Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна. Страница 119

LPC

действительно будет дешевле доплачивать ей “явку” за неявку! – Это ты сам придумал? Про электромагнитное торнадо? – Ага, – засветился Шурик белозубо, – вам нравится? – Мне нравится, что ты светишься все равно, что твой супермаркет, – добродушно заметил старик. – И никакая Ленка не способна превратиться в электромагнитное торнадо, уж не важно, естественного или искусственного происхождения, без веской на то причины. – Я вообще не понимаю, что мне делать. Если бы Максимов не проверил мою работу пару раз, то тоже считал бы, что я специально так делаю! – Пригласи ее в кино. – Куда?! – Ох... куда сейчас ходит молодежь? – В смысле в реале? Ногами? – Да, ешкин кот, ногами! – Не знаю, Глеб Саныч, я ж... – Шурик смутился и перед тем как продолжить, отвел взгляд, – я ж помоечный... Парень увидел, как знакомое с юности лицо, ставшее за прожитые вместе годы роднее лица отца, скривилось в искренней, не виданной ранее ярости. Старик потемнел, в сердцах ударил ладонью по столу и, поднявшись, навис над бывшим сожителем: – Кто помоечный, ты помоечный?! Да как ты смеешь! Как смеешь!? Распрямившись, Глеб Саныч упер кулаки в худые бока и отвернулся. Стремительно прошелся взад-вперед, замер посреди сарая. – Ну, так, гордись этим! – Чем?! – искренне опешил малой. – Тем, кто ты! Кем стал, пережив все, что уготовала тебе судьба! Тем, что сохранил в своем сердце и своей душе! Тем, как относишься к окружающим, и как люди относятся к тебе. Тем, каким ценностям отвечаешь и какие ориентиры выбираешь. Гордись всем, что составляет твою личность, потому что здесь, – старик ткнул сухим коричневым пальцем в ссылку на рейтинги внутри изображения на стекле, – здесь количество особей, несущих в себе личность, критически стремится к нулю. – Нет, Глеб Саныч, – тут же поспешил опровергнуть Шурик с присущим ему добродушием, – вы ошибаетесь, они все ничего! Просто... одинокие и... постоянно чего-то боятся. Глеб Саныч несколько мгновений буравил малого взглядом, но постепенно его лицо расслабилось, пыл угас, а на лице расплылась улыбка. Старик тихо засмеялся, потом сильнее, с всхлипами и слезами, хлопнул себя по коленям, вытер слезы и сел на место. – Что такое, Глеб Саныч? – поинтересовался Шурик, поддерживая веселость старого друга улыбкой. – Бог тебя хранит, Шурик. Иди с миром с глаз моих, тебе завтра на работу. – Да... – спохватился парень, тут же поднимаясь и зачем-то хлопая себя по карманам. – А это... может, посоветуете что? – Доверяй себе. – В смысле? – В прямом! Ты просил совета? Это самый ценный совет, который я могу дать. Доверяй себе! – Спасибо, – улыбнулся парень, растерянно пожимая плечами, – я в пятницу еще заскочу!

Очнувшись, Михаил ощутил легкий, практически неразличимый за резкими медикаментозными запахами, аромат духов. Вся грудь представляла собой сплошной пласт боли, по остальному телу расползлась тянущая слабость. – Михаил Юрьевич! Вася вскочил с кресла и подошел к кушетке. – Доброе утро, – улыбнулся телохранитель. – Мама... – прошептал Михаил. – Лариса Сергеевна... – Вася замялся и взглянул на стену у двери, – она дома, все в порядке. – Петр? – Еще не нашли. – Анна? – Подключена дома. Она не выходила эти дни. – Дни? – Вам сделали операцию, Михаил Юрьевич... лучше вам врач расскажет. – Постой, – Михаил обернулся на прикроватную тумбу и взглядом попросил подать воды. – Спасибо. Здесь была женщина. Если не Анна и не мама, то кто? – Откуда вы знаете? – заулыбался телохранитель, но молчание шефа стерло эту улыбку. – Людмила. – Хорошо. Зови. – Миша, ну наконец-то! – воскликнул Марк, чья проекция образовалась у подножия кровати, как только Вася вышел за дверь, – выспался за пять последних лет? – Сколько меня не было? – Целых три дня! Миш, если будет желание поругаться, все сделанное врачом было одобрено мной. Ругайся со мной. – Не пугай меня, Марк. Ты мне что-то отрезал или вставил? – Нет, – засмеялся директор

LPC

, – я помню, как ты ценишь свою индивидуальность, но сердце и легкие по причине гибели склада, печатали, как и простым смертным, дешево и сердито, на принтере. – Ясно. Больше повода “ругаться” нет? – Ты не наседай на него, Миш, это наш лучший хирург. – Хочешь сказать, меня оперировал человек? – Ну, вот... не начинай! И будь с ним помягче, он немного... – Нервный? Неуверенный в себе человек?! – Блин. Короче не наседай. Я его очень ценю. – Я не нервный, Михаил Юрьевич, – подал голос мужчина в дверях. – Я вас помню, – тут же переключился Михаил на вошедшего человека, – я вручал вам подарок на последнем Дне рождения компании. Слева высветились контактные данные, Михаил посмотрел карточку и вернул взгляд к хирургу. Тот молчал, разглядывая своего пациента ожидающим извинения взглядом. – Прошу прощения, ...доктор, – Михаил пытался произнести его имя, но подавился и не смог, – спасибо за взятую на себя ответственность за мою жизнь. – Не стоит благодарности, – удовлетворенно кивнул мужчина и подошел ближе, – хотя для меня это было большой честью. – Есть что-то, что я должен учесть? – Ближайшие три месяца никакого спорта и волнений. Если почувствуете малейшие неудобства, тут же вызывайте оперативника из клиники. Под малейшими неудобствами я подразумеваю малейший дискомфорт в области груди, живота, спины, рук – что угодно, задерживающее на себе внимание. И малейшие неудобства – это не приступы стенокардии; не та боль, что вы должны были чувствовать по меньшей мере несколько месяцев; не тот панический страх, от которого никуда не деться; когда кажется, что сердце отказывается работать... Михаил понял степень ярости собеседника лишь по тому, как побелел его лоб. И за то беспокойство, столь неожиданное, искреннее и тщательно скрываемое, он был готов слушать что угодно, со смущением и благодарностью. – ... и не то чувство вины перед собой и отвечающими за ваше здоровье людьми, которое вы должны были испытывать, приказав

LSS

искажать передаваемые медицинские данные! – Благодарю вас, – Михаил снова скосился на карточку и коротко зажмурился, – Перец Элевич. Когда он проснулся в следующий раз, Вася известил о визите Людмилы. Взглянув на часы, Михаил с тревогой уточнил: – Вась, ты хочешь сказать, что мама так и не приезжала? – Нет, Михаил Юрьевич, – ответил телохранитель, пожав плечами. Тут же связавшись с матерью и увидев ее лицо, Михаил успокоено засмеялся: – Мамуль, неужели все, что нужно было сделать для избавления от твоей тотальной опеки – это поменять себе пару внутренних органов? Как ты себя чувствуешь? – Теперь значительно лучше, сынок. Я подъеду ближе к вечеру, если хочешь. – Если я хочу? С каких это пор ты советуешься со мной по подобному поводу? Я не задержусь здесь долго и заеду, как только выйду. Не утруждай себя, если только не возникнет непреодолимого желания проконтролировать что-то, что невозможно контролировать с помощью Вики. – Хорошо, сынок. До встречи. – Пока, мам. В палате зависла тишина. – Что бы это могло быть? – задумчиво пробормотал Вася. – М?.. – Михаил задумчиво теребил простыню, вопрос Васи вывел его из размышлений. – Что это могло бы быть, что нельзя проконтролировать с помощью LSS? – Вася, есть что-то, из-за чего мама может бояться сюда приехать? Вася пожал плечами и напомнил: – Людмила сидит в приемной уже пятый час. – Ты шутишь! Ну, зови ее, что уж. Людмила осталась стоять посреди палаты и кинула настойчивый взгляд на Васю, который тут же переадресовал его шефу. – Оставь нас, пожалуйста, – кивнул Михаил и перевел взгляд на женщину. Когда дверь за телохранителем бесшумно закрылась, в палате с минуту стояла тишина. На бывшем секретаре идеально сидел деловой костюм, который вряд ли могла позволить себе даже Юлия Владимировна. И не только по причине его цены, но и потому что те дизайнеры и модели, те привилегии и двери, что были открыты прекрасной Людмиле, для многих дам, не смотря на их успехи и доходы, оставались закрыты навсегда. Она была столь же строга и соблазнительна, элегантна и уверенна, неприступна и совершенна, как и во время работы в его компании. И да, именно ее тонкий, освежающий и ненавязчивый аромат он почувствовал первым, когда очнулся обновленным. – Я начал забывать как ты красива. Людмила выдохнула улыбку и будто оттаяв, начала неторопливо снимать перчатки. – Это парадокс, Мишенька. Чем безразличнее женщина, тем с большей готовностью мужчина осыпает ее комплиментами. Тогда как нуждается в них чаще та, что заставляет его сердце... Она замолчала, смущенно отвернувшись для того, чтобы отложить сумочку и перчатки на подоконник. Подставив руки под клинер, Людмила неторопливо прошла к кушетке и присела на край. – Мы все так испугались за тебя! – прошептала она. – Все? – Все, – женщина обвела взглядом невидимую публику и прикрыла глаза, – ты не представляешь. – Люда, только при наличии очень плохих новостей эти “все” могли выбрать тебя парламентером. А судя по тому, что со здоровьем у меня все теперь будет в порядке, дело в