Седьмое правило академии Левендалль (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна. Страница 29

Линна подошла к матери и присела в реверансе. Императрица погладила дочь по щеке, поцеловала в лоб и сказала с нежной улыбкой:

— Кара-Линна, дорогая, я в нетерпении узнать, как тебе живется в академии.

— Я все-все вам расскажу, маменька, — воодушевленным тоном ответила цесаревна. — Позвольте вам представить Адриану. Я решила взять ее своей фрейлиной до того момента, как мы закончим учебу!

Мой час настал. Ноги сами приблизили меня к императрице, которая смотрела благосклонно. Присев в глубоком реверансе, я сказала вежливо:

— Счастлива быть представленной вам, Ваше Императорское Величество. Для меня нет большей радости, чем находиться здесь и видеть вас.

Мне протянули руку, я приложилась к ней губами, чувствуя лишь трепет в груди. И снова застыла в поклоне. Императрица ответила:

— Мне приятно знать, что моя дочь учится вместе с такой благовоспитанной девицей. Приступим к ужину. Садитесь, девушки.

Линна позвала меня:

— Иди по мою правую руку, Адриана. Попробуй закуски, это королевская икра. Ты не увидишь ее больше нигде, только за нашим столом!

— Спасибо, — пробормотала я.

— Адриана, кто твои родители? — спросила императрица, взяв вилку и внимательно глядя на меня.

— Я сирота, Ваше Величество.

— Как это грустно, — она покачала головой. — Империя заботится о сиротах, тебе хорошо живется?

— Спасибо, Ваше Величество, мне не на что жаловаться, вашей милостью.

Я отвечала почти интуитивно, теми фразами, которым нас учили в пансионе, тем тоном, который следовало употреблять в общении с аристократами, стоявшими выше меня по праву рождения. А в груди что-то томилось. Было не по себе, я чувствовала себя настолько чужой во дворце, насколько босоногая пастушка может быть чужой в салоне богача на дорогом ковре.

Мы едва успели попробовать королевскую икру, которая была на мой вкус слишком соленой и резкой, как дверь в столовую раскрылась и вошел слуга в ливрее, объявил:

— Его Императорское Величество Маркус Второй и Его Императорское Высочество Инвар.

Я застыла на вдохе, забыв, как дышать. Но император оказался совсем не таким, как я его себе представляла. Он был вроде даже ниже ростом, и волосы с проседью не завивались на висках. Только роскошные усы, моду на которые он завел с десяток лет назад, выглядели, как на портрете, висевшем в пансионе. Вошел Его Величество стремительно и уверенно, первым делом приблизился к супруге, поцеловал ее руку, а потом оглядел стол и собравшихся за ним.

— Простите за опоздание, милые дамы, — сказал император и сел на стул в торце, напротив императрицы.

— Что вы, друг мой, мы рады, что вы почтили нас своим визитом в такое трудное для страны время, — улыбнулась императрица.

Рохан также приложился к ручке матери, кивнул сестре, а потом заметил меня. Приподняв бровь, спросил:

— Да у нас гости?

— Это Адриана, моя подруга и фрейлина, — поспешила объявить Линна. — Папенька, мы с ней соседки по комнате, и она многому меня научила.

Я отметила, как ловко цесаревна вывернула мою помощь ей в науку. И улыбнулась смущенно, потому что взгляды снова обратились на меня. Император помолчал и ответил:

— Что ж, я рад, очень рад, что ты решила представить нам свою новую… наперсницу.

Рохан ничего не сказал, сел за стол, но посмотрел на меня долгим взглядом, в котором мешались радость, настороженность, любопытство и даже что — то похожее на искренний интерес. Ко мне.

И от этого взгляда мне стало немного легче. Как будто в этом незнакомом месте среди незнакомых и чужих людей я увидела друга.

Глава 13. Предчувствие беды

За ужином беседа вертелась, в основном, вокруг предстоящего зимнего бала, незнакомой мне графини Лестри, которая разродилась двойней, и вопроса «пригласить ли портниху из Бура или снова обратиться к придворной?» Ясное дело, что мужчинам эти темы были не слишком интересны, и они переговаривались тихонько между собой. Поскольку я сидела ближе к Рохану, чем женская половина его семьи, то смогла расслышать слова «немедленно отправляться», «орки» и «чрезвычайное положение».

Сопоставив этот тихий разговор с «трудными временами», я похолодела. Неужели снова орки? Снова, как в старину, будут нападать на поселения, стараясь откусить кусок от империи, станут грабить и убивать всех людей на своем пути? Войны зло, войны — это смерть… Спаситель, хоть бы не было войны!

Я взяла бокал с соком, но не успела поднести ко рту. Мне вдруг стало холодно, будто посреди сентября наступила вьюжная зима. На ресницах даже иней появился — или мне показалось? Пелена застилала глаза, сердце замедлилось, дыхание остановилось. Я испугалась. Как тогда, как в детстве. Видение! Нет, не хочу, не хочу!

Прямо перед глазами появился страшный лохматый и бородатый человек с серо-зеленой кожей, потрясающий копьем. Он был в набедренной повязке и с голой, заросшей грудью, беззвучно кричал с искаженным от ярости лицом. Потом он исчез, словно спрыгнул куда-то, и я увидела груды тел, наваленные кучами на земле. Истекающие кровью, утыканные стрелами, с пустыми глазами, безжизненно глядящими в небо. И Рохан. Рохан лежал, раскинув руки, а из груди его торчало копье!

Я вскрикнула от этого зрелища.

И очнулась.

Все смотрели на меня, на выпавший из моей руки бокал, на разлитый сок. Император нахмурился, императрица сделала знак, и тут же прибежала горничная, промокнула скатерть салфетками, сменила бокал и унесла залитую соком королевскую икру. Я опустила глаза на цветочки юбки, пробормотала сдавленно:

— Простите, я такая неловкая.

— Ничего страшного, — Линна коснулась моей руки. — Представляешь, я однажды уронила в чашу с клюквенным пуншем целое блюдо устриц!

— В качестве наказания отец заставил тебя выпить три бокала этого уже устричного пунша! — фыркнул Рохан. — Помнишь?

— Это было ужасно, — закатила глаза Линна. — Такой вкус. Я до сих пор помню его, бр-р-р!

Императрица спряталась за салфеткой, и я услышала, как она беззвучно смеется. Император разгладил усы, хмыкая в кулак. А Рохан подмигнул мне обоими глазами, улыбнулся и попросил:

— Адриана, передай мне хлеб, будь добра.

Мое сердце зашлось в барабанной дроби, а перед глазами снова появился Рохан, лежавший на спине с копьем в груди. И рука моя дрожала, когда я протянула цесаревичу плетеную корзиночку с нарезанным хлебом. Только бы ничем не выдать своего состояния.

После ужина Рохан предложил всем прогуляться в саду. Его отец попытался возразить, что дела не ждут, но императрица мягко положила ладонь на его руку, и все возражения сразу стихли.

Мы неспешным шагом шли по дорожке, усыпанной мелким белым песочком. Рохан посередине, Линна слева, я справа от него, и обе держались за его оттопыренные локти. Императорская чета шла чуть поодаль сзади. Еще дальше топали гвардейцы, вооруженные саблями. Зачем во дворце охрана, я так и не поняла. Но мне ли судить о том, чего не понимаю? Мне хватало уже того, что я чувствовала тепло Рохана, его сильную руку и напряженные мускулы. И говорил он очень интересные вещи!

— А еще у нас есть личная библиотека, Адриана. Я так понял, ты любишь читать? У нас есть манускрипты времен становления империи! Правда, лорд-архивариус допускает к ним не всех, а только по личному распоряжению отца. Но, если хочешь, я попрошу, и тебе дадут допуск. Хочешь?

— Конечно, Рохан… прости, Инвар.

— Мне нравится, как ты меня называешь, — тихонько рассмеялся он, наклонившись ко мне. Линна постучала пальчиками по локтю брата:

— Инвар, куда ты идешь? Мы же договаривались к фонтанам!

— Я и иду к фонтанам, дорогая сестрица, — на голубом глазу соврал Рохан. Я усмехнулась — фонтаны остались слева от нас. А впереди белела увитая цветущей лозой беседка. Именно туда и направлялся Рохан.

Правда, император с супругой за нами не последовали. Оставив одного гвардейца на страже, они прошли дальше и скрылись за отцветшими кустами гортензии. Линна скучным голосом заметила: