побережьем, тем что называется сейчас Эритреей), с христианским православным населением [94]. Еще там следовали геополитические выкладки, весьма наивные, как и «православие» абиссинцев, но было и интересное, касающееся дорог. Ему удалось разыскать одного из монахов, ушедших с Паисием и вернувшихся в Россию. Поняв, что никакого духовного подвига не предвидится, как и монастыря, трое монахов покинули «атамана» и «архимандрита»-скопца и сделав самодельную тележку и сложив на нее свои пожитки, пошли сами в Абиссинию. Дошли они до города Харара, с мусульманским населением. По пути тележка развалилась, так как эфиопские дороги – это просто относительно расчищенные полосы полуторасаженной ширины, на которых встречаются аршинные и более размером валуны, так что никакая повозка там не пройдет, пройдет только верблюд или мул, лавируя между камнями. В 30 верстах от побережья начинается сухая степь, а потом каменистая пустыня, где лошади гибнут, поэтому основное транспортное средство здесь – верблюд или человек, мулы тоже проходят но им нужна вода, а водопои встречаются редко. Несчастных монахов, которые по жаре тащили свои пожитки на себе, дважды грабили, отняв все ценное и оставив только рубище на теле. Двое монахов умерли – одного укусила змея, другой скончался от лихорадки, самого автора воспоминаний в полубессознательном состоянии лежавшего у дороги, подобрал караван. Караванщик-мусульманин сказал, что, еще до его рождения, отца, когда он, ограбленный разбойниками и оставленный без воды, умирал в пустыне, спасли миссионеры-христиане, а теперь он может отдать долг. Он довез монаха до Джибути, где передал в христианскую миссию, а потом миссионеры помогли ему вернуться в Россию, посадив на корабль, следовавший в Константинополь. Там он рассказал в русском подворье все о Паисии и Ашинове и настоятель устроил монаха на пароход Доброфлота [95], идущий в Одессу.

Еще была сводка о полезных ископаемых, из которых следовало, что Абиссиния имеет богатые золотые россыпи на Западе и юго-западе страны, ближе к границе с Суданом, вроде бы есть уголь, но сколько и какого он качества, не известно. В целом, Абиссиния геологами практически не исследована.

Да, после чтения бумаг и докладной записки у меня сложилось впечатление, что берусь я за опасное, но интересное и, возможно, прибыльное дело. Тут появился генерал Обручев, пригласил меня зайти к нему и сказал, что только что говорил по телефону с государем, завтра в полдень меня ждут в Гатчинском дворце, запишите адъютанту адрес, куда подать коляску. Вас довезут до Балтийского вокзала, уточните у адъютанта расписание поездов. Рекомендую выехать не позднее восьми, дворцовая коляска с гербом будет ждать вас на станции к приходящему поезду с половины одиннадцатого. Царь очень не любит когда опаздывают, если приедете раньше, лучше погуляйте по парку, а в за полчаса до полудня представьтесь дежурному флигель-адъютанту. Я уточнил расписание, поезд шел час с четвертью, но в сутки было всего пять поездов, поэтому выбрал тот, что приходит четверть одиннадцатого.

Накануне того дня когда наш герой встречался с генералом Обручевым, в Гатчинском дворце, в кабинете государя было двое: сам император и его закадычный дружок, Начальник царской охраны генерал-лейтенант Петр Черевин.

– Вот, Петя, нет у нас больше разведочного отдела в штабе, – сердито сказал царь, – протолкнул братец Володенька какого-то борова, чуть не сына своего дворецкого, или что-то вроде этого, на теплое место начальника, а тот возьми и развали всю работу, бумажки только пишет, что очередного врага среди интендантов поймал… Да, как говорится, интенданта через год вешать надо [96], потом найдется за что.

– Постой, а Агеев куда делся?

– Пропал твой крестник, в Германии, – все больше расстраиваясь, сказал Александр Александрович, – кой черт его дернул самому потащиться за этим германским шпионом, что у него агентов не было?