Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна. Страница 113
LPI
. – Аня, Аня! – Михаил убрал картинку с сетчатки, чтобы видеть коридор. – Ты же сказала, что... черт, – он поднялся, – Я был уверен, что мы прояснили это... – Что прояснили? Вы думали, я вам гостинцы буду носить, или там передачи? Нет, извините. Даже если вас выпустят живым, что тогда? Малейшая опасность, вы будете выделять мне трех клонов, и отправлять “Домой или куда скажет”? Блестящая перспектива! Ни о чем большем я в жизни и не мечтала. Прощайте, Михаил Юрьевич. Не забудьте приказать своим крепостным отремонтировать и вернуть мне машину, когда вытащите из бассейна. – Аня, подожди! – Да заткните его уже кто-нибудь! Спать охота! Связь оборвалась, статус доступа сменился на отрицательный. Слушая приближающиеся шаги в коридоре, Михаил скосил взгляд: шел третий час. У прозрачной стены показался крупногабаритный “медбрат”. Михаил покорно и успокаивающе поднял ладони. Вернувшись на кушетку, он начал просматривать срочные сообщения.
У придорожного кафе, стены и крыша которого представляли собой сплошной цветастый рекламный коллаж, было два преимущества: в этот час оно было открыто, и за стойкой стоял человек. По крайней мере, на первый взгляд так показалось. В том, что за залом следят камеры, управляемые какой-нибудь
LSS
, скорее всего “Русью”, не сомневался бы и ребенок. Поэтому, проморгав опцию увеличения изображения, Петр начал осматривать окрестности. Почти сразу за кафе начинался спуск к замерзшему Цимлянскому водохранилищу. Осмотрев раскинувшиеся в обе стороны параллельно дороге линии электропередач, беглец сплюнул и вернулся к мотоциклу. Через десять минут и это кафе осталось позади. Проезжая мимо, Петр вгляделся в стоящую за стойкой фигуру и решил, что все к лучшему. Даже если это на самом деле человек, то он конченый “придаток” и с его глаз
LSS
считает информацию не хуже, чем с любой из камер. Сбавив скорость, Петр свернул с дороги и направился к пляжу. Еще несколько минут спустя он заглушил двигатель, снял шлем, с удовольствием втянул воздух и размял шею. Подмораживало. Ночь пахла еле уловимой примесью кисловатой химии с маскирующим ее облаком озона. В нескольких километрах лежал Волгодонск, население жителей которого, включая все близлежащие городки, когда-то стало достаточным для установки озонирующих станций, по заявлениям властей – полезных для здоровья и экологии. Открыв багажник, Петр порылся в скарбе. Прятать что-либо было глупо. Если его захотят остановить, содержимое багажника будет иметь значительно меньшее значение, чем отсутствие у него паспортного чипа. Петр не мог легально выехать из страны, но это не сильно его расстраивало: чай не Ватикан – есть, где развернуться. Он объезжал сканирующие весь поток транспорта пункты Дорожного Контроля, и избегал мест, где последняя установленная им примочка – детектор сканеров – сообщала о наличии “сканеров полного объема”, анализирующих совпадение объема и состава физического тела с предоставляемой вшитым чипом информации о нем. Только эти сканеры могли вывести беглеца на чистую воду. Остальные просто не видели в Петре человека. Встряхнув ингалятор и вдохнув дозу, Петр с минуту стоял с закрытыми глазами, а потом обернулся к водохранилищу. В животе образовалась голодная тянущая дыра, но утренней паники, противной и липкой как нехватка наркотика в крови, еще не предвиделось. Эта жуткая и постыдная паника стала для Петра неожиданностью. Никогда в жизни он не мог представить, что всего лишь сутки без еды могут породить в нем подобный страх и озлобленность. Он знал, на что пойдет ради дозы, но никогда не предполагал, что голод – обычный голод – может быть столь же разрушителен. Казалось, это дракон забытых сказок, уже давно превратившийся в прах воспоминаний; оружие против низших рас. В день побега Петр был уверен, что знает своих врагов в лицо. Теперь, проехав более тысячи километров, он обзавелся опасными врагами без лиц. Нужно было пройтись, размять задубеневшие члены, разогнать кровь, а потом продолжить путь в поисках ночлега. Он решился бы искупаться, если бы поблизости оказалась открытая вода, но, сколько хватало глаз, водохранилище было заковано в лед. Он все еще немного прихрамывал, хотя так и не узнал, что было тому причиной: трещина в кости, просто ушиб или растяжение. Скосив взгляд в верхний правый угол, он подумал о приближении часа быка и почему-то о Михаиле. Тысячу километров он не вспоминал о друге и тут, перед замерзшей гладью водохранилища, в которое бы побрезговал входить летом, он вспомнил человека, за чьими плечами остался весь его мир, вся жизнь. Петр взглянул в направлении города, но там темнел незастроенный подъем холма. В дальнем углу, на периферии зрения застыла карта. Он устал, хотел есть и спать. И никакие другие потребности в этот момент его не занимали.
Аня не просто поставила отрицательную доступность, она ушла в офлайн. По-настоящему. Для того чтобы это не заметили друзья и пеленгаторы, чип имитировал отрицательный доступ. Разницу между подобной имитацией и отключением от сети могли понять только подключенцы. Она была незначительна и незаметна людям вроде ее отца или Королева, но именно понимание этой разницы и являлось тестом на “синдром подключенца”. Это явление перестали считать болезнью, когда Анна училась в школе. Так же, через сеть. С минуту она лежала молча, с закрытыми глазами. Потом убрала колпак и села в кресле. В двух метрах справа, на старой кровати спала бабуля. Ее размеренное дыхание, само присутствие успокаивали, но обратив внимание на вцепившиеся в поручни побелевшие пальцы, Аня поняла, что этого недостаточно. Упрямо сжав зубы, она вылезла из кресла и прошла на кухню. Без привычного инфо-оформления квартира казалась чужой и незнакомой. – Зачем же все отрубать?.. – прошептала Анна с укоризной, ведя ладонью по холодильнику. – Даже дикари не гнушаются навигаторами и поисковиками. Что ты хочешь доказать? Кому? – Анюта? – в проеме двери появился отец. – Ты чего не спишь? – Я отключилась, – прошептала Аня все так же практически беззвучно. – Мне кажется, я себя не слышу. – Так говори громче, – пожал плечами Степан Агасович, – мать не спит, а бабушка все равно не услышит. Анна отошла от холодильника, напоследок проведя по поверхности ладонью и породив скрип. Ладони вспотели, она чувствовала озноб и обняла себя за плечи. – Тебе плохо? – Да уж, бывало лучше. Сколько держится мама? – Нисколько. Вряд ли она когда-нибудь отключалась. – Ты скучаешь по ней? – Почему я должен по ней скучать? Она всегда рядом. Я знаю, где она и всегда могу... – Па! Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю! – Я не знал ее другой и понимал, с кем связываю жизнь. – А когда заказывал меня, думал о том, что мне может ее не хватать? – А тебе ее не хватает? Вы же постоянно вместе, она знает о тебе больше, чем я. – Я не про это! – Тихо... – Степан Агасович поднял ладонь не потому, что возглас дочери мог кого-то потревожить, а потому что ее нарастающая нервозность выдавала прогрессирующую панику. – Зачем ты мучаешь себя, что за очередной эксперимент? Анна глубоко вздохнула, потом еще раз. – Тебе этого достаточно? Скажи честно, пап. Тебе достаточно того, что она просто есть рядом вот так вот, как есть? Степан Агасович нахмурился, и Анна даже без мимических анализаторов поняла, что за этой хмуростью отец скрыл вспышку боли и сожаления. Ее губы дернулись и вытянулись в линию. – Ради чего, па? В родных глазах блеснула влага, а потом он улыбнулся и пожал плечами. Тут же лицо разгладилось, а в голосе появились интонации, с которыми когда-то давно, еще в детстве он рассказывал ей что-то интересное. Она всегда обрывала его, раздраженно оповещая о том, что уже все прочитала, посмотрела или прослушала в сети. Но каждый раз он начинал заново: этот самолет, этот лес, вон то созвездие, ветер, высота... Он всегда знал чуть меньше, чем поисковик. Его информация всегда была окрашена неуместными эпитетами, сжирающими время воспоминаниями, неестественными по насыщенности эмоциями, не поддающимися машинному анализу аналогиями. Он сказал всего три слова, но они вместили в себя все то, что день за днем, год за годом Анна, вопреки всем возникающим то и дело противоречиям, прикрывала и защищала. Три слова, которые она могла бросить когда-то бездумно, как поясняющую набор физических и психических активностей, гормональной окраски и социального статуса устоявшуюся словоформу. Три слова, в это мгновение объяснившие абсолютно все, что еще пять минут назад она не могла понять. – Я люблю ее. – И сейчас? – Конечно, Анюта. Всегда. Анна почувствовала, что задыхается. Руки тряслись крупной дрожью. Выудив из матрицы на сетчатке нужную команду, она зажмурилась и стояла так минуты две, поглощая все то, что пропустила за минуты отключения от сети. – Так зачем ты выходила? – Мне стало страшно. – И ты решила перебить тот страх более сильным? Что же тебя так напугало? Анна подняла ясный взгляд на отца и усмехнулась. Что бы ее ни напугало, обременять отца этим не стоило. У него и своих страхов было предостаточно. Еще раз глубоко вздохнув, девушка выпила несколько глотков воды и вспомнила: – Перед отключением я заказала кровать. Не хочу спать в кресле. – Куда мы ее поставим? Ты же всегда говорила, что тебе так удобнее. – Куда-нибудь поставим... теперь не удобнее. – Аня, подожди! Она уже выходила с кухни и обернулась. – Он ведь не выгонял тебя. Игорек любит тебя. Я понимаю, это Королев вскружил тебе голову, но теперь... – Па... – остановила отца Анна, – я знаю, что Игорь нравится тебе, а уж о благодарности и упоминать не стоит. Но если бы ты мог выбирать для своей дочери мужчину, кого бы ты выбрал? Во время возникшей паузы Анна увидела в отце нечто забытое: истлевшие за последние годы уверенность, решительность и надежду. – Того, с кем ты могла бы прожить жизнь и когда уже твоя дочь спросила бы: “ради чего?” – не пожалела бы ни о единой минуте. Девушка с усмешкой склонила голову и неторопливо подошла к отцу: – Так может, ты все же вернешь Limo его истинные функции? Иначе когда вы, мужики, наконец, перестанете бояться потерять свои игрушки и обнаружите в интерактивных креслах трупы любимых людей, никакие оправдания уже не будут иметь значения. 22 Они приезжали на работу вместе в корпоративном автомобиле. Над Ритой больше никто не смеялся, на Александра кидали взгляды совершенно иного характера, чем во время работы в финансовом департаменте. Теперь все прежние большие и малые, прямые, косвенные и через голову начальники стали его подчиненными. Шаг, который живой проект сделал в корпорации за минувший год, был невозможен и немыслим в карьере любого из сотрудников. Даже Марк шел к месту главы направления последовательно, на каждом этапе подтверждая свою профессиональную пригодность и компетентность. Живой проект же просто занял место лучшего друга президента корпорации, и никто не мог понять, как такое вообще могло случиться. Шла вторая неделя, как Александр занял пост заместителя президента Live Project Incorporated. После сообщения о покушении на главу