Д'Артаньян в Бастилии - Харин Николай. Страница 17
Хозяин обменялся с Арамисом сдержанным приветствием. Подземелье освещалось значительно лучше, но свет невозможно было заметить с улицы. Горбун оставил свечу, слегка поклонился и ушел, видимо, он неплохо ориентировался в темноте.
Арамис скользнул взглядом по каменным стенам, освещенным красными дрожащими бликами. Скелеты летучих мышей на полках, связки сухих трав под закопченным потолком. Колбы, тигли, ступки с какими-то порошками и еще не растолченными кореньями…
— Досточтимый мессир, — произнес Арамис, — кажется, мне удалось определить еще один компонент.
— В таком случае вы удачливее меня, — неприветливо отозвался алхимик.
— Да, — продолжал Арамис, не обращая никакого внимания на холодность хозяина. — Думаю, в «Золотом эликсире императора Рудольфа», помимо Adonis vernalis, розовых лепестков и дурмана, который по-латыни надлежит называть «Datura stramonium», должен содержаться барбарис.
— Berberis vulgaris? — живо откликнулся собеседник.
Его угрюмость как ветром сдуло. — Проклятие! Я мог бы догадаться!
Арамис протестующе поднял руки:
— Это только мое предположение, мессир.
— Думаю, оно основательно. Попробуем!
С этими словами алхимик быстро подошел к сосуду, наполненному жидкостью темно-зеленого цвета.
— Настойку я приготовил еще вчера, — приговаривал он, доставая с полок коренья, ступки, плошки и разжигая огонь под решеткой. — А это новая эссенция.
Ловкие пальцы хозяина подземелья не прекращали движений. Арамис с полуулыбкой на тонких губах внимательно следил за ним.
— Угадайте, о чем я сейчас думаю, досточтимый мессир? — спросил воспитанник иезуитов.
— О том, что большинство компонентов нам все же пока неизвестны!
— Об этом я думаю постоянно. Но я сказал — «сейчас».
— Как же я могу знать? Вы — сама тайна!
— В меньшей степени, чем вы, мессир. Обладай я хоть половиной вашего опыта и знаний…
— Вы давно сделались бы епископом.
Арамис улыбнулся:
— Епископат — не предел возможного. Но я имел в виду совсем иную материю. Впрочем, я что-то говорлив не в меру, отец настоятель заставил бы меня трижды прочитать «Confiteor». [4]
— У вас хорошие новости?
— Нисколько. Просто меня развеселила одна мысль.
— Та самая, которую вы предложили отгадать мне?
— Вы угадали.
— Что же это за мысль?
— Это мимолетное видение костра, на котором святые отцы сжигают вас заодно со мной за наши ученые занятия.
— Чур вам! Что вы такое говорите! — замахал руками алхимик, разливая настойку. Жидкость зашипела, растекаясь по раскаленной решетке.
— Ваше положение будет лучше моего, — смеясь, продолжал Арамис. — Ведь нам, как колдунам, церковь может отказать в последнем напутствии; но я, будучи лицом духовным, смогу дать вам отпущение грехов, сам же останусь без утешения.
— Я из-за вас разлил половину, — проворчал алхимик. возвращаясь к своим снадобьям. — Мне нужны более точные весы.
— Весы я вам раздобуду, — пообещал Арамис. — В монастыре хватает подобного добра.
— Что, отцы-иезуиты тоже занимаются опытами? Признаться, вы меня удивили.
— Что же тут удивительного? Орден изучает тайны мироздания не хуже, а лучше иных мудрецов.
— Еще нужны лепестки фуксии, — бормотал хозяин, помешивая кипящее варево.
— Почему алхимия отводит этому растению такое почетное место, досточтимый мессир? — спросил Арамис, смотревший, как пламя лижет раскаленные прутья решетки.
Алхимик обернулся.
— Еще бы, это не простой цветок, — отвечал он. — В нем сочетаются два магических числа — четверка и пятерка. Вы ведь знакомы с каббалой?
— Немного.
— Тогда вам ясно значение: четыре — это крест, а также четыре стороны света, свет вообще; пять — пентаграмма и символ любви.
Арамис молча кивнул в ответ.
— Теперь взгляните на цветок, — продолжал алхимик. — Хотя у меня нет под рукой этого растения, но мы оба представляем, о чем идет речь.
Арамис снова наклонил голову в знак согласия.
— Верхние четыре лепестка острые, кроваво-красного цвета — символ крестной жертвы, распятия. Пять остальных, обращенный книзу, белые или розовые, образуют пентаграмму. Цвет их не случаен — ведь белое символизирует чистоту.
— Очень интересно. Не добавить ли цветок фуксии в нашу смесь?
— Но ведь у вас нет никаких указаний на этот счет?
— Действительно. Я предложил наугад.
— Тогда этого делать не надо. Мы будем следовать точным данным.
— Превосходный метод.
— Несомненно!
— Жаль только…
— Что?
-..что их нет.
— Проклятие! Но ведь где-то они есть?!
— Надеюсь.
— Значит рано или поздно мы их добудем!
Арамис пожал плечами.
— Лишь бы не слишком поздно, — прошептал он едва слышно.
Поглощенный своим занятием, алхимик ничего не заметил.
— Мессир Бежар! — спустя некоторое время окликнул его Арамис.
— Да?
— Сколько вы знаете способов отравить человека так, чтобы никто об этом не догадался?
— Порядочно, — хмыкнул тот, не прекращая помешивать настойку. — Думаю, однако, что по этой части любой из магистров вашего Ордена заткнет меня за пояс.
— Не следует упоминать Орден всуе, — сдержанно отозвался Арамис. — Хотя вы правы, разумеется.
— Но почему вы спрашиваете?
— Вы хотите знать?
— Конечно. Ведь у вас, несомненно, были веские причины, чтобы задать подобный вопрос?
— Уверяю вас, я спросил из простого любопытства.
— Хотите откровенно?
— Только так!
— Так вот, я вам не верю, господин д'Эрбле.
— Не верите или не доверяете?
— Разве это не одно и то же?
— Конечно, нет. Вы можете не верить, что я спрашиваю из простого любопытства, но в то же время вполне доверять мне в главном.
— Правда, черт побери! Мне, конечно, не превзойти вас в логических построениях.
— Итак?
— Итак, я не верю, что ваш вопрос вызван праздным любопытством. Не такой вы человек.
Арамис снова улыбнулся.
— Вам не откажешь в проницательности, мессир Бежар.
Я в самом деле спросил вас не случайно.
— Я ответил вам.
— Понимаю, что вторгаюсь в запретную область, но… не будет ли дерзостью с моей стороны спросить: неужели ваши способности в этом вопросе никогда никому не пригодились?!
— Я избегаю предложений подобного рода, — сухо отвечал алхимик.
— Вы ведь учились в Сорбонне, не правда ли? — светским тоном осведомился Арамис.
— Все-то вам известно!
— Не мне, мессир Бежар. Итак, вам никто не предлагал испытать свое мастерство на этом поприще?
— Нет. Обычно мне случалось врачевать, а не умерщвлять.
— Теперь моя очередь ответить вам вашими же словами: я вам не верю, мессир Бежар.
Алхимик исподлобья посмотрел на Арамиса. Он отставил в сторону плошку с зеленоватой настойкой, вытер руки и отошел от огня. При этом он оказался в глубокой тени. Кончиком башмака Бежар нащупал под столом потайной рычажок, в отдаленной комнате зазвенел колокольчик. В подземелье этот звон услышать было невозможно, зато его прекрасно слышал черный горбун.
— Не верите или не доверяете? — с кривой улыбкой спросил алхимик, копируя Арамиса.
— И то и другое, с вашего позволения. — Ответная улыбка Арамиса была полна любезности. — Однако я вполне могу изменить свое мнение.
— В каком случае?
— Если вы прекратите терзать звонок и расскажете мне то, что пытаетесь скрыть.
— Вы, верно, сам дьявол! — вскричал Бежар, делая движение в сторону дверей.
Голос Арамиса остановил его:
— Успокойтесь, Бежар, и не делайте глупостей! Не все люди, осведомленные о вас, ваши враги.
Алхимик колебался, не зная, как поступить. На лестнице послышались неровные шаги горбуна, он торопился.
— Отошлите прочь этого несчастного! Нам не нужны лишние глаза и уши! властно проговорил Арамис.
Бежар хотел что-то сказать, но в это мгновение дверь распахнулась, и на пороге появился горбун с мушкетом в руках. Он сноровисто положил дуло мушкета на опору и прицелился в Арамиса. Бывший мушкетер распахнул плащ, под которым сверкнула сталь заткнутых за пояс пистолетов.
4
«Каюсь» (лаг.) — название католической молитвы.