Ведьма философских наук (СИ) - Зюман Анна. Страница 26

Госрид удивленно повернул ко мне голову, а я почувствовала себя бароном Мюнхгаузеном из старого советского мультика. Ладно, зайдем с другой стороны.

— Немедленно верни меня на место! — менторским тоном приказала я.

На этот раз птичка даже не обернулась.

— Миленькая, ну пожалуйста… — захныкала я.

Никакой реакции.

— Сволочь ты бесчувственная!

Летим дальше.

— Я тебя прокляну!

Летим.

— А-а-а-а-а!

Все еще летим.

К тому времени, как мы приземлились, я успела рассказать госриду сказку про колобка, волка и семеро козлят и панспермическую теорию зарождения жизни. Просто сказок я знала всего две, а о чем еще говорить с гигантской птицей, даже предположить не могла.

Вот как чувствовала, что не просто так мы так долго летели. И кто я теперь? Алиса из еще одного советского мультика «Тайна третьей планеты»?

— Ну и зачем ты меня сюда принес? — обратилась я к госриду. — Или правильней говорить принесла?

Я переводила взгляд с госрида на ее детей в гигантском гнезде и обратно. Агрессии они не проявляли, но в тоже время, судя по любопытным взглядам, чего-то от меня ждали. И тут из-за спин птенцов раздался странный хрип. Мамаша-госрид сразу забыла обо мне и кинулась на звук, туда же начали оборачиваться и птенцы. А поскольку любопытством у меня заведует самый жирный таракан, то я, само собой, полезла вместе со всеми. И тут же вспомнила все нехорошие слова, которые запрещали повторять в детском саду. Среди веток и перьев лежал еще один птенец со взъерошенными перьями, странно повернутой головой и мутными глазами. Крокодилья пасть была раскрыта и именно из нее вырывались хрипы.

У меня никогда не было домашних животных, у бабули тоже, но, когда у цыган-соседей собака подавилась костью, позвали именно мою бабку. Помню, она тогда попросила хозяина подержать пасть собаки, а сама прямо рукой доставала из собачьей глотки кость. И вот теперь стояла я перед несчастным птенцом и понимала — никто, кроме меня, ему не поможет. А пасть-то у птенчика не собачья, крокодилья. Я ему кость вытяну, а он челюсти-то и сомкнет. И прощай, моя любимая рука, а запасной у меня нет. Но и птенца жалко.

Недолго думая, я схватила за крыло ближайшего птенца и решила его как упор подложить. Ну, оно у него толще, чем моя рука, а как спасенный потом перед братиком оправдываться за «цап» будет — не моя проблема. Сунуть-то я сунула, да почему-то не вспомнилось мне в этот момент, для чего у римлян на пирах павлиньи перья в вазы ставили. Только я протянула руку к глотке, задохлик как-то странно задергался всем телом, а в следующую секунду я узнала, чем госриды птенцов выкармливают. И кость злополучная у меня как украшение аккурат в зоне декольте оказалась.

Задохлик сразу ожил, крылышками замахал, запрыгал, его братики-сестрички тоже не стали в стороне стоять. Даже мамаша как-то совсем по-куриному закудахтала, и только я стояла вся такая столбовая дворянка в украшениях из костей, кусков недопереваренного мяса и подозрительно пахнущей зеленой жижи. А у меня ни платка, ни салфетки, чтобы хоть лицо вытереть.

— Вижу, вы неплохо поладили, — со смешком раздался за моей спиной хриплый голос.

Я очень медленно, по-другому не давало мокрое слипшееся платье, повернулась.

— Кстати, ваша метла неплохой поисковик, — внимательно осматривая меня, но все еще улыбаясь, продолжил этот кур-р-р-р-атор.

— Моя метла, может, и неплохой поисковик, — прошипела я, пытаясь отодрать ладошки от ткани платья, — зато вы плохой преподаватель.

— Что? — замер в неверии от услышанного куратор.

— То! — гаркнула я. — Вы не обеспечили мне безопасность! А если бы я сорвалась? А если бы эта птица сожрала меня? Вы ведь не были точно уверены в ее намерениях. В конце концов, это дикое хищное существо, у которого на уме может быть все, что угодно. Как вам вообще пришло в голову толкать меня в спину?! А если бы я упала более неудачно? Или не удержалась в воздухе? У меня могло судорогой свести мышцы или закружиться голова. У меня и без того сегодня уже был стресс! Но вам этого словно мало, и вы додумались опять заставить меня летать. Да все ваши действия — это сплошной педагогический непрофессионализм! Как вам вообще студентов доверили?!

— Все сказала? — ледяным голосом процедил мужчина. Он был бледен и на этом фоне черный шрам, который не просто расширился, а уже начал перебираться на вторую половину лица, выглядел жутко устрашающим. — А теперь послушай меня. Ты неадекватная, взбалмошная девица! За свои действия как преподаватель я отчитываюсь не перед тобой, и не тебе судить, какой я специалист. Сначала научись контролировать свою дурацкую силу, а уж потом оценивай действия других. Потому что, когда в следующий раз тебе надумается разнести что-нибудь в пух и прах, именно этим другим исправлять последствия твоих выкрутасов. И именно этим другим придется делать все возможное, чтобы от твоих бездарных действий не пострадали люди. Так что заткнись и молча делай, что тебе говорят!

Я стояла, хватая ртом воздух.

— Ненавижу вас, — прошипела я. А куратор в этот момент резко дернулся, словно я физически залепила ему пощечину.

— Кто б сомневался, — зло усмехнулся он в ответ, когда смог выровняться. — На сегодня ваша отработка окончена.

Сказав последние слова, куратор подхватил метлу, которую я до этого даже не заметила, и, оседлав ее, взмыл в воздух.

— А я? — растерянно посмотрела я на Заразу, скромно топчущуюся в сторонке. — Как мне добираться обратно?

Я рвала и метала. Куратор не спешил возвращаться и извиняться за свое поведение, а я не знала, что мне делать дальше. Стоя на голом уступе скалы, где львиную долю места занимали госриды со своим гнездом, я понимала, что у меня два варианта: в срочном порядке и абсолютно самостоятельно научиться скалолазанию, а заодно определению нужного направления, приобрести навыки выживания в чужом мире с совершенно незнакомой мне флорой и фауной, либо снова лететь.

— Зараза, — позвала я свою метелочку.

Метла сделала вид, что меня не слышит и что горный пейзаж интересует ее гораздо больше, чем я, и уж точно больше чем то, чем я сейчас облита.

— Ты! — повернулась я к госриду, но птичка тоже решила сделать вид, что меня не существует. — Между прочим, все это, — я указала на стекающую с меня липкую жидкость, — твоего ребенка. Я ему жизнь спасла, а ты морду воротишь?

Госрид вздохнула, что-то кудахтнула и пошла ко мне.

Вот так постепенно и начинаешь привыкать к полетам. В третий раз я летела, можно сказать, даже с комфортом. Госрид держала меня очень аккуратно, практически самыми кончиками когтей. Я, конечно, понимала, что это не от большой любви ко мне, но по крайней мере, мне не приходилось со всей силы держаться за чужие лапы.

Видимо, я все же сделала что-то не так, потому что портал вынес нас в центральный холл академии. Как раз в тот момент, когда огромные часы, висящие над центральным входом, пробили два часа дня. Кажется, именно на это время мне была назначена отработка на кухне.

И снова я оказалась перед нелегким выбором: избавиться от ненавистной слизи и выворачивающего запаха и получить еще один штраф за несвоевременное выполнение указаний ректора или постараться избежать и того, и другого, но при этом в очередной раз прославиться на всю академию.

Когда это я боялась славы?

За мной тянулась дорожка зеленой слизи, а народ, попадающийся навстречу, шарахался в стороны, зажимая ладошками рты и носы. Что тут скажешь? Слабенькие в этом мире маги, совсем слабенькие. Интересно, чтобы они делали, зайдя в нашу общагу, скажем так, рано утром двадцать шестого января? Как раз после празднования дня студента. По сравнению с тем, какие благоухания разносятся по общежитию по утрам, следующими за большими праздниками, мой теперешний запах — легкое дуновение морского бриза.

Среди встреченных мной оказался и Ланделин. Бедный парень хотел было подойти ко мне, но физиологические реакции организма пересилили его желание, и он бросился прочь вместе с остальными.