Схватка (СИ) - Шепельский Евгений Александрович. Страница 44

Я смотрел на него и думал: вот ведь прощелыга. Но и профессионал. И родич Шутейника. Я смогу его контролировать и не допущу, чтобы он зарвался. Да и потом — он не дурак и понимает, в какую игру ввязался. Ставки теперь — максимальные. Либо он со мной — либо его прикончат мои конкуренты за то, что был со мной. Третьего сейчас не дано и долго — по крайней мере, до бала всех Растаров — не будет дано.

Около получаса мы осматривали машины, которые оказались в прекрасном состоянии, и обсуждали перспективы создания редакции. Эта келья для редактора, эта — для Макио, вот тут будут наборщики, а в этом уголке поместится гравер. И, нет, дядюшка Рейл, дам тут не будет. За дамами извольте ступать в иные кварталы. Здесь будет царство науки и мое представительство. Затем я посвятил Бантруо Рейла, Шутейника и Фалька Брауби в свой план. Концепция его была для Санкструма внове.

— Сработает ли, ваше сиятельство? — спросил дядюшка Рейл.

— Но ведь с мандатом сработало! — воскликнул Шутейник страстно. — Значит, и сейчас все у нас получится!

«У нас…». Почему-то при этих словах стало тепло на душе. Я не один. Мы — команда. Уже команда.

Фальк Брауби издал горловой звук, вроде рычания тигра. Это он так хмыкал.

— Чудеса! Никогда не слышал про такую штуку… Чудеса! И правда — сработает ли?

Этой штуке много сот лет, и играет она на чувстве азарта. А чувство азарта хорошо знакомо нораторцам — вон, на каждом углу игровой притон.

— Для затравки пустим слухи, — сказал я. — И в Варлойне, и в Нораторе. Слухам всегда верят больше. — Я передал Шутейнику один из кошельков-взяток, туго набитый золотом — а именно золото следовало швырять актерам в местных трактирах. — Десять актеров на Норатор, думаю, хватит?

— Вполне хватит, мастер Волк.

— И пустим рекламу на столбах вроде того, что у порта… Сейчас, погодите, составлю объявление… Реклама должна быть расклеена уже сегодня… И не забудем…

Простучали шаги в коридоре, и в зал, щурясь, ступил человек-невеличка в очень высокой меховой шапке, украшенной золотыми цепочками и знаками столь обильно, что она сияла, как новогоднее украшение на верхушке елки.

— Шапка из заморского красного соболя, мастер Волк, — шепнул мой гаер. — Цена — примерно как дворянский замок. Небольшой, но вполне ухоженный замок со всем хозяйством…

Человек был одет в щегольской черный кафтан и простроченный золотой нитью короткий, до бедер, плащ. Шпага у бедра на поясе с крупными драгоценными камнями. Кожаные же, непорочно белые перчатки с серебряным узором. Всем своим обликом человек словно рисовался перед толпой, а с помощью шапки — возвышался над обывателями и даже над людьми своего ранга. В полумраке сложно было определить его возраст — что-то между сорока и пятьюдесятью годами. Великолепный щеголь.

Гладковыбритый подбородок нацелился на меня. Кончик шапки качнулся.

— Я — Таленк. Бургомистр Таленк. Приветствую. А вы — господин новый архканцлер… Аран… Как же вас…

Он сделал вид, что не помнит фамилии, хотя сам приглашал сегодня на ужин. Такой простейший способ меня унизить.

— Просто — господин архканцлер.

На шум приплыл крупнейший в Нораторе спрут. Таленк… Много о нем слышал, даже читал кое-что… на столбе у порта. Он — главный контролер контрабанды через поселок Счастливое. И, верно, это только одно из его доходных предприятий. «Утеха» — в ту же копилку. Человек просто доит город, которым назначен управлять.

Он явился один, телохранители где-то затерялись. Не трус. Хищник. Суперхищник, заинтересованный в том, чтобы как можно дольше сохранять возможность пожирать слабейших, чтобы как можно дольше качать деньги через все каналы, к каким может дотянуться. Такие люди чужды любым моральным принципам. В их мозгу жарко пульсирует только одна страсть — безудержная алчность.

— Нет-нет, погодите, я вспомню!.. Ваше сиятельство Аран, — проговорил он, запнулся, щелкнул пальцами. — Э-э… Торнхелл, да, Торнхелл. Новый архканцлер Санкструма…

Я промолчал. Шутейник пробормотал что-то неясное. Дядюшка Рейл застыл у машины. Фальк Брауби взирал на Таленка, раздувая ноздри, как бык, готовый атаковать. Было в этом Таленке что-то, что приковывало взгляд. Не щегольская одежда, нет. А некая уверенность в себе, уверенность в собственной исключительности, важности, власти. Несмотря на малый рост, этот местный Наполеон умудрялся производить серьезное впечатление одним своим обликом. Харизмы в нем было хоть откачивай да на сторону продавай.

У меня родилось нехорошее предчувствие. Кажется, меня сейчас вздуют по первое число. Не физически, конечно, о нет. Иначе.

Так и случилось.

— Ваше сиятельство архканцлер… — тихо проговорил Таленк. — Вы, как я узнал, хотите выселить из этих стен «Утеху»… Заведение, созданное согласно букве закона, то самое, куда я и мои деловые партнеры вложили немало личных средств…

— Вы верно заметили, бургомистр. Хочу выселить и выселю. В ближайшее время.

На тонких губах бургомистра появилась наивная, легкая улыбка.

— Но это совершенно невозможно, господин архканцлер. Вы не вправе…

Он говорил тихо, спокойно, с бесконечным чувством наивного превосходства, и во мне родилось желание заорать, вмазать ему по гладкой харе. Но я лишь сказал:

— По какой причине я не вправе, бургомистр?

— А… Если память меня не подводит, а я не имею обыкновения забывать важные вещи, весь Университет передан магистрату Норатора в вечное пользование.

У меня сжалось сердце.

— Кем передан?

— Погодите-погодите… — он картинным движением сунул руку за обшлаг кафтана и добыл оттуда свернутую в трубку бумагу. Развернул. И прочитал голосом, звенящим от скрытой насмешки: — «Сим указом Университет Больших наук передается в собственность магистрата Норатора в вечное пользование, и да будет использован магистратом Норатора так, как усмотрит сие пользование сам магистрат». Подписано: «Жеррад Утре, архканцлер». Достаточно ли вам этого, господин, э, Аран? Хотите ли вы, или нет — но Университет и вся его внутренняя обстановка, включая эти прекрасные печатные машины, собственность города, и мы вправе сделать с ним все, что пожелаем. Даже разнести по кирпичику. Сжечь. Уничтожить.

— Ладушки-воробушки! — вздохнул Шутейник.

Фальк Брауби выразился куда грубее и жестче и примерно так же выразился дядюшка Рейл.

Наступила тишина. Хотя мысленно я кричал, орал даже. Этот гнусный Жеррад Утре, несчастный покойный архканцлер, натворил дел… Позволил раздербанить все что можно, после чего — мавр сделал свое дело… А мне теперь расхлебывать.

Бургомистр Таленк снова улыбнулся, сказал заботливо и мягко, как неразумному дитяте:

— Вы, конечно, можете оспорить указ, и, конечно, попробуете: напишете новый… Но без визы Коронного совета он не будет иметь силы. А на этом указе виза, конечно, есть.

Он знал, сукин сын, что Коронный совет не завизирует ни один нужный мне указ, он знал!!! Он рисовался передо мной, и играл, и трепал меня, как кошка — мышь. Власть, которую он источал, исходила от него буквально волнами.

— Но печатня… — заикнулся дядюшка Рейл.

Шапка из красного соболя колыхнулась.

— Нет-нет, вы ничего не станете здесь печатать. Если хотя бы попробуете приблизиться к «Утехе» с этими целями… Мои люди будут вынуждены выпроводить вас с трагическими… э-э… неудобствами. Простите, что навязываю вам свою политическую повестку, но таковы, э, правила… За беззаконное вторжение я могу гарантировать вам честный суд, а может, э, нечто большее, чем суд… Гнев, так сказать, всего Норатора.

Скалистые глыбы обрушились на мою голову. Усилий стоило не покачнуться. Он говорил, сознавая свою силу, а под гневом Норатора имел в виду своих людей, свою личную армию, которая, очевидно, могла на равных потягаться с Алыми.

— Я поставлю у дверей постоянный пост Алых, Таленк. Если вы попытаетесь что-то сделать с машинами… я срою с лица земли ваш магистрат… и вас.

Соболиная шапка качнулась, внимательный — и безмерно спокойный, с ироническим прищуром, взгляд обежал меня с ног до головы.