Проклятие для Обреченного (СИ) - Субботина Айя. Страница 23

— Если бы не мои исследования, Тьёрд, ты бы давно сдох. Если бы не мои исследования, ты не был бы человеком, которого боятся больше, чем богов. И ты не стал бы генералом, который выпотрошил не один десяток миров.

Он так дьявольски прав, что остается только развести руками.

— Это правда может получиться? – спрашиваю я. Меня уже давно ничем не взволновать и не напугать. За последние годы выходка Дэми, пожалуй, единственное, что пошатнуло мое спокойствие. Но стоит подумать о том, что я собираюсь провернуть, как нутро скручивает от предвкушения. Провала или победы – вот в чем вопрос.

— Я добился успехов, ты же знаешь.

— Но не с человеческой женщиной.

— Тьёрд, открою тебе большой секрет. - Кел’исс паясничает и делает вид, что собирается открыть мне смертельную тайну в окружении сотен желающих о ней прознать. – Нет никакой разницы между маткой свиньи и маткой женщины.

— Удивлен, как у тебя до сих пор член не отсох.

Нам приносят блюда с едой, кувшин с вином, но я отправляю всех, чтобы самому наполнить бокалы. То и дело поглядываю в сторону двери, потому что по законам серных земель женщины сидят за одном столом с мужчинами. Но у моего народа совсем другие порядки. И если Дэми до сих пор не появилась со своим очередным «правом», то в этом заслуга жены Заклинателя. И Кел’исс довольно скалится, как будто подумал об этом же.

— Я поставил метку на Темную, - говорит он, пригубив вино. – Немного повожу ее, ослаблю, насколько получится. Поставлю пару якорей и дальше – все в твоих руках.

— Сколько у меня времени?

— Пара недель? – вслух размышляет Заклинатель. – Но лучше не затягивать. Семь – десять дней, если хочешь, чтобы она была все такой же строптивой и дикой, но при этом ты вернулся не с полней пригоршней собственных кишок.

И самое хреновое, что именно в этом он ни капли не ерничает.

И шансов не вернуться у меня куда больше, чем поймать будущий инкубатор для моего сына.

Глава двадцать четвертая

Пока наши мужчины предаются чревоугодию, пьют и, кажется, уже порядком навеселе, мы с Хёдд сидим в малом зале через коридор от кухни и занимаемся шитьем.

В полной тишине.

Лишь с намеком на заговорщицкий треск огня в жаровне, благодаря которому мы до сих пор не окоченели. Северянка выглядит абсолютно счастливой и даже что-то напевает себе под нос. Мне же приходится превозмогать желание бросить нитки и полотно в пламень, вскочить на резвую лошадь и унестись туда, где за меня вступится хоть бы один смелый воин.

Разве я смогу быть вот такой, как эта кроткая девушка? Улыбаться убийце, всюду следовать за ним, заглядывать ему в рот и искренне верить, что моя жизнь навеки принадлежит ему? Разве я захочу пожертвовать собой, чтобы спасти его, если случится взять в руки меч?

Скорее уж с огромным довольствием и на радость предкам всажу клинок захватчику в его поганое каменное сердце.

Когда служанка передает нам разрешение присоединиться к мужчинам, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать, куда ей ступать со своими разрешениями и передающими их извергами. И одергиваю руку, стоит Хёдд притронуться к моей напряженной ладони. Она как будто видит меня насквозь и знает, о чем подумаю даже до того, как мысль окрепнет в моей голове.

— Ты тратишь силы, сопротивляясь неизбежному, - говорит со мной, словно с малым ребенком.

На языке столько колкостей, что если дам себе волю, то уже не смогу замолчать, так что вновь избавляюсь от ее участия, давая себе зарок никогда и ни за что не превратиться в безвольную бессловесную тень.

И если получится, то уже сегодня Потрошитель сам расскажет все, что я хочу знать.

В зале Хёдд занимает место на коленях у халларнца, и он, словно зверушку, кормит ее с рук. Я сижу в стороне от Тьёрда - и стоит взглянуть на то, как он лениво потягивает вино из серебряной чаши, как горло сводит болезненным спазмом. Он даже не скрывает, что наблюдает за нашими гостями и насмехается над их играми в «доброго хозяина». Но когда наши взгляды случайно пересекаются, и я замечаю, как он подхватывает с блюда сочный кусок мяса, приходится отвернуться, чтобы не выдать своего отвращения.

Я не буду зверушкой, даже если вся его армия усядется за стол со своими бабенками и будет показывать, что женщины для них – лишь способ продолжить род.

Позже, когда я все-таки склоняю голову и показываю нашим гостям их комнату, Хёдд снова улучает момент, чтобы перемолвиться со мной словом. Кажется, даже ее муж, от которого мурашки по коже, не настолько мне в тягость, как эти вечные попытки показать, насколько неправильно я себя веду.

— Я… просто прошу прощения. Заранее. – У нее такая белая кожа, что румянец всплывает на щеках неестественно алыми пятнами.

— За что? – не понимаю я.

— За… беспокойство.

Боги, с ней точно не все в порядке.

Я захожу в комнату, которую слуги подготовили для нас с Тьёрдом. По законам севера до брака невеста не должна проводить ночь в одной комнате со своим будущим мужем, и тем более – спать с ним в одной постели. Но когда Тьёрд приказал, ни у кого в Красном шипе не хватило смелости ему возразить. И я сделала вид, что покорилась. У меня не будет иного способа развязать ему язык, кроме как дать извергу то, что он хочет – свою покорность.

И то, что генерал уже порядком выпил, большое подспорье в моих планах.

Халларнец как будто нарочно игнорирует кресло перед очагом. Ногой отодвигает его подальше, а сам усаживается на медвежью шкуру на пол, разваливаясь в такой позе, как будто ждет, что вслед за мной в нашу спальню зайдет еще десяток женщин: раздетых и готовых ублажать его всеми способами.

Кровь приливает к щекам, стоит вспомнить, как он вцепился зубами в мое плечо. Кожа в том месте до сих пор саднит, и я в последний момент одергиваю себя, чтобы не потереть это место кончиками пальцев.

Тьёрд лениво и расслабленно стаскивает рубашку, как-то почти хвастливо выставляя напоказ все свои шрамы: ровные, кривые, огромные, уродливые и едва заметные. Темные волосы падают ему на лицо и только кончик хищного острого носа напоминает о том, что у монстра все-таки есть и человеческое обличье.

Я присаживаюсь на край кровати, складываю руки на коленях, изображая смирение. Некоторое время ни один из нас не открывает рот, и генерал абсолютно неподвижен, даже когда из очага вылетают снопы искр и на мгновение как будто подсвечивают его кожу огнем.

Нужно завести разговор.

Нужно пересилить себя, договориться со страхом быть пойманной и наказанной, и сделать то, что в итоге должно принести мне свободу.

— Ты приехал надолго, мой господин? – задаю вопрос, который не может быть неуместным. Он мой жених, я должна хотя бы из вежливости интересоваться его планами.

— Отбываю завтра утром, - говорит он, лишь немного повернув голову в мою сторону.

— Ты уверен, что не будет благоразумнее провести несколько дней в постели и покое? Твоя рана…

— … искренне занимает тебя? – подтрунивает Тьёрд, на этот раз поворачиваясь ко мне всем телом.

Подумав, растягивается на боку, опираясь на локоть и согнув одну ногу в колене. Как будто огромный бойцовский пес. Из той породы, которые запросто в одиночку перегрызают глотку медведю до того, как он успеет обнажить когти. Таких на севере нет уже много сотен лет. Но именно так и выглядит человек, который смотрит на меня снизу-вверх, но все равно полностью владеет ситуацией.

— Я лишь пытаюсь быть тебе хорошей женой, господин. Если бы не ты… - Слова настолько лживы и неискренни, что становятся поперек горла, застревают плотным горьким комком слизи, который не проглотить и не выплюнуть. – Если бы не ты, меня бы уже принесли в жертву вашему богу.

— Может быть, быстрая смерть не так уж страшна, если представить, что теперь ты обречена быть моей вещью? – Он кроит губами злую усмешку. – Пока я не потеряю к тебе интерес. А это может случиться в любой момент. Даже прямо сейчас.

Он подначивает и откровенно упивается своей властью и моей беспомощностью. Знает, что я вынуждена быть послушной и покладистой, иначе он запросто свернет мне шею, и император не пожурит его за это. В крайнем случае скажет, что генералу впредь следует быть внимательнее к его советам насчет будущей жены.