Вечный поход - Вольнов Сергей. Страница 42

Термин «пересечённая», кстати, можно употребить и в буквальном смысле. Кто тут только ни пересекается… и с кем!

С левой стороны склона, где начиналась уходящая в сторону гряда ещё не развалившихся на части валунов, мелькнула чья-то неясная тень.

Глухо стукнулся о землю камень. Запрыгал вниз, гася удары в траве.

«Та-а-ак! Похоже, снова начинается „кино“… Конец первой серии. Вторая серия».

Мой взгляд, усиленный оптикой, буквально ворвался в зелёную пелену зарослей, зашарил по листве. Я направил бинокль на место возможной остановки неведомого врага. И даже успел уловить еле различимое покачивание веток.

И больше ничего.

Странно.

«Уже горячей – идут неспроста. По делу. Неужто за мной?.. И кому ж я опять понадобился?»

Ещё с минуту понаблюдав за хитросплетениями веток, усеянных листьями в высшей степени гениально просто и беспорядочно, я убедился в тщетности этого занятия. И тут же снова напомнил о себе противник справа. Но, как назло, он проявился именно на том небольшом фрагментике площадки, что примыкал ко входу, и оставался прикрыт от моего взгляда несколькими одиночными и пышными кустами.

Посыпались с громким шелестом мелкие камешки. Ну, чем не союзники? Осыпь сразу же затихла, но продолжения не последовало. Выжидательная тишина.

Где-то выше меня по склону тревожно прокричала какая-то крупная, судя по солидному голосу, птица. Ей ответили еще несколько.

Шелест листьев. Равнодушие усталых гор, неспешно покидающих этот бренный мир. Оседающих назад – в недра. Молчание трав и безмолвие небес. Дыхание Вечности. И вдруг…

Взрыв!

Это сработали растяжки. Как они смогли незаметно подобраться к самому входу в пещеру?! Правда, этот участок и не просматривался. Но всё-таки…

И сразу же вой… Жуткий, отчаянный вой!

Я не считаю, что силён в глубинных эмоциях, но, сдаётся мне, – это не было воем тяжело раненого или же смертельно перепуганного. Скорее, протяжный крик обманутого в своих ожиданиях злобного и сильного существа.

Лёгкий дымок от взрыва инициирующего заряда гранатного запала. Громкая возня в кустарнике перед входом в пещеру. И спустя десяток секунд – второй взрыв. Наверняка существо запуталось в паутине стальных нитей.

Отчаянный рёв… Воем это уже назвать нельзя – слишком скромный эпитет.

Признаться, что мне стало не по себе, – не сказать ничего. На шее противно запульсировала сдрейфившая жилка.

«Кому ж это я соли на хвост насыпал? Какому кошмарному чуду-юду?..»

Но это не шло ни в какое сравнение с тем чувством, что я испытал, нежданно-негаданно наткнувшись взглядом на… физиогномию одного из «чуд». Он вырвался из зарослей чуть правее дымки от взрывов. Как раз в тот момент, когда я повёл биноклем в ту сторону и в аккурат выхватил морду, искажённую нешутейной злобой. Одновременно с его прыжком из кустов. И это была-таки – именно! – МОРДА.

Усеянный короткой коричневато-серой шерстью мордоворот резко поумневшей большущей обезьяны, двигавшейся нелепыми полупрыжками. Эти движения чередовались с раскачивающимися, вихляющими широкими шагами. И ещё – с постоянными наклонами и касаниями непомерно длинными руками земли… Хотя это могло быть вызвано и крутизной склона. Существо было настолько близко от меня, что после одного из прыгающих шагов я не выдержал столь устрашающего зрелища.

Блестящие и даже будто горящие глаза жгли меня сквозь линзы. Из полуоткрытого рта текла струйка слюны. А может пены? Блестели донельзя убедительные клыки.

Прыжок прямо на меня!

Я непроизвольно дёрнулся назад, инстинктивно закрываясь блокирующей левой рукой. Эффект близости и реальной опасности был настолько силён, что я забыл о творце этого эффекта – моём бинокле. И чуть было его не выпустил… Но всё же, опомнившись, успел перехватить жизненно важный прибор, так и не начавший толком своё падение.

Чтоб вы так жили, как я вспотел!!!

Может быть, если выживу и вернусь куда-нибудь в мало-мальски знакомые, по-человечески понятные места, когда-нибудь я ЭТО опишу. С животрепещущими подробностями. С фонтанирующими эмоциями. А сейчас – какие на хрен брызги эмоций… Одни вариации на тему «итить его». И эти вариации безудержно множились. Особенно, когда я принялся детально рассматривать существо в бинокль. Бармалей по сравнению с ним был распрекрасным милым дедушкой, только-то и того, что выжившим из ума и бродившим по Африке, запугивая и без него запуганное местное население. «Страшный и ужасный» Бармалей мог бы отдыхать не реже семи дней в неделю, если бы где-то рядом бродили этакие, отродясь ни разу не бритые, угрюмые и отвратительные парни.

От него пахло зверем!

Это пронзало на расстоянии, сквозь линзы бинокля, входило в нутро исподволь, каким-то невнятным первобытным трепетом.

Тяжёлые надбровные дуги, массивная нижняя челюсть, покатый лоб – живой памятник незабвенной теории Ломброзо. Может, это и были перезвери, но уж во всяком случае точно – недолюди…

«И что же дальше?»

Дальше они явили себя неблагодарному зрителю – мне. Ещё парочка грубых и невоспитанных существ выломилась из высокого кустарника. Одно сжимало внушительную и, надо понимать, увесистую дубину. Другое – типа копьё, «скомустряченное» из каменного наконечника и достаточно прямой сучковатой палки.

Наконец-то они решили, что обнаружены, и открыто ринулись к манящей их пещере.

Теперь у меня уже не осталось сомнений, что они рвались к месту моего ночлега. «То-оже мне, блин, опергруппа… Ё-моё, что за ментовские замашки – брать за малость до рассвета… И само собой – тёпленьким. Ну ничего, сейчас я с вас погоны-то посрываю… Вместе с шерстистостью и повышенной лохматостью».

Пока, насколько я мог оценить показания всех моих органов чувств, этих реликтов передвигалось не менее пяти. А если точнее – четверо. Был ещё и пятый, но он не передвигался, а до сих пор скрывался в зарослях с левой стороны.

«Нет, всё ж таки ЗВЕРИ!»

И от этого звериного нутра, не торопившегося отмирать, и даже, наверное, в чём-то очень даже помогавшего им выжить, нельзя было ни отмахнуться, ни прикрыться. Ни шкурами убитых животных, обмотанных вокруг тела. Ни примитивным оружием, коим являлись дубины и копья.

Определённо в упор непонятно, какого хрена я здесь делаю?! Каменный век на улице, а я ещё не завтракал! Нужно утридцатитроить бдительность. А то, если эдакая хренотень пойдёт и дальше, как бы случайно в кустах на динозавра не наступить. Геологическую эпоху напролёт потом извиняться придётся. Да ещё извинят ли? Надо будет пожаловаться Великому Бледнолицему Богу на своих «резидентов» – не того взяли.

Для этого дела персонально Дарвина нужно было вербовать. Вот бы старикашка порадовался, что не зря несколько лет на нарах парился в английской тюрьме. Да, да, за идею пострадал, за свою-то дерзкую теорию… Вот бы и пообщался. В первый и, наверняка, сразу же в последний раз. А я-то при чём? Мне ж их теперь не изучать. Мне теперь их убивать придётся. Да ещё и как они-то посмотрят на такую альтернативную историю… Наверняка у них другие планы. А если допустить совершенно шальную мысль: может быть, один из них – ни много, ни мало! – мой неандертальский прадедушка?! Тогда и вовсе себя чувствуешь мерзавцем, душегубом и праотцеубийцей.

Только одно и утирает сопли совести – всё-таки, вроде бы, хомо дважды сапиенсы от другой породы вывелись…»

Они уже поняли, что пещера пуста. И после невнятных хрюкающих звуков начали подниматься вверх по склону. Причём, большинство медленно двинулось между входом в пещеру и валунами, а если открытым текстом – по той тропе, уступами которой несколько раньше отступил я.

Они шли по следу.

По моему следу!

Я сам в трудную минуту пользовался навыками, которыми щедро делился с нами настоящий таёжный следопыт, сделавший это не только ремеслом, но и образом своей жизни. И, в общем-то, был я первым учеником в нашей непростой учебной группе. И в лучшие свои минуты озарений и взаимопроникновения в рассеивающуюся на глазах энергетику оставленных следов контакта преследуемого с окружающим миром несказанно радовал Акима Данилыча. Так звали нашего неподдельного следопыта, наставника в безболезненной пытке следов.