Для тебя я ведьма (СИ) - Вечер Ляна. Страница 35
— О чём вы?! — ухмыльнулся Пеллегрино. — Село весь вечер гудело о визите Ловчих, а я никак не мог придумать повод для встречи. И вот, — он раскинул руки, — вы здесь.
— Боюсь, встреча не станет радостной, — Ромео прошёлся взглядом по двору. — Вам придётся отпустить добычу, — он вытащил из нагрудного кармана куртки документ и отдал Охотнику. — Синьорина жива?
— Живее многих, — вожак тряхнул листком и принялся внимательно изучать.
Улыбка вновь заиграла на красивых, чувственных губах мужчины. Он тихонько вторил прочитанному — «…любую подозреваемую…», кривил брови — «…действуют в интересах святейшей инквизиции» и гладил большим пальцем короткую бороду.
— Увлекательно, но не более, — съязвил Пелле, закончив читать. — Синьоры, меня не устроил размер гонорара за казнь этой рыбки, а награда инквизиции за её голову едва покроет дорожные расходы стаи. Говорят, с паршивой овцы хоть шерсти клок, но… — он задумчиво вздохнул. — Девочка может быть свободна, — вернул бумагу Рому.
Вожак мог чтить закон или врать, что чтит, но сейчас ему было откровенно плевать на содержание документа. Никакие приказы Святейшего жреца Польнео или даже глас самого Великого Брата не смогли бы заставить его выпустить добычу из зубов. Значение имело лишь желание Пеллегрино Карузо.
Альда вышла во двор под руку с хозяйкой дома. Синьорина выглядела уставшей, но не изнурённой пытками ублюдков. Синяк на скуле и пара ссадин на щеке — почти идеальное состояние лица после побывки у Охотников. Переодетая в бедненькое, но чистое платье, с прибранными чуть влажными волосами, она остановилась рядом с пятном крови Энрике на земле, брезгливо глянула под ноги и, перешагнув, отправилась прочь со двора.
— Дружище, проводи синьорину Альду, будь любезен, — Торе чуть не выталкивал Ромео из-за стола. — Я догоню вас.
Лекарь метнул в Ловчего молнию несогласия из карих глаз, но всё равно подчинился приказу — не место и не время для споров. Прихватив с собой фонарь, синьор Ландольфи поспешил следом за строптивой девушкой.
— Куда это он? С ней… — забеспокоилась Мими, высовывая нос в окно курятника.
— Кудахтайте тише, — потянула её за юбку.
— Амэ! — зашипела фурия. — Амэ, отстаньте!
Не успела я и рта раскрыть, как синьорина Эспозито шлёпнула меня по рукам и шмыгнула на улицу. Благо — никто не заметил, что наша дурочка в штанах выпорхнула из двери и нырнула в колючие заросли. Выражаясь языком Сальваторе — «это любовь».
Шороха в кустах обезумевшая от чувств Мими всё же наделала, чем привлекла внимание Охотника. Пока Пеллегрино обходил курятник, я, стараясь не дышать, пряталась в самом тёмном углу. Наверное, он принял ползущую по совсем не божественным кущам наблюдательницу за какого-то зверька — тихо выругался и вернулся за стол. Слава Великому Брату, Пелле не пришло в голову выстрелить.
— Синьор Сальваторе, желаете выпить? — вожак только внёс ценное предложение, а хозяйка уже выскочила из дома.
— С ума сойти можно… У неё там неиссякаемый источник эля? — шептала я, глядя, как Торе недоверчиво коситься на предложенный напиток.
— Я не собираюсь вас травить, — рассмеялся Пелле и первым сделал глоток. — Что заставило вас остаться?
— Книга, синьор Карузо, — Ловчий отодвинул от себя кружку. — Альду подозревали в колдовстве из-за трактата по некромантии. Он у вас?
— Сожжён.
— Это же улика, синьор Пеллегрино.
— Я счёл писание ингредиентом и предал огню, как того требуют правила. Увы, забыл пригласить свидетелей…
— Брешешь, псина!
Надрывный визг досок — Сальваторе навалился грузным телом на стол и схватил Пелле за грудки. Скованная противоречивыми желаниями, я впилась пальцами в каменную кладку. Хотелось выскочить во двор, чтобы оттащить Пелле, сомкнувшего на горле Торе мощную пятерню, и влепить пощёчину, но уже не Охотнику. Меня отчего-то до боли задела выходка командира. Да и интерес Сальваторе к трактату по некромантии настораживал. Хвала печатям, через несколько мгновений эти двое расцепились, иначе не сдержалась бы.
— Вам лучше уйти, синьор, — Пелле тяжело дыша, раздувал ноздри и держался за пистолет, готовый выдернуть его из-за пояса.
— Я буду давить Охотников как чумных крыс и не успокоюсь пока не сотру вас с лица великих земель Ханерды, а твоя вонючая туша, Карузо, украсит главную площадь Сэнбари. Ты станешь флагом моей победы, ублюдок, — Сальваторе выплюнул угрозы в лицо врага и, опрокинув стол, скрылся в темноте улицы.
О, Сильван, подумать не могла, что ненависть командира к Охотникам настолько сильна. Даже в моменты ярости, когда синие глаза Тора скрывала чёрная пелена, я не видела в нём столько жестокости. Пеллегрино стоило бы задуматься. Крепко задуматься.
***
Бутон ночи раскрылся, заиграл чернеющей темнотой лепестков с голубой сердцевиной полной луны. Затуманенные облаками звёзды, будто синьорины за балдахином, пульсировали ровным, сонным дыханием под скрежет колыбельной сверчков. В дырах крыши заброшенного курятника мелькали тени сновидений, я завидовала спящему небу. Безумно хотелось оказаться в комнате трактира. Зловоние и соседство с клопами уже не казались такой уж проблемой: кровать, подушка и одеяло сделали бы меня абсолютно счастливой.
Дрожа от пронизывающего сквозняка и переизбытка эмоций, сидела на холодной, устланном соломой земляном полу, ожидая, пока синьор Пеллегрино покинет двор, чтобы рвануть подальше от этого места. Идею ползти по кустам отмела сразу — если Охотник заметит шорохи ещё раз, выстрелит не задумываясь. Однако Пелле не собирался на боковую. Он поднял стол, собрал кружки и попросил у хозяйки ещё эля.
Вожак пил, а я молилась. Просила Великого Брата дать мне шанс улизнуть отсюда и добраться до своих живой. С одной стороны, если меня хватятся, и синьорина Эспозито расскажет, где искать — это надежда, а с другой — командиру не следовало знать о нашем с Мими ночном променаде. Но хуже всего было ощущать смешение страха и порывов страсти к Пеллегрино. Одна часть меня кричала — Гвидиче, сиди тихо, чтобы и шороха слышно не было, а вторая назойливо гудела — Амэно, Пелле так хорош собой. Давай, взгляни на него ещё разок.
Ворох моих мыслей разметал звук приближавшихся шагов, сжалась в комок и зажмурилась. Охотник остановился возле двери курятника, а через мгновение моё сердце перевернулось в груди от трёх еле слышных ударов костяшек по стене.
— Синьорина, сколько можно там сидеть? Я давно заметил вас, — вожак говорил спокойно, без угрозы в голосе. — Выходите, хочу знать кто вы.
Не слишком заманчивое предложение, синьор. Мы с вами давно знакомы, даже ближе чем стоило бы. Или заманчивое?.. Проклятая вторая половина безжалостно душила инстинкт самосохранения первой.
— Не испытывайте моё терпение. Не заставляйте вытаскивать вас силой.
Чего-чего, а испытывать терпение, а тем более силу Пеллегрино не хотелось. Тромольский лес и страстно влюблённые глаза цвета весеннего неба остались в прошлом, а настоящее — безжалостный убийца и безлюдная окраина села – ждали за стеной курятника. Встала и, не чувствуя, как несут ноги, подалась к двери. Шаг, ещё шаг, слепящий свет фонаря — я зажмурилась, прикрывшись рукой.
— Чудесная ночь, синьорина, — Охотник убрал огонёк. — Вы следили за мной?
— Н…не… невольно, — подобрав достойное, а главное, короткое оправдание, опустила голову. Язык почти не ворочался во рту — чудо, что вообще смогла говорить.
Странно бояться быть узнанной синьором Карузо, когда новая внешность Амэно Гвидиче не оставила следа от Амэрэнты Даловери, но тревога вопреки здравому смыслу мерзко лапала душу.
— Мы с вами раньше встречались? — вожак подцепил кончиками пальцев мой подбородок, заставляя поднять голову.
Ресницы несмело вспорхнули, и я встретилась взглядом не с жестоким вожаком стаи Охотников, а с первым мужчиной в моей жизни. Пеллегрино, такой же, как в тот проклятый вечер — манящий тёплым дыханием, источающий аромат желания синьор из бронзы, только сегодня он не был одурманен приворотным зельем.