Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна. Страница 18

LPI

в целом от грядущих неприятностей любым способом. – Избавляй. – Это ведь и ваши деньги... Николай склонил голову. На пожилом лице засветилась обаятельная улыбка стареющего ловеласа и дельца. – А ты мараешься только по прямому приказу Королева? Петр не ответил, склонив голову на манер хозяина дома. – С чем ты пришел? Николай следил за практически неуловимыми движениями пальцев гостя, когда тот с помощью лишь ему видимой навигации передавал ссылку на файл и, убрав картинку с одной из линз очков, пояснил: – Здесь поминутный график жизни живого проекта и координаты нового дома Высоцкого. Этим летом профилактическое отключение оборудования Липы на территории комплекса будет проводиться каждую последнюю среду месяца. Кстати Высоцкий будет в Москве в среду. Не используйте своих людей из СБ

LPI

. По крайней мере, если не боитесь потерять и их, и свое кресло Генерального директора “Живого проекта”. 17 Федору Ивановичу пришлось подождать несколько минут в приемной. Он не сомневался в том, что это не было демонстрацией чувства собственной значимости мужчиной, сидящим в кабинете президента корпорации. Несмотря на мнение ученого, что Михаил несколько молод для кресла отца, Федор Иванович понимал отсутствие необходимости данному конкретному человеку выпячивать свое положение подобным образом. Они виделись несколько раз на крупных корпоративных событиях, но повода для общения не было. Когда Михаил с приветливой улыбкой появился в проеме двери, Федор Иванович поднялся. Войдя в кабинет старого друга и учителя, ничуть не изменившийся с того времени, когда он был здесь последний раз около шести лет назад, ученый видимо расслабился. Ему казалось, что в этом поистине святом месте, Михаил не решится заводить речь об убийстве. – Я курю, вы не против? – спросил президент после того, как предложил напитки. – Не против. – У меня не так много времени, Федор Иванович. Спасибо, что подъехали. Я слышал, вам пришелся не по вкусу дом в Палермо? Федор Иванович никак не отреагировал на вопрос: у него не было желания расшаркиваться и миндальничать. Возможно, Михаил и не обладал гениальным умом и талантом своего отца, но он создавал впечатление человека дела. В основателе корпорации, несмотря на его сухость, чувствовалась внутренняя доброта, стремление к высшим идеалам, любовь к жизни и миру, ввиду которой он пытался сделать этот мир лучше. В Михаиле Федор Иванович видел ту же силу и энергию, ту же несгибаемую волю и целеустремленность, но полное отсутствие качеств, за которые любил его знаменитого родителя. Что же составляло его личность и характер, старику предстояло узнать в этом разговоре, и он заведомо этого знания опасался. – Из статей вашего протеже я понял общее направление планируемой деятельности: борьбу за предоставление живым проектам человеческих прав и свобод. Скажите, как вы представляете себе реализацию этой идеи на практике? В коммерческом плане. – Михаил, что дало вам основание предполагать мою причастность к неким статьям? Под протеже вы подразумеваете Александра, вероятно. Но я не вижу связи между ним, собой и статьями, целью которых является предоставление живым проектам каких-либо прав. Михаил, не меняясь в лице, закурил. Он предполагал, на минутку, что старик начнет отнекиваться и блефовать, но уважение к собеседнику не позволило ему уделить этой возможности должного внимания. – Неоспоримые факты, – ответил он уверенно. – Александр бесспорно умен, но и моя служба безопасности ест свой хлеб не за красивые глаза. А уж Липа видит все и подавно, а у меня, как вы понимаете, неограниченный доступ к ее ресурсам. Постучав о дверной косяк, в кабинет вошла Людмила с подносом. Михаил недовольно выдохнул: не вовремя. Когда секретарь поставила перед ученым чашечку кофе, сахарницу и вышла, Михаил продолжил: – Идея окупить провальный проект силами самого проекта, конечно, замечательна. Но хлопоты, которыми грозит его деятельность, обойдутся мне на порядок дороже. – Вы сейчас говорите об убийстве, Михаил? – Федор Иванович не сводил взгляда с темных глаз собеседника. Тот затянулся и отрицательно покачал головой. – Нет, Федор Иванович, я говорю о списании выполнившего свои функции живого проекта. – Что ж... – ученый положил в чашку два кусочка сахара и начал неторопливо помешивать. – Я создал Александра, и будет глупо отрицать очевидное: он близок мне. Я считаю его человеком, вижу в нем личность и не расцениваю искусственность его происхождения оправданием убийства, – он сделал паузу, во время которой отглотнул кофе. – Но истина сегодняшнего дня состоит в том, что он – собственность корпорации. А потому вы, Михаил, вправе поступать с ним как вам заблагорассудится, даже убить. Надеюсь то, что я называю вещи своими именами, не вызовет в вас подозрений в неуважении. – Я не вижу веских для вас причин уважать меня, Федор Иванович. Истина сегодняшнего дня состоит в том, что своими именами – вещи – называю я, – проговорил Михаил с нажимом. – И в интересах корпорации, по крайней мере – направления живых проектов, а значит и в моих интересах – сохранить этот порядок вещей неизменным. – Вы сказали, у вас мало времени, – пожал плечом ученый. – Чем я могу быть вам полезен, Михаил? – Вы приехали сюда потому, что боитесь за Александра. Первого июня вы намерены выступить на заседании Федерации с докладом, суть которого сводится к требованию наделения живых проектов человеческими правами. Вы имеете неоспоримый вес в научных кругах и, судя по всему, стремительно набираете вес в политических, к вам могут прислушаться. Признаете ли вы причастность Александра к разворачивающейся против корпорации деятельности – значения не имеет. Ваши собственные действия в той же мере нежелательны для корпорации, как и его. Я настоятельно прошу прекратить ее. – В обмен на жизнь Александра, полагаю? Или даже мою? Михаил затушил сигарету и вернул взгляд к собеседнику. Подтверждать то, что они друг друга понимают, не требовалось. – Вы либо слишком высокого мнения о моих душевных привязанностях, либо слишком низкого о моих принципах. Однако если вы всерьез полагаете, что платой за предоставление живым проектам человеческих прав может стать жизнь лучшего из них, а плату взимаете вы, Михаил, то мы вряд ли сможем найти общий язык. Михаил молчал. Ему казалось, что он неплохо разбирается в людях, но честен ли сидящий перед ним старик или блефует, он понять не мог. Единственной целью этого разговора был отчет перед акционерами. Видел ли сам профессор, что и Михаил блефует? А если видел, понимал ли его цели, его самого как личность? Видел ли, что они, если не друзья, то хотя бы соратники в стремлении к лучшему, что может дать “Живой проект” миру? В случае с профессором стоило прислушаться к одной из любимых поговорок отца-основателя корпорации: “Держи друзей близко, а врагов еще ближе”. Михаилу было необходимо понимать, с кем он будет иметь дело, если Высоцкий начнет реализовывать подозрения Петра. А поняв это, просчитать свои возможности сократить риски и обезопасить “Живой проект” и корпорацию в целом. – То есть вы решили начать борьбу против корпорации, которой отдали большую часть своей жизни, более того, пустить на эту борьбу деньги, в ней заработанные, не ради этого конкретного живого проекта? – удивился Михаил. – Ради чего, тогда? Старик улыбнулся, Михаил же добавил: – Только не говорите, что Всеобщая декларация прав человека – ваша библия, а гипотетическая свобода любого человека на земле – цель остатка вашей жизни, Федор Иванович. Для человека, добровольно заточенного в снегах Арктики четверть жизни, и участвовавшего в создании нескольких мастер-образов живых проектов, это прозвучало бы фальшиво. – Вам не нужен мой ответ, Михаил. Там где кончается свобода и честь – начинается политика. Там где кончаются мои человеческие ценности – начинается ваш коммерческий вопрос. Я ученый, а не политик или коммерсант. Я не умею и не желаю говорить на вашем языке. Я не покупаю жизни друзей предательством своих принципов. Я не расцениваю личность Александра сопоставимой по цене с борьбой за человеческую свободу его и ему подобных. Вам не удастся переложить на меня свой моральный груз. Надеюсь, само слово это вам знакомо. Вашему отцу оно было знакомо и к концу жизни он начал осознавать необходимость и неизбежность того, что попытаюсь сделать я. Вы можете наблюдать, можете мешать, можете бороться, а можете помочь его душе успокоиться. Поверьте мне, Михаил, он умирал не со спокойной душой, мы были дружны и я знаю это... Саша же... Саша – лучшее, кого создала корпорация за время своего существования. Он уникален лишь потому, что уникален в принципе. Вы можете списать этот живой проект, и я не смогу вам помешать. Но этим актом вы уничтожите то, ради чего ваш отец жил и работал, ради чего жил и работал я! – Федор Иванович сделал паузу и передохнул. – Я приехал, потому что опасаюсь за него. Но это опасение не остановит меня. Ваши же возможные действия лишь подтвердят для меня правильность выбранного пути. И это все, что я могу вам сказать, Михаил. Федор Иванович поднялся и с трудом удержался, чтобы не пошатнутся. Ноги были словно ватные, он плохо представлял, как дойдет до двери. – Спасибо, что уделили мне время, Федор Иванович, – поблагодарил Михаил. Он наблюдал за покидающим кабинет высоким стариком и пытался обнаружить в его движениях скованность, подкашивающий ноги страх, хоть что-то подтверждающее то, что ученый блефовал и не готов пойти на жертву, имя которой – Александр. Федор Иванович покинул кабинет твердой походкой и с гордо поднятой головой. Его высокая сутулая фигура всем видом показывала, что он доползет до цели хоть на последнем издыхании. Хоть посмертно, но доползет. Михаил улыбнулся и закурил. – Вика, что скажешь? Насколько он честен? – Федор Иванович использует речевые обороты, использованные Юрием Николаевичем в разговорах с ним в промежуток от пяти до семи лет назад. Его намерения имеют достаточную выдержку, чтобы поддержать силу духа до положительного результата. Михаил нахмурился, сомневаясь, верно ли истолковал ответ