Пекло (СИ) - Верт Александр. Страница 33

Он справился, и теперь точно знал, когда его тошнит по-настоящему, а когда просто тошно от этой реальности. Сейчас было тошно, а значит надо было достать запас колючек, сделать вдох и, если не полегчает, взять одну, а если начнет отпускать – выдыхать и делать шаг. Главное, не стоять на месте и не жалеть себя такого бедненького, несправедливо осужденного.

На этот раз, да и всегда последних лет семь, легче становилось от одного воспоминания, что нет никакой тошноты, потому он отпускал стену, прятал в карман почти пустой мешок с давно засохшими колючками и заходил к судье.

Тот сидел на табурете в центре барака и смотрел в кувшин, на дне которого еще осталось немного воды. Через маленькое окошко свет попадал в эту воду, а его блики осужденный судья изучал так, словно где-то в них прятались тайны бытия.

– Ты что, так и не спал? – спросил Шеф. – Зря это, ты теперь наверняка, как плавленый сырок.

Он даже усмехнулся, хотя уже не мог вспомнить, как этот самый сырок выглядит и пахнет.

– Не смог, здесь слишком жарко, – ответил судья, не поднимая глаз.

– Это еще не жарко. Зена последние дни почти ласкова, – отмахнулся Шеф и, подойдя к мужчине, отобрал у него кувшин. – Хватит уже себя жалеть. Хотя бы попробуй выжить.

– Зачем? – удивленно спросил судья, подняв на него глаза. – Я изучал, как меняется психика после преступления. Знаю, кем становятся люди в обществе убийц. Знаю, кем стану я. А я не хочу! Я хочу умереть, пока во мне еще осталось хоть что-то от того человека, которым я был!

Шеф пожал плечами, выпил остатки воды и сел на корточки напротив.

– Я вас убивать не стану. Мои парни – тоже. Мы тут, знаете ли, пытаемся людьми оставаться и, по сравнению с многими, делаем успехи. Хочешь сдохнуть – отлей сам себе пулю, пистолет я, так уж и быть, одолжу. Понял?

Судья только голову опустил, сжимая руки в кулаки, но ничего не ответил.

– Тогда о деле, – начал было Шеф и вдруг сбился. Он хотел рассказать о здешних правилах и о том, что сейчас требуется от новичка, но, призадумавшись, заговорил о том, что волновало его самого: – Скажи, а приговор могут изменить?

– Изменить – неверное слово, – куда охотней ответил судья. – В юридическом языке…

– Мне насрать, что там в юридическом языке, – перебил его Шеф, резко вставая на ноги. – Мне нужно знать, могут ли после суда изменить наказание? Как вы это все называете…

Ему хотелось сказать, как именно его это не волнует, но почему-то он заставил себя не материться и даже кувшин в стену швырять не стал, хотя очень хотелось. Поставил его на подобие стола и замер возле него, упираясь руками. Он даже не знал, чего хотел больше. Услышать «нет» и понять, что майканская дуреха его обманула или услышать «да» и спрашивать дальше. Нужно ли ему это знать? Даже этого он не знал, не успел решить, но уже ждал ответа.

– Это маловероятно, – сказал судья. – Вернее это возможно, но таких случаев в истории верховного земного суда очень мало. С тех пор, как преступников перестали считать людьми, слишком многое изменилось…

– Значит, иногда приговор меняют? – переспросил Шеф, вдруг ощутив себя почти тупым один на один с речами судьи. – И вы знаете о таких переменах?

– Да, все случаи становятся очень известны…

– Имя Оливер Финрер вам о чем-то говорит? – затаив дыхание, спросил Шеф. – Его приговор меняли?

Он спросил и все же обернулся, желая знать правду.

– Да, – помедлив, ответил судья и впервые посмотрел Шефу в глаза. – Только зачем это вам?

– Потому что я − Оливер Финрер, мать вашу! И я хочу знать, что я делаю здесь?! Как так вышло, что ваш великий суд изменил решение, а я все равно оказался в Пекле?

– Я не знаю всего, – ответил ему судья, снова опуская голову. – Почему-то информация на корабль попала с задержкой. С фатальной задержкой. Говорили, что там был сговор между капитаном корабля, с которого его… тебя… вас скинули сюда, и неким отставным военным Дейвишем, кажется. Не то Питером, не то Петром. Я уже не помню, но его потом отпустили. Я лично думаю, что его кто-то высокостоящий прикрыл, а от мальчишки избавились, как от невыгодного свидетеля. – Он испуганно посмотрел на Шефа и, вжимая голову в шею, добавил: – Простите.

Шеф только отмахнулся и вдруг рассмеялся. Что он настолько наивен, верить не хотелось, но зато теперь все сходилось. Даже становилось понятно, почему Питер был готов сам убивать.

– Все правильно, – холодно сказал он, отсмеявшись. – Герои в политике не нужны. Так что и вы не геройствуйте, а то я тут сейчас за политика и если что буду не убивать, а размазывать по стене. Советую слушаться. Цепь я не уберу. Зама своего покажу через пару минут. Его слушать так же как меня без лишних вопросов. Пока ты не один из нас, можешь считать себя пленником. Завтрак через пять минут. Советую выйти самому, цепи тебе хватит, чтобы дойти до крайнего ящика. Не придешь – выведу силой.

Он даже хотел уйти, но судья все же уточнил:

– Зачем все это? Они же будут ненавидеть меня.

– Ага, делать им больше нечего. Издеваться и говорить, что ты полный придурок будут, а ненависть еще надо заслужить, а пока… Через пять минут – на завтрак со всеми!

О том, что завтрак придется отработать мытьем ведер, Шеф уточнять не стал, оставил эту новость на десерт. Сейчас ему было нужно, чтобы хоть кому-то было так же дерьмово в этом лагере, а страдающий судья так и напрашивался на эту роль.

После такого начала ночи есть совсем не хотелось, но он вышел в центр площадки и сел за стол, почти смеясь.

Демоны лениво приползали сюда и с интересом заглядывали в котелок Роберта.

– Не поднимай крышку, – ворчал Роберт. – Ложкой туда тоже тыкать не надо.

– Оставьте повелителя котла в покое, а то я сейчас начну шутить, – зевая, сказал Кирк и сел рядом с Шефом. – Че скажешь?

Вместо ответа Шеф заговорил со всеми.

– Вы помните, что у нас сегодня по плану озеро? Все как всегда. Волки нас прикрывают, но нам нужно перевести насос, ну и дальше по схеме.

– Да не вопрос. Кто только в лагере останется? – спросил Дональд. – Нам нужно минимум пятеро.

– Роберт и Тибальд останутся, – пожал плечами Шеф. – Все равно там нет легкой работы.

– Что? Хочешь сказать, что я слабак?! – взвизгнул Тибальд, но Дональд осадил его, легко заставив сесть, положив руку на плечо.

Никто даже не стал комментировать, что по сравнению с остальными Тибальду положено разве что миски Роберту подавать.

– А за главного кто останется? – спрашивал Дональд. – Не бросим же мы лагерь.

– Капитанишка за главного останется, – сказал Шеф, кивая в сторону Берга, что как раз вышел из барака, хромая на правую ногу. – Как там тебя, кстати, зовут?

– Берг Дауман.

– Короче, капитанишка, – отмахнулся Шеф, хотя всегда имел отличную память на имена, но этот черноволосый правильный капитан был таким прилизанным даже со своей трехдневной щетиной, что хотелось возненавидеть его просто так.

– Так! Парни, – внезапно вмешался Кастер, выходя из-за барака. – Я только что с оружейного склада…

– Че? Нас ограбили черви? – со смехом спросил Кирк.

– Нет. Вот это что? – Он показал автомат и метку ястребов на нем. – И это не единственное оружие, которого я не помню.

Шеф рассмеялся.

– Это я, – радостно сказал он. – Бля, думал выждать удачный момент, ну да ладно. Сейчас, видимо, он и есть. – Он посмотрел в сторону судьи, застывшего в дверях, а потом осмотрел всех, взглянул всем в глаза, кроме разве что Карин. На нее, наоборот, не хотелось смотреть, а вот сказать все это, чтобы она услышала – было просто необходимо. Пусть знает, что нет никаких героев и идеалов, только твари и убийцы, как говорит этот судья, забывая, что он уже такая же тварь.

– Я грохнул прошлой ночью Докера, – признался он. – Высадил его долбаные мозги, и это лучшее, что я делал в своей жизни, парни.

Кирк одобрительно похлопал его по плечу.

– То есть тебя радует чужая смерть? – спросил Берг, скрестив руки на груди.