Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович. Страница 18

Раздался деликатный стук в дверь. Надо же, стучат, в прошлый раз их секретари отворяли двери без стука. Мало того, в прошлый раз послы заставили себя ждать, а ныне явились почти сразу, как их позвали. Чувствуют, что хочу сказать им нечто важное.

— Войдите! — крикнул я, тяжело дыша. Всклокоченные волосы, красное лицо и лихорадочно бегающие глаза прилагались. Насчет аутентичного перегара я мог не волноваться, после свидания с Ритосом я бы, если бы кто поднес ко рту спичку, мог выдохом сжечь Варлойн.

Они вошли, Сакран деликатно пропустил Армада перед собой, и сразу стало ясно, кто в их дуэте главный. Сакран, разумеется. Умные люди, наделенные властью, почти всегда скромны и незаметны. Особенно — разнообразные серые кардиналы.

Я бросил золоченую спинку кресла под стол, выпрямился и неряшливо отряхнул позолоту прямо о шелковый мягкий камзол, который напялил по случаю.

— Выйдите! Немедленно выйдите, старший секретарь! — крикнул Блоджетту. — У нас… — я икнул, пьяно покачнулся, — конф… конфидеци… ик!.. альный разговор!

Старший секретарь на миг спал с лица, затем пригладил волосы дрожащей рукой и отвесил деликатный поклон.

— Я буду ждать в коридоре, ваше… ваше величество.

Отлично. Пусть все выглядит так, словно он уговаривал меня принять корону, а я противился.

— И не подслушивать! — гаркнул я, как пьяный прапорщик.

Блоджетт содрогнулся, ответил холодно:

— Не имею такого обыкновения, государь.

— Во-о-он! — заорал я, схватил последнюю, чудом не скатившуюся со стола бутылку и метнул в стену рядом с Блоджеттом.

Он вышел, держа спину неестественно прямо, на совершенно не гнущихся ногах. Оскорбленная невинность.

Послы проводили его взглядами. «Бедняга старик!» — вот что читалось в их глазах.

Первое действие спектакля закончилось.

И сразу, без антракта, началось второе, едва старший секретарь нервно захлопнул двери.

Я указал дрожащей рукой на свободные кресла.

— Присаживайтесь, господа, присаживайтесь!

Послы не стали противиться, похрустывая осколками, будто шагать по остаткам винных бутылок для них обычное дело, последовали к столу и сели, нахохлились, как два грифа — а именно грифами они казались в своих одинаковых черных плащах.

Падальщики.

Я заходил возле окна, схватил штору, вытер дрожащие руки, лицо, затем трубно высморкался. Обернулся к послам, поднес руку к глазам и сильно потер, вроде как хочу проснуться.

— Господа…

Они молчали, ждали продолжения.

— Господа, — произнес я снова голосом дребезжащим, как надтреснутая ваза. Я указал руками на битые бутылки. — Я много думал… Низменная реальность, в которой я оказался… Вы не понимаете… Не понимаете! — Мой голос сорвался на крик. — Фракции уже прислали свои депутатов… Они злы и считают, что в катастрофе, повлекшей столь многие смерти, повинен я! Флот уничтожен… армии почти нет…

Я сделал паузу, тяжело, с всхлипами, задышал, вроде как приглушал пьяные рыдания идиота. Ненавижу, когда здоровенные мужчины по пьяни начинают рыдать и пускать сопли, это превращает их махом в каких-то слабых, слюнявых детей. Послы обменялись едва заметными и очень характерными взглядами. Думаю, они разделяли мое мнение насчет пьяных рыданий.

— Продолжайте, господин Торнхелл, — мягко, отечески ответил Сакран.

Ах ты чертов психолог, ты же меня сейчас опустил этим обращением — «господин», не «государь», не «ваше сиятельство», а «господин», читай, ничтожество… Ты намеренно сыплешь соль на мою рану, играешь в доминатора, чтобы еще сильнее мене загнобить, чтобы я обсопливился и потерял остатки мужества.

— Что такое, в сущности, эта корона… — проговорил я, нервно комкая руками штору. — Корона… кусок золота… И пуд ответственности. И зачем и к чему мне это? И не погуляешь, и не выпьешь толком… А государство ведь развалено… Все, все что можно — все развалено. Я проверял! Армии нет, и флот разрушен… и казна пуста совершенно! Я… не вполне думал… Хотя думал и понимал… — Мой голос понизился до жалкого лепетания. — Я сильный человек! Я умею убивать! Но даже я не думал, что… Все настолько, все так ужасно плохо! — Я порыскал глазами по полу, нашел целую бутылку и, схватив ее, сцедил в рот десертную ложку вина. Затем бросил на пол, отфутболил к стене и рассмеялся, ухватившись за волосы.

Послы молчали, слушали меня с возрастающим вниманием. Я изображал загнанного в угол, мечущегося в панике зверя. Не труса, отнюдь. Но такого зверя, который просчитал все варианты и понял, что бежать некуда, который морально сломался, сорвался, потерял остатки мужества.

Я прошел к дверям, сделал вид, что навострил ухо, затем резко распахнул створки, вроде как проверял, не подслушивают ли. Блоджетт стоял на другом конце зала, рядом с Алыми, смотрел на меня испуганно. Я ему подмигнул. Захлопнул створки и обернулся к послам.

— Господа, я принял решение!

Грифы синхронно моргнули.

— Слушаем вас, господин Торнхелл, — проговорил Армад.

Я рубанул с пьяным отчаянием:

— Я готов… уступить вам свои интересы! Уступить целиком! Но…

— Отрадно это слышать, — произнес Сакран, и я видел, как в глазах его проскользнула искра. — Но?

— Мало денег! — выпалил я, покосившись на дверь. — Я уйду, конечно же, уйду, передав корону принцу Варвесту, за… сто тысяч! Да, я молился Ашару, и имел от него знак: не уступать корону менее, чем за сто тысяч!

Наступила долгая пауза. Грифы переглядывались.

— И еще! — Я пьяно покачнулся.

Армад приподнял брови:

— Еще?

— Мне нужна грамота, заверенная принцем Варвестом, что, когда я передам правление ему, мне сохранят свободу и отпустят с деньгами!

Послы снова обменялись взглядами. Быстрыми, как шпажные уколы. Я был уже достаточно трезв, чтобы понять — живым меня, может быть, и оставят, но вот свободным — вряд ли. Меня заждался Дирок.

— И еще! — Я воздел палец.

— Еще? — осведомился Сакран с полуулыбкой. Пьяный ее бы не углядел, до того она была незаметна, утонув в складках рта, но я-то был уже почти трезв, вернее — я был в том кратком состоянии между опьянением и трезвостью, когда очертания предметов обретают необыкновенную четкость, а мозг способен мыслить с необычайной остротой.

— Как залог вашей доброй ко мне воли, я требую, ик, прошу… пятьдесят тысяч золотом немедленно!

— Немедленно мы не можем, — тут же отозвался Армад. — Все ваши требования, господин Торнхелл, мы передадим с гонцами нашим правительствам. Но сомневаюсь, что сумма в сто тысяч… Около недели потребуется нам, чтобы получить ответы…

— Сто тысяч — слишком крупные отступные. Семьдесят пять, может быть, — произнес Сакран ласково.

— Да, семьдесят пять, может быть, — подхватил Армад. — И охранная грамота, разумеется.

— Да, разумеется, — сказал Сакран. — С грамотой охранной не возникнет вопросов, это я уже сейчас могу вам гарантировать.

Угу, а после, как Варвест возьмет корону, охранной грамотой можно будет вытереть нос.

— Но пятьдесят я требую как можно быстрее!

Оба синхронно кивнули. Оба понимали, к чему я веду — плевать мне на охранную грамоту, я хочу взять пятьдесят тысяч и куда-нибудь сбежать.

— Возможно… господин Торнхелл, — ответил Сакран, немного поразмыслив, — очень даже может быть — вы получите свои пятьдесят тысяч очень скоро.

— Как скоро? — вскричал я в жадном азартном нетерпении.

— Мы, я полагаю, сможем взять на себя ответственность и без консультаций с нашими государями… — проговорил Армад, переглянувшись с Сакраном.

— Да, без консультаций, — кивнул Армад, и мне привиделось, что в глазах его, направленных на Сакрана, проскользнула ироническая искра. По-моему, во всяком случае, мне так показалось — послы уже обговаривали такую возможность. Вдруг снизошло озарение: они же ломают передо мной комедию! А я думал — это я даю перед ними представление. А ведь они уже все просчитали, они дали себя уговорить, они сейчас со мной играют! Две кошки — и маленькая мышь по имени Аран Торнхелл, которую они перебрасывают лапами друг другу!