Д'Артаньян в Бастилии - Харин Николай. Страница 9

— Покинуть?! Что это вы такое говорите, сударь! У меня семья, и все в ней прямо-таки помешались на еде. Едят каждый день.

— Почему бы вам, любезный, не забирать этот обед себе домой. Много ли у вас ртов?

— По правде говоря, шесть, сударь. И это жаркое мне бы пригодилось, не скрою.

— Так за чем же дело стало?!

— Если об этом узнает господин комендант, я останусь без места.

— Ну, так он не должен знать ничего!

— Благодарю вас, сударь. Мое имя — Гийо, Франсуа Гийо, хотя нам и запрещается разговаривать с заключенными.

— Ну, я-то не совсем еще заключенный. Какой же арестант без номера?

— Вот это меня и утешает, сударь. Выходит, я как бы и не нарушаю свой служебный долг.

— Конечно же, нет! Вы никоим образом не нарушаете его — на этот счет просто не может быть двух мнений! — В голосе мушкетера слышалась такая непоколебимая уверенность, что тюремщик счел за лучшее оставить все дальнейшие сомнения.

На следующее утро д'Артаньян завязал знакомство со вторым тюремщиком. «Однако не могу же я не есть совсем», — подумал он и решил, что наладившихся отношений с двумя из своих стражей вполне достаточно.

Иногда заключенных Базиньеры выводили на крышу башни, где они медленно бродили взад-вперед, «вдыхая свежий воздух». Заключенный из камеры второго этажа живо напомнил д'Артаньяну картинки, изображавшие мучения грешников в аду. Такие картинки ему случалось видеть на ярмарке в Сен-Жермене.

— Давно вы здесь, сударь? — участливо спросил д'Артаньян.

Арестант дико взглянул на него и тотчас же отошел. Его впалые щеки и взлохмаченные волосы произвели на мушкетера впечатление. Он пришел к непреложному выводу, что климат Бастилии вреден для здоровья.

«Надо известить господина де Тревиля», — подумал д'Артаньян. После прогулки он попросил, чтобы к нему вызвали дежурного офицера. В тот день офицер не пришел.

Не пришел он и на следующий день.

— Франсуа, что следует совершить, чтобы заставить дежурного офицера посетить мою скромную камеру? — спросил он у месье Гийо, когда тот забирал дикую утку, оставленную ему д'Артаньяном.

— Совершить, сударь? Например, нападение на тюремщика.

— Напасть на тюремщика?!

— Вот именно.

— Тогда я задам следующий вопрос.

— Я постараюсь ответить вам, сударь, поскольку вы не являетесь…

— Арестантом в полном смысле этого слова, как его понимает…

-..господин комендант, — закончил страж с хитрой улыбкой.

— Я вижу, вы рассудительный человек, месье Гийо.

— Это все оттого, что я — человек семейный.

— И хорошо относитесь к тем, кого стережете.

— Это потому, что у меня большая семья, сударь.

— А как отнесется ваша многочисленная семья к тому, если на вас будет совершено нападение?

— Это смотря кем из заключенных, сударь.

— Например, мной!

— Думаю, моя семья переживет это. В особенности если вы бросите в меня вон тот тяжелый табурет, но промахнетесь.

— Отлично! Я только что собирался обсудить с вами возможные варианты.

Д'Артаньян был человеком дела. Стоило ему прийти к определенному мнению относительно дальнейшего образа действий, он приводил свой план в исполнение со всей присущей ему энергией. Дубовый табурет звучно ударился о стену и раскололся надвое. Месье Гийо завопил что было мочи.

Д'Артаньян составил ему компанию. Чтобы увеличить эффект, он колотил ножкой табурета в стену. Их дуэт был услышан и не оставлен без внимания. На шум прибежали, д'Артаньяна обезоружили.

— Я — лейтенант королевских мушкетеров д'Артаньян, — во все горло кричал мушкетер. — Я требую дежурного офицера. Сообщите господину де Тревилю!

Наконец он увидел перед собой офицера, чья внешность вызвала неприятные чувства у нашего героя. Дальнейшее подтвердило, что д'Артаньян был хорошим физиономистом.

— Мое имя — д'Артаньян. Я — лейтенант королевских мушкетеров.

— Лейтенант королевских мушкетеров шевалье д'Артаньян скорее всего находится в Лувре. Если вы не хотите, чтобы вас сочли сумасшедшим, советую вам замолчать.

— Вы можете сообщить господину де Тревилю о том, что я здесь?!

— Ни в коем случае.

— Но я выполнял королевский приказ!

— Мне ничего об этом не известно.

— Отведите меня к коменданту.

— Вы напали на тюремщика. За это вы будете наказаны.

— Но, черт возьми, я в самом деле офицер роты господина де Тревиля. Он наверняка разыскивает меня.

— В таком случае он вас найдет.

— Но Бастилия — последнее место, где ему придет в голову искать меня!

— Значит, вам придется подождать.

Д'Артаньян ощутил острое желание придушить офицера на месте.

— В таком случае мне нужен исповедник.

— Сомневаюсь. Ваши поступки свидетельствуют об обратном.

Офицер ушел. Тюремщики унесли обломки единственного табурета. Двери захлопнулись, засовы с лязгом и скрежетом задвинулись. Наступила пронзительная тишина.

На следующее утро Д'Артаньян, вернее, его сторож месье Гийо остался без свежей рыбы к обеду. Мушкетеру сообщили, что отныне он переведен в пятую категорию заключенных. Это означало, что на содержании д'Артаньяна комендант тюрьмы собирался экономить по пять ливров в день. Это означало также, что месье Гийо не мог больше рассчитывать на пирог с трюфелями, жертвуемый д'Артаньяном на нужды его многочисленной семьи.

«Дело плохо, — посетовал мушкетер. — Мой поступок привел к обратному результату».

— Кажется, мы выбрали неверную тактику? — спросил Д'Артаньян у своего нового знакомого, когда вновь наступила его смена.

— Да уж чего хорошего, сударь, — отвечал месье Гийо, крайне разочарованный исходом дела. Огорчение малого было столь велико, что Д'Артаньян поторопился заверить его, что воздержится от любых акций неповиновения.

— Изберем другой метод, — пробормотал мушкетер, провожая глазами нетронутый обед. — Мне необходимо передать письмо господину де Тревилю.

— Я подумаю, что тут можно сделать, сударь, — пообещал месье Гийо.

Вечером того же дня он погремел ключами около двери и тихо осведомился о том, когда письмо будет готово.

— Завтра к утру, — отвечал Д'Артаньян.

Письмо получилось кратким, но энергичным. Утром оно было незаметно для посторонних глаз вручено месье Гийо. По этому случаю мушкетер остался также и без завтрака. Он питался сознанием своей правоты. Мысли же нашего героя о его высокопреосвященстве имели крайне нелестный для кардинала характер. Иногда мушкетер принимался думать вслух, и тогда с уст его срывались ругательства, способные вызвать неподдельный восторг у всех солдат роты де Тревиля, доведись им их услышать. Д'Артаньян бегал по камере как тигр по клетке. На ходу он метал громы и молнии. Однако толстые стены башен Бастилии привыкли к подобным сценам.

Они хранили молчание, безучастно взирая на узника.

Глава девятая

«День одураченных»

Между тем выздоровевший король подвергался натиску со стороны Марии Медичи. Королева-мать уже не просила, а требовала от сына, чтобы он лишил Ришелье должности первого министра.

— Один взмах вашего пера, — однажды произнесла она торжественным тоном, — и вы спасете Францию, всех нас, самого себя!

Король побледнел. Он снова почувствовал себя больным, переживающим кризис, за которым или полное выздоровление, или смерть. Однако в этот раз исход кризиса зависел от его собственной воли… Людовик XIII взял перо в руку. Королева-мать затаила дыхание, повторяя про себя слова католической молитвы. Казалось, что в наступившей тишине слышно, как пылинки кружатся и оседают в луче утреннего тусклого ноябрьского солнца, пробившегося меж тяжелых портьер. Еще мгновение…

И в эту самую минуту на пороге кабинета появилась фигура в красном одеянии. Кардинал возник словно из воздуха, из ничего. Мать и сын вздрогнули. Им показалось, что они обоняют запах серы.

Кардинал приблизился к королю неслышными шагами и склонился в глубоком поклоне. На лбу короля выступили капельки пота, хотя в Лузре было не слишком жарко.